Семья мелитопольского пожарного александра каленюка, имея своих шестерых детей, приняла на воспитание еще 11 сирот
Три года назад 36-летний начальник отделения городской пожарной части Мелитополя Александр Каленюк был признан лауреатом акции «За спасение», проводимой газетой «Всеукраинские ведомости», в которой тогда работали почти все журналисты нынешних «ФАКТОВ», -- за то, что полтора суток подряд, без сна и отдыха, разгребал завалы рухнувшей из-за взрыва газа жилой девятиэтажки. Тогда Александру и его товарищам удалось вытащить из-под обломков 15 живых людей.
В этот раз целью моей командировки в Мелитополь было желание поближе познакомиться с семьей нашего давнего знакомого. А семья у него, прямо скажем, не маленькая -- семнадцать детей от пяти до восемнадцати.
«Перед свадьбой цыганка нагадала нам с мужем много детей»
Дверь открыла мама -- Валентина Каленюк. Небольшого роста, стройная, с лучистыми глазами и нежной улыбкой. Ей всего 36. Приветливо улыбаясь, она повела меня на экскурсию по квартире. Комнаты радовали глаз чистотой и порядком. Спаленки на двоих-троих. Мини-спортзал. Куклы, игрушки, машинки В прихожей заманчиво поблескивал боками круглый аквариум, до середины наполненный конфетами-карамельками. В столовой к приходу младшеклассников из школы уже был накрыт стол. Уют, покой.
И вдруг после заливистого звонка в дверь тишину нарушила возникшая на пороге ватага сорванцов. Наперебой они стали кричать: «Мама, я сегодня пятерку по математике получил!»»Мама, а я четверку по физкультуре!» «Мама, а меня не спрашивали!» Похоже, они просто смакуют это теплое слово
Спрятавшись от малышни в гостиной, мы сели поговорить.
-- Перед свадьбой цыганка нагадала нам с мужем много детей. Мы были не против: в моей семье было шестеро, Саша воспитывался у тетки, где тоже росло шестеро братьев и сестер. Как видите, предсказание сбылось, и еще как!
Мне было 18, когда родился старший сын Виталик. Не прошло и года, как появился Саша. Виталик до сих пор шутя называет его «мой подарочек». Следом еще сынишка, Димка. А мне очень хотелось дочку. В 1988 году родилась Наташенька, очень слабенькая -- послечернобыльская. Четыре месяца девочка пролежала в реанимации, врачи едва выходили ее. В тот же год я потеряла маму. И стало понятно, что после мамы самый близкий мне человек -- сестра. Значит, нужно для Наташи родить сестренку. Но вместо дочки опять получился сын -- Павлик. Поэтому в 1991 году, когда у нас было четверо сыновей и дочь, созрело решение взять девочку из детдома. И лучше -- не одну. Тогда в области начали создаваться семейные детские дома, и наша семья решила стать одним из них.
-- Чья же это была идея?
-- Моего замечательного мужа. Он предложил, а я поддержала без колебаний. Нас долго отговаривали, ссылаясь на нашу молодость -- мне было 28, а Саше 31. Пугали проблемами со здоровьем -- муж был ликвидатором аварии на Чернобыльской АЭС. Но в конце концов все препоны остались позади, и мы поехали в запорожский Дом ребенка за детьми. Сначала нам дали Анрейку, он был очень больной. Головка все время запрокидывалась назад, малыш едва держался на ногах.
-- Вы же хотели девочку?
-- Да, но первым к нам вывели мальчика. Посмотрев на него, я не смогла отказаться. Потом дали двух девочек.
-- Интересно, как отнеслись ваши собственные дети к тому, что в доме стали появляться другие малыши?
-- Старшим я объяснила, что новые детки -- это их родные братики и сестрички. Они, мол, лежали долго в больнице, а теперь вернулись. И дети нам поверили. Позже, когда мы опять привезли малышей, Виталик удивленно спросил: «Эти что, тоже наши? Мама, а сколько же их у нас еще?»
Мои старшие стали незаменимыми помощниками. Научились пеленать, кормить из бутылочки. На прогулку мы, на удивление соседям, выходили вереницей с шестью колясками. А через пять лет судьба подарила мне еще одну дочку, которую назвали Валечкой.
