«дурачком мой вова не будет, он же у меня институт окончил! »
По стечению обстоятельств, день рождения Владимир Абраменко отмечает 3 декабря во Всемирный день инвалидов. А семь лет назад, 15 декабря, после обморожения он остался без рук, ног и носа. Но, похоже, что в этом обезображенном внешне человеке его жена по-прежнему видит своего любимого Вову, который всему в доме голова. Супруги прожили вместе почти 30 лет, считают себя счастливыми и надеются дожить до золотой свадьбы. «Просила хоть зарплату мужа выплатить, но меня осадили: мол, ему все равно уже ничем не поможешь… » «Вовка, ты? А я думал, что тебя тогда в шахте убило, — удивленно воскликнул знакомый, увидев Владимира Абраменко после того, как на шахте погиб его однофамилец. — Ну, теперь долго жить будешь!» — Когда однофамильца мужа (тоже проходчика) засыпало при выбросе угля, меня в шахтном медпункте еле откачали, — вспоминает Валентина Михайловна, жена Владимира Абраменко. — На поверхность шахтному диспетчеру передали только фамилию — «Абраменко», и лишь через час все выяснилось… Это было за три года до несчастья с самим Володей… За 26 лет в шахте, 15 из которых Владимир трудился в проходке, где опаснее всего, с выпускником горного факультета Донецкого политехнического института (ныне Национальный технический университет) случалось всякое. — Как-то мне нужно было обрушить массу «застрявшего» угля в очистной забой, — рассказывает Владимир Абраменко. — Неожиданно черная лавина пошла на меня! Я залез под «костер» (конусообразное крепление из досок), и — чудо: многотонный водопад угля разделился на два потока, пошуршал минут двадцать, а затем плавно обогнул мое убежище! А однажды кусок породы ударил Владимира по спине так, что буквально разрубил кожу! Но шахта щадила Владимира — всегда отпускала его живым. Несчастье подкралось, откуда его не ждали: морозным зимним вечером Владимир поскользнулся на безлюдной улице и упал, сильно ударившись головой. Потерял сознание, а когда очнулся, почувствовал, что руки и ноги едва его слушаются и нестерпимо болят. Морозы в декабре 1997 года доходили до 30-40 градусов. Абраменко не помнит, сколько времени пролежал на обледенелой земле. Он пытался идти, потом полз по направлению к дому, пока по пути ему не встретился знакомый, который на машине доставил горняка в больницу. Хорошо, что Владимир еще мог говорить и сообщил телефон своей кумы, ведь в нефинансируемых тогда медучреждениях не было ничего для операции, лечение должны были обеспечить родственники. — Времена были тяжелые, — вспоминает Валентина. — отдел, где я работала, развалился, и я уволилась, не дождавшись расчета. На шахте Володе зарплату тоже задерживали. И до сих пор еще ему 700 гривен должны! Когда я стала просить, чтобы хоть зарплату его отдали, меня осадили: мол, Володе ничем уже не поможешь, лучше в шахтном цехе гроб сразу заказать. Да и травма не производственная, а бытовая, так что подождет с выплатами… Только товарищи по работе сдали для Вовы кровь. Чтобы спасти мужа, Валентина продала из дому все, что только можно было. 12 ампутаций(!) и одну реампутацию перенес бывший горловский проходчик после полученного обморожения. Остался без рук, ног и носа. Врачи честно признались его жене, что не знают, почему он… еще жив, они-то изначально на сей счет никаких иллюзий не питали.
«Каким бы он ни был, он мой муж»
«Володя, как же я без тебя наших детей поднимать буду? Кто мне поможет, кто им совет даст? Не оставляй меня, я же без тебя не выживу!» — умоляла Валентина Абраменко, находясь рядом с изрезанным вдоль и поперек мужем. — Я никогда раньше с послеоперационным уходом за больными, лежащими без сознания, не сталкивалась, — рассказывает Валентина, — не знала, что делать. Спасибо, доктор объяснил, что я должна следить за тем, чтобы муж «раздышал» легкие, и бороться с пролежнями. Врач велел мне разговаривать с Володей, убеждал меня, что он слышит, пытается ответить и таким образом дышит. Так и оказалось. А вот с пролежнями было сложнее. — 21 день я не приходил в сознание и все это время не мог видеть моих посетителей, но прекрасно слышал, что они мне говорили, и даже старался им отвечать: говорят, что я мычал в ответ, — вспоминает Владимир Алексеевич, которому, по его словам, эти «беседы», особенно с женой, спасли жизнь! Перевязку медсестра делала Владимиру целый час, еще полчаса удаляла гной в образовавшемся на спине пролежне. Валентине неоднократно предлагали уйти домой, чтобы не видеть, как муж тихо уйдет в мир иной. И вообще зря не переводить деньги на безнадежного пациента. «Вы его оставьте, мы сдадим его в дом инвалидов, ведь если он даже выживет, то это ненадолго, и в своем уме уже не будет. Смотрите, сколько операций и перевязок перенес — и ни единого стона. Это же ненормально!» — убеждали Валентину врачи. — А я им отвечала: как же он будет стонать, когда я рядом? — говорит Валентина. — Ведь я гораздо слабее, чем он, и могу не пережить его мучений. А дурачком мой Вова не будет, он же у меня институт окончил! Владимир пришел в себя. И когда впервые услышал крик, доносившийся из перевязочной, спросил медсестру: «Что этому парню там делают?» — «Палец надрезанный бинтуют», — ответила та. «Пусть зайдет сюда, когда меня перевязывать будут», — предложил Владимир, который был спеленут бинтами, как египетская мумия. — Так вы его не оставляете? — в последний раз спросили Валентину медработники, когда, укутав мужа в его же рубашку, ставшую ему великоватой, она вместе со старшим сыном собралась выносить Владимира к машине, чтобы увезти домой. — Каким бы он ни был, он мой муж, — твердо заявила женщина.
