«уходя на работу, прощайся семьей навсегда, а встречайся, будто не виделись тысячу лет», -- с горечью говорят шахтеры
Четверых горняков хоронили в селах Днепропетровской области и Стаханове Луганской области, двоих, местных жителей, -- в Першотравенске. Проводить их в последний путь пришел весь город. Траурная процессия, шествующая по улице Чайковского к кладбищу, растянулась на два километра, плачущие люди стояли и на балконах домов, бросая вниз цветы…
«У ребят, которые попали в самый эпицентр взрыва, не было практически никаких шансов спастись»
В день похорон оставшиеся в живых шахтеры полным составом, невзирая на категорические запреты врачей, которые опасались за здоровье пострадавших в аварии горняков, покинули помещение Першотравенской городской больницы, чтобы отдать дань уважения погибшим.
-- Мы предупреждали их, что участие в траурном митинге может ухудшить их состояние и закончиться нервным срывом, -- рассказал «ФАКТАМ» заведующий терапевтическим отделением Першотравенской городской больницы Сергей Ковалев. -- Но, сами понимаете, удержать их не смогли. Прокапали всем успокоительные препараты, чтобы по возможности смягчить последствия стресса. Во время траурной процессии дежурили кареты «скорой помощи» -- она могла понадобиться в любой момент и нашим больным, и родственникам погибших, и кому-либо из пришедших на похороны.
Шахтеров я застала в больнице только вечером, когда они вернулись после печальной церемонии. Несмотря на мрачное настроение и нежелание переживать еще раз страшные минуты трагедии, они все-таки согласились пообщаться с корреспондентом «ФАКТОВ».
-- Я стоял на распределительном пункте и разговаривал с механиком, -- вспоминает Петр Гайнутдинов, слесарь участка N 4. -- Вдруг увидел вспышку, меня что-то ударило в грудь -- я упал. Очнулся буквально через пять минут. Стал подниматься. Вижу: лампочка еле светит вверху. Сначала подумал, что взорвался компенсатор на маслостанции -- мы как раз занимались его ремонтом. Выключаю маслостанцию, и в это время раздается крик: бегут из-под лавы Валентин Завальнюк, Саня Салов и Сергей Тараненко. Потом появились еще двое, но тех я не видел, потому что стояла страшная пыль. Они начали кричать, что произошел взрыв.
Где взорвалось, никто не мог понять. Часть взрывной волны пошла в лаву, где были люди, часть -- в нашу сторону, но железная головка конвейера задержала эту волну. Если бы этой головки не было, мы бы пострадали не меньше, чем те ребята, получившие такие ужасные травмы и ожоги… В это время помощник начальника участка Геннадий Фоменко крикнул: «Будем вытаскивать тех, кто остался!»
Первым, взяв два самоспасателя, пошел на помощь ребятам Толик Деменчук. Я стал включаться в самоспасатель -- мешок надулся, а прищепки на нос нет. Попытался найти прищепку, а тут и мешок перестал надуваться. Поискал другой самоспасатель, потом махнул рукой и побежал без него. Ребята, а мы вытащили троих -- Майоренко, Абальмасова и Скрипника, были сильно обожжены, но слава Богу, живы. Тут появились наши хлопцы из горноспастельной команды и полезли искать остальных. Нашли Юру Комаревского и Володю Ромаха -- наших слесарей-электриков. Попытались им сделать искусственное дыхание, но безрезультатно…
-- Юра Скрипник, которого вытащили первым, был еще жив, -- говорит машинист горновыемочных машин Андрей Кобзарь. -- Но в очень тяжелом состоянии. Я начал ему что-то говорить, чтобы он как-то реагировал. Юра -- мой знакомый. Мы договаривались на следующий день встретиться: в кафе посидеть, в нарды поиграть. Я ему: «Держись, пацан, мы с тобой еще столько дел сделаем!» Но он только стонал -- у него была раздроблена челюсть, весь побитый, обгорел.
Когда пришла медсестра -- часа через два, Юре стало уже совсем плохо. Медсестра начала делать ему искусственное дыхание, массаж сердца. Поздно…
Юра умер прямо на моих руках, но тогда я был как в бреду -- ничего не осознавал. И лишь на похоронах, когда увидел родных, которые плакали, Юру, ужасно обожженного -- а ведь он был такой красивый парень! -- понял, что произошло. Но и я, и другие ребята, которые работали на той смене, можем сказать: мы сделали все от нас зависящее в тот момент. Наша совесть чиста перед людьми, перед друзьями, перед родителями погибших ребят, и смотреть им в глаза нам не стыдно.
-- При дневном свете, когда мы подняли обгоревших ребят на поверхность, на них невозможно было смотреть без содрогания, -- продолжает Петр Гайнутдинов. -- Мы испытали настоящий шок. Теперь в жизни не поверю американским боевикам, где человек бежит от огня и, как заяц, отпрыгивает от него. Это невозможно! На самом деле, когда происходит взрыв и несется огонь, человек не успевает ничего предпринять. Какая-то доля секунды -- и он уже лежит. Тем более, если это случается в закрытом пространстве. У ребят, которые попали в самый эпицентр взрыва, не было практически никаких шансов спастись.