«Лена, которую родная мать за 200 граммов самогонки отдала на поругание собутыльникам, все время боялась, что я сбегу»
Из мелитопольского детского приемника-распределителя к Каленюкам стали приводить детишек с тяжелыми, исковерканными судьбами. Маленьких старичков, успевших повидать всякого за свои пять или семь лет.
Коля (имена всех детей изменены, поскольку факты достоверны, а Мелитополь -- город маленький) в свои пять лет был кормильцем семьи, состоящей из матери-алкоголички и младшей сестренки. Побирался на базаре, шарил в поисках съестного по мусорникам. До сих пор, пробегая мимо помойки, он по привычке заглядывает в бак с отходами.
Восьмилетнюю Олю и шестилетнего Никиту родители выгнали из дома со словами: «Теперь вы уже взрослые, добывайте себе хлеб сами». Дом родители продали и исчезли в неизвестном направлении. Дети, пока не попали в приют, ночевали в холодных подъездах, перебивались кое-как.
У Ани, жившей в далеком Якутске, отец в пылу ссоры зарубил топором мать. Бабушка привезла внучку в Украину и здесь от нее отказалась: не смогла содержать на нищенскую пенсию. Ленина мать, психически нездоровая женщина, отдала двухлетнюю дочку за 200 граммов самогона на поругание собутыльникам. Поэтому девочка долгое время панически боялась мужчин.
-- Она заплакала, когда муж попытался взять ее на руки, -- вспоминает Валентина. -- Бегала от него по квартире, боялась старших мальчиков. Уже потом мы узнали ее историю. Ходила по квартире, держась за мою юбку. Даже в туалет ломилась с криками: «У тебя там вторая дверь, ты убежишь». Однажды вечером малышка проснулась, когда меня не было дома -- мы с мужем ушли клеить обои к соседу. У девочки случился сильнейший нервный приступ, пошла носом кровь, пришлось вызывать «скорую». С тех пор несколько месяцев я не могла оставить ее одну.
Мама Валя убеждена, что не стоит расспрашивать ребятишек об их прошлой жизни, лезть к ним в душу. Захотят -- сами расскажут. Так и происходит: вечерами на кухне, когда квартира засыпает, ей приходится превращаться в хранительницу самых сокровенных тайн.
-- На днях подошла Оля: «Мама, а ведь я у тебя уже была когда-то. Мы позвонили в дверь и попросили милостыньку. А ты нам вынесла хлебчик, сосиску и помидор. С тех пор мы всегда хотели у тебя жить».
Приходящие к нам дети поначалу ведут себя, как запуганные зверьки. За обедом, бывало, кладу котлеты. Только отвернусь -- нет. Положу еще -- опять исчезают в мгновение ока. Стала наблюдать: оказывается, ребятишки прятали их между коленок, чтобы не отняли, и оттуда потихонечку отщипывали. Игрушки растаскивали по подушкам, зарывали между наволочками.
Возлагая на себя ответственность за детей, Каленюки принимали еще и груз заботы об их родственниках. Вот, например, как получилось с Катей и ее маленьким братом. Их мать лишили родительских прав, у отца была другая семья. У детей оставалась только тяжелобольная бабушка, которая не могла за ними ухаживать. Бабушка умирала в больнице, и Катя с мамой Валей ежедневно ее навещали.
-- Когда она скончалась, врач сказал, что старушку похоронят как безродную. Я тогда не знала, что это такое. Стала спрашивать, к которому часу подвезти детей к похоронам. Врач отвел меня в сторонку: «Вы понимаете, что хоронить тело будут в простыне, в общей могиле, потом заровняют бульдозером?» Для меня это было шоком. Забрали мы бабушку из морга, похоронили по-человечески, сделали поминки. Теперь Катюша, став уже взрослой, может прийти к бабушке на кладбище.
«У Алены, вскапывающей грядку, чуть не загорелся бант из-за брошенного сверху окурка»
Уверена, что многие читатели скажут: все это трогательно, но на какие средства родители умудряются кормить и одевать такое количество ребятни? Поэтому одним из первых я задала главе семейства Каленюков вопрос о доходах.