«Месяцы, проведенные вместе в больнице, нас еще больше сблизили»
Три с половиной месяца, проведенные в больнице, по словам Валентины, не самое тяжкое испытание. Она переживает по другому поводу: идя по рынку, до сих пор слышит недобрый шепоток за спиной: «А, это та, которая мужа сдала в дом инвалидов». Но, когда приезжают сыновья и выносят отца на прогулку, злым сплетникам остается только удивляться: «Так он дома? А мы-то думали… » — Они не понимают, что месяцы, проведенные вместе в больничной палате, нас еще больше сблизили, — говорит Владимир. — Мы стали терпимее друг к другу, спланировали, как будем жить дальше. — Да ведь мне и поговорить-то было не с кем, кроме Вовы, — объясняет Валентина. — Один сын в армию пошел, я его еле в отпуск вытребовала, когда муж попал в больницу. Второй тогда первую сессию в институте сдавал. Повидались дети с отцом — и я их срочно назад отправила… А планирует все у нас теперь Вова. Я, так сказать, только исполнитель. Старший сын Абраменко окончил институт заочно, самостоятельно зарабатывал себе на кусок хлеба. А Валентине пришлось многому научиться. Когда муж был здоров и сыновья еще не разлетелись из родительского гнезда, она не знала, каким концом нужно лепить на стену обои. Но недавний ремонт делала уже своими руками под чутким руководством супруга. На Валентину полностью легли и хлопоты по даче, без которой этой семье не обойтись. Ведь пенсии Владимира только после недавнего перерасчета стало хоть немного хватать на жизнь, а Валя по уходу за инвалидом первой группы по-прежнему получает шесть гривен. Только сейчас супруги начали рассчитываться с накопившимися коммунальными долгами. И наконец-то у них появился телефонный аппарат с громкой связью, который позволяет Владимиру самостоятельно общаться с внешним миром. — Для меня самое лучшее время, когда к нам приходят гости, — говорит Владимир. — А гостей мы собираем на праздники много. Мой день рождения три дня праздновали — все гости сразу не вместились. Я своего внешнего вида не стесняюсь, и все мои уже привыкли. Правда, кум при первом визите к Абраменко двухлетнюю внучку брать с собой не хотел: боялся, что ребенок безносого дяденьки испугается. Но малышка оказалась мудрее взрослых. Девчушка как залезла к деду Вове на диван, так и не слезала, а вечером, обняв дедушку Вову, заявила, что останется спать рядышком с ним. Все время, свободное от общения с женой и планирования домашних дел, Владимир наблюдает по телевизору за спортивными баталиями, особенно за футбольными, читает газеты, разгадывает кроссворды. — Научился держать ручку зубами, как шахтер Титов, которому после шахтной травмы руки ампутировали, — говорит Владимир. — Я его книгу читал. А за кроссворды мне даже приз из журнала прислали — 100 гривен. Теперь, правда, я только с женой кроссворды разгадываю — подсказываю ей. Самому уже не так интересно: часто слова повторяются. А вот футбол мы вместе с Ромочкой смотрим, он мой собеседник, когда Вали нет дома, — кивает Владимир на сидящего у него на плече голубого попугайчика, спрашивая его: «Как дела?» — «Нормально!» — отвечает птичка. «Отлично, — поправляет хозяин своего воспитанника. — Главное, не ныть, если уж выжил. Вон Маресьев какую еще долгую и интересную жизнь прожил без ног, чем я хуже? Я все время в реанимации об этом летчике вспоминал… Нам бы еще в лотерею выиграть… — Мы уже распределили, как миллион потратим, — смеется Валентина. Она все время покупает лотерейные билеты. — Попутешествуете, хорошее инвалидное кресло мужу купите? — В круиз не поедем, это решено, — серьезно отвечает моя собеседница и объясняет, как бы они распорядились выигрышем. — Протезы приобретем, не косметические, а настоящие, функциональные, чтобы Вова есть самостоятельно мог. Пластическую операцию на лице мужу сделать тоже не помешало бы, а вот инвалидная коляска не нужна — мы и этой-то почти не пользуемся. На первый этаж квартиру поменять не удалось, а с третьего и Володю, и коляску поди снеси! Ну, в общем, планов много, — смеются супруги Абраменко. — А я и без коляски куда хочешь заберусь, — хвастается Владимир и перескакивает с дивана на кресло. — Зарядку делаю. Если даже не выиграем, горевать не станем, главное, что мы есть друг у друга. Проживем! Жемчужную свадьбу (30 лет совместной жизни) супруги Абраменко отметят в августе будущего года — перед Днем шахтера. Счастливая пара не забывала о своей годовщине даже в те времена, когда приходилось думать не о гостях, а только о том, как добыть деньги на лекарства.
284Читайте нас у Facebook