«В самоспасателях отсутствовали некоторые детали, что делало их абсолютно бесполезными в критической ситуации»
-- Я находился на первом скрипковом конвейере, когда произошел взрыв, -- вспоминает электрослесарь Владимир Сябро. -- Откуда-то снизу, через лаву пошла струя газа, дыма, копоти. Чтобы уйти от нее, люди бросились из лавы и соседних участков вниз -- на свежую струю. Никто ничего не мог сообразить, телефонная связь была повреждена, какая-либо информация о случившемся отсутствовала. Ребята стали включать самоспасатели. Слышу, один говорит: «У меня не работает», второй: «У меня не запускается… »
Из лавы на сборный штрек выскочил Владимир Иванович Слета, он был в смене вместе с сыном. Пять секунд подождал -- его Димы нет. Включился в спасатель и вернулся за сыном обратно в лаву. Тут из лавы выскочил Дима Шаболтас: «Там двое Слетиков лежат!». Ребята начали включаться в самоспасатели и полезли доставать пострадавших. Когда я к ним подполз, младший Слета лежал лицом вниз вдоль лавы, отец возле него на спине -- поперек. Рядом с ними -- вскрытые спасатели. Почему они ими не воспользовались, не знаю. У Владимира Ивановича глаза были открыты. Он хрипел. Я схватил его спасатель, стал запускать: сделал несколько вдохов, чтобы началась реакция на выделение кислорода, но мешок не раздувался. Значит, либо не работал, либо был пробит.
Я взял свою трубку от спасателя и вложил ему в рот. Но Владимир Иванович был без сознания -- трубку удержать не мог. Оставалось только, не теряя времени, подтягивать обоих к штреку. Когда мы с ребятами, которые тащили отца и сына, были уже в конце пути, я потерял сознание от угарного газа. У меня перестал работать мой спасатель -- возможно, выработал уже свой ресурс. Ребята и меня вытащили.
Владимира Ивановича и Диму стали откачивать: делали им искусственное дыхание, непрямой массаж сердца. Младший Слета минут через десять стал приходить в себя, а вот его отец… Его зрачки уже не реагировали на свет, он начал холодеть. Мы до последнего момента боролись за его жизнь. Но когда стало ясно, что Владимир Иванович мертв, приняли решение выбираться на поверхность. У нас расписан план чрезвычайных ситуаций по авариям. По одному из вариантов надо было подниматься 600 метров в кромешной темноте наверх. Это нереально, да и струя отравленного воздуха нас могла догнать. Выбрали иной вариант -- выбираться через другую лаву -- и, к счастью, не ошиблись. Он оказался наиболее безопасным.
Перед тем как двигаться по выбранному пути, ребята побежали на ту лаву, позвонили с бортового другому диспетчеру, чтобы не включали реверс. Все-таки трагедия, случившаяся в Донецке, нас кое-чему научила. Мы вышли к канатной дороге и встретили горноспасателей. Они бежали нам навстречу…
По свидетельствам беседовавших со мной горняков, самоспасатели, которыми они пытались воспользоваться, оказались никуда не годными, что усугубляло и без того незавидное положение шахтеров, оказавшихся на аварийных участках.
-- Я далек от мысли, что вся партия самоспасателей была бракованной, -- добавил Владимир Сябро. -- Тем не менее в спасателях отсутствовали некоторые необходимые детали, что делало их абсолютно бесполезными в критической ситуации. А ведь это не мелочи -- это человеческие жизни! Я думаю, что нужно ввести за правило на каждой из крышек изнутри ставить номер и фамилию комплектовщика, который собирал спасатель. Может, тогда это безобразие прекратится.
«Он был для меня самым дорогим человеком на земле. И я не знаю, как жить дальше»
По словам Анатолия Симоненко, начмеда Першотравенской городской больницы, то, что они не потеряли ни одного из четверых наиболее тяжело пострадавших, которые получили сильные ожоги 3--4 степени (а всего пострадало 18 человек), -- результат коллективных усилий медиков и руководства шахты, в полной мере обеспечившего раненых всеми необходимыми медикаментами.
На месте происшествия работали бригады врачей-специалистов из области. В Першотравенск по распоряжению Минтопэнерго из Донецкого ожогового центра прибыли бригады реаниматологов и комбустиологов. Двоих горняков с тяжелыми ожогами увезли в Донецк в день аварии, еще двоих -- на следующий день. В Днепропетровской больнице имени Мечникова лечатся двое с ожогами лица и дыхательных путей. Остальные десять человек, в основном с диагнозом «отравление угарным газом», -- в Першотравенской больнице. На сегодняшний день их состояние оценивается как удовлетворительное. Все пострадавшие горняки после лечения собираются вернуться в шахту -- другой работы для мужчин в маленьком Першотравенске попросту нет.
-- И хотя шахты в Першотравенске считаются относительно безопасными -- не в пример донецким, шахтеры говорят: уходя на работу, прощайся с семьей навсегда, а встречайся, будто не виделись тысячу лет, -- с горечью говорит Дима Полховский, друг погибшего Юрия Скрипника. -- Судьба этой семьи страшная. Мама Юры, тетя Валя, сначала похоронила мужа-шахтера. Потом старший сын умер в шахте от сердечного приступа. Вскоре покалечился в одной из аварий на шахте Юра. Причем сам был травмирован, а сдавал кровь для других шахтеров, тоже пострадавших в этой аварии! Мать продала дом и дачу, чтобы поднять сына на ноги, полтора года его лечила. Юра вернулся на шахту, но в этот раз судьба его не пощадила… И Юра, и его брат Виктор умерли в одном возрасте -- в 29 лет. У Юры осталось трое детей. Младшей дочке, Алинке, рождению которой он так радовался, всего восемь месяцев.
-- Он был для меня всем, -- не скрывает слез Ирина, жена Юрия. -- Стеной, защитой, самым дорогим человеком на земле. Юрочки больше нет, и я не знаю, как теперь жить дальше…
Для желающих оказать помощь семьям погибших в Першотравенске открыт благотворительный счет: расчетный счет 26007030270201, АППБ «Аваль», МФО 306726, код ОКПО 00178407, получатель: шахта «Юбилейная» ГХК «Павлоградуголь». Назначение -- благотворительная помощь семьям погибших шахтеров
671Читайте нас у Facebook