Картина вырисовалась такая. Их семья из 19 человек имеет около 1700 гривен в месяц. 200 гривен папа получает в пожарной части -- правда, там уже четыре месяца зарплаты не давали, а «чернобыльских» уж год как не видать. Еще 200 мама получает как воспитатель. По 120 гривен на каждого ребенка-сироту выделяет государство. Две стипендии по 7 гривен и разовые заработки старших сыновей грузчиками на рынке можно не считать. Следовательно, если поделить на всех, получается по 90 гривен на человека.
-- Для семейного детского дома город выделил две трехкомнатных и двухкомнатную квартиры на одной лестничной площадке в новом доме, -- вспоминает Александр. -- На первоначальное обустройство -- ремонт, мебель, одежду -- государство давало по тысяче рублей на ребенка. Это было в 1991 году, когда инфляция съедала зарплату раньше, чем ее успевали донести до дома. Дали нам пять тысяч. Хватило только на кровати, два шкафа и детский манеж. К тому же, чтобы приобрести все это, жене приходилось каждый день бегать в четыре утра к мебельному магазину -- отмечаться в очереди.
-- Мы поняли, что нужно крутиться самим, -- это уже жена присоединяется к воспоминаниям. -- Наш папа стал ездить в Одессу на рынок -- за обоями. Там можно было купить раза в три дешевле, а тут продать. Бывало, за одну неделю он успевал два раза смотаться. Сутки отдежурит в части, туда-сюда, и снова на дежурство. Из каждой партии мы оставляли себе по несколько рулонов, делали ремонт в квартире -- постепенно, комната за комнатой. Лоджии превратили в пристройки -- спортзал, сушильную. Все, что у нас есть, -- две мебельные стенки, телевизор, ковры на полу, куплено на «обойные» деньги.
В пустынном дворе новостройки Каленюки посадили березки, поставили горки и качели, «добытые» из закрывающихся детских садов, сделали свой садик с виноградом и помидорами.
-- Иногда я не могу понять отношения к нам окружающих. В наш огородик с верхних этажей все время летят бутылки, мусор. Однажды у Алены, вскапывающей грядку, чуть не загорелся бант из-за брошенного сверху окурка. Почему вместо того, чтобы делать огороды возле дома и себе, людям нравится портить наше?!
В день на честное семейство варится шестилитровая кастрюля борща. За завтраком враз исчезает девятнадцать яичниц, за обедом -- столько же котлет. А вареники лепятся по воскресеньям сотнями!
За капустой и свеклой мама Валя едет на рынок с тачкой. За картошкой приходится колесить по селам на развалюшке-микроавтобусе, подаренном областным управлением МВД. Муку, вермишель, сахар Каленюки покупают на оптовой базе мешками, конфеты -- ящиками. У себя на лоджии оборудовали что-то вроде киоска, где прохожие могут купить шоколад, газированную воду, жевательные резинки.
-- Допустим, мы на базе покупаем ящик мороженого. В нем 60 штук. Двадцать съедаем, остальное продаем по розничной цене. Выходит, наши дети полакомились мороженым как бы бесплатно.
Из семейного бюджета Валентина ухитряется выкраивать крохи для поездок в Одессу. На дешевом оптовом рынке она закупает детскую одежду и обувь всех размеров, школьные принадлежности, бумагу, ручки, карандаши.
«Хотела бы родить еще сынишку »
Валентина встает в половине шестого утра. Завтрак, приготовление обеда, стирка. Поход на рынок. Обед, проверка уроков. Ужин К постели удается добраться к половине первого ночи.
-- Скажите, вам удается когда-нибудь побыть вдвоем?
-- Почти каждый день, часов в десять вечера, -- отвечает Александр, -- мы с женой выходим на вечернюю прогулку -- до кинотеатра и обратно. Полчаса. С собой не берем никого
М-да. Мне пора уходить. На прощание спрашиваю у супругов о заветной мечте, если таковая имеется.
Александр мечтает конкретно: о новом микроавтобусе. А Валя Она ненадолго задумывается:
-- Хорошо бы на недельку к морю. Не готовить, не стирать. А еще Знаете, я так люблю своего мужа, что хотела бы родить еще сынишку, которого назвала бы Колей. Он бы вырос и стал Николаем Александровичем. А его сын, в свою очередь, звался бы совсем как дедушка -- Александр Николаевич. Правда, хорошо? Если только папа не против восемнадцатого
«Facty i kommentarii «. 22 октября 1999. Человек и общество
1009
Читайте нас в Facebook