«У внучки появились сильные боли в животе, и ее пришлось оперировать. Врачи извлекли из брюшной полости… две марлевые салфетки с почерневшими нитками»
Сразу после рождения Ане Сурковой из села Кривая Балка Одесской области сделали несколько сложнейших операций на кишечнике. Кроме того, у ребенка была врожденная деформация позвоночника, который тоже пришлось исправлять хирургическим путем. До пяти месяцев кроху убаюкивали на подушке, чтобы лишний раз не причинить боль. Анина мама не выдержала таких испытаний, бросила девочку, когда ей не исполнилось и года. Женщину лишили родительских прав. Со временем у Аниного отца появилась новая семья. Он часто навещает дочурку, но воспитывает Аню бабушка — Любовь Алексеевна.
«ФАКТЫ» писали об Ане два года назад. Казалось, у девочки уже все хорошо. И вдруг в редакцию позвонила Анина бабушка: внучке в Одессе сделали седьмую операцию, во время которой хирурги извлекли две марлевые салфетки из брюшной полости. Женщина с волнением рассказала о случившемся несчастье.
— В июне у внучки резко заболел живот, я подумала, может, она съела что-то и отравилась, — рассказывает Любовь Алексеевна, бабушка Ани. — Активированный уголь и клизма не помогли. Я забеспокоилась, повезла Аню в районную больницу. Один из врачей сказал: «Это не отравление. Девочка в тяжелом состоянии, без операции не обойтись. Срочно везите в Одессу!» До города мы добирались на такси, за это время внучка несколько раз теряла сознание. Я боялась, что могу ее не довезти. Уже на месте врачи провели анализы и направили Аню в операционную. Когда спустя время вышел хирург, я подбежала и спросила дрожащим голосом: «Доктор, что там было? Спайки?» Он покачал головой и вздохнул: «Кроме спаечного процесса, мы обнаружили в брюшине инородное тело — две забытые марлевые салфетки с уже почерневшими нитками». Я не поверила, говорю: «Доктор, вы, наверное, шутите!» А он в ответ: «Мне не до шуток. Еще пару часов, и мы бы ничего не смогли сделать — ребенок просто бы погиб!»
«Главврач сказал: «Иногда зажим отщелкивается, и хирург может не заметить предмет, оставшийся внутри»
Любовь Алексеевна настояла на том, чтобы одесские хирурги написали о своей находке в выписке из истории болезни.
— Некоторое время я не могла поверить в случившееся, казалось, что все это происходит не с нами, — вздыхает Любовь Алексеевна. — Врачи отрицали, что к операции привела ошибка их коллег. Но именно в этой больнице три года назад моей внучке закрывали стому в брюшной полости. Хирург, проводивший тогда вмешательство, спустя год погиб в автокатастрофе. Поэтому сейчас что-либо доказать и найти виновных практически невозможно. В прошлом году киевские врачи Ане тоже делали две операции — на позвоночнике и пластику ануса. Но кусочки марли были обнаружены в брюшной полости. Уже в своем кабинете главврач одесской больницы мне объяснил: «Иногда зажим отщелкивается, и хирург может не заметить, что салфетка осталась внутри». Я возразила: «Для этого присутствуют медсестры, которые должны следить, сколько салфеток осталось после операции». Но меня и слушать не стали, даже не извинился никто. Пусть это останется на их совести. К счастью, внучку спасли.
— Пересчитывать инструменты до и после операции и проверять их комплектность входит в обязанность операционной сестры, — поясняет заведующий первым хирургическим отделением киевской городской клинической больницы № 15 хирург высшей категории Виталий Яцентюк. — Чаще всего врачи случайно оставляют пинцеты, зажимы, скальпели, марлевые тампоны и салфетки, которыми вытирают кровь. За одну операцию только тампонов расходуется около сотни или больше. Конечно, иногда случаются ошибки. Особенно после длительных или тяжелых операций. Ведь ситуации бывают самые разные, тем более в неотложной хирургии. Часто пропитанные кровью или гноем марлевые салфетки просто не видны на фоне внутренних органов.
Наши коллеги за рубежом тоже этим грешат. К примеру, в США хирурги ежегодно забывают в теле пациентов около полутора тысяч предметов, две трети из которых салфетки и тампоны. Но на Западе уделили серьезное внимание этой проблеме. Там все салфетки в операционной маркируют специальным реагентом — если возникают сомнения, то сразу после операции могут сделать снимок и выяснить, все ли в порядке. За счет этого у них значительно реже встречаются осложнения, связанные с забытыми предметами.
У нас, к сожалению, ситуация иная. Большинство пациентов и не догадываются, что носят в своем теле «сувениры». Часто это приводит к серьезным осложнениям. Рано или поздно оставленные марлевые салфетки или тампоны дают о себе знать, провоцируя инфекции, закупорки сосудов, разрывы тканей. Буквально недавно к нам по «скорой» доставили пациентку с диагнозом опухоль брюшной полости. Во время операции у нее в животе обнаружили сгнившую марлевую салфетку. На днях оказывали помощь молодому мужчине, у которого предполагали кишечную непроходимость. Во время обследования на экране в кишечнике пациента увидели медицинский инструмент. Срочно провели операцию и убрали забытый коллегами зажим.
У Ани из-за оставленных марлевых салфеток, вероятнее всего, возникло прободение одной из стенок желудка. Капсула, которой покрылись салфетки, разорвалась, а ее содержимое попало в брюшную полость, вызвав воспаление и спаечный процесс.
«Большинство правонарушений в медицине совершается по небрежности»
— Очень часто, совершив ошибку, врачи не считают себя виновными, — рассказывает вице-президент Всеукраинского совета защиты прав и безопасности пациентов Виктор Сердюк. — Они готовы исправлять погрешности друг друга, считая это коллегиальностью, и скрывать правду от пациентов. Случай, произошедший с этой девочкой, не редкость. К нам часто обращаются люди, пострадавшие от действий врачей. По Уголовно-процессуальному кодексу Украины, «оставление инородного тела в ране характеризуется как преступная халатность», и больной может обратиться с заявлением в прокуратуру, требуя возбуждения уголовного дела.
Но администрации больниц и управления здравоохранения — ведомственные организации, поэтому они практически всегда покрывают коллег. Прокуратура и милиция во время расследования вынуждены обращаться к экспертам-медикам, которые, к сожалению, зависят от своего руководства и вместо объективного анализа всячески выгораживают врачей. Даже если дело доходит до суда, то слушание затягивается на годы. В результате за нарушения людям в белых халатах не всегда выносят даже выговоры. Это касается и тех случаев, когда наступают тяжкие последствия для пациента — смерть, инвалидность. В судах пострадавшим очень редко подсказывают, что за неправильное лечение с больницы можно взыскать деньги.
В больничной практике различают врачебную ошибку, несчастный случай и правонарушение. За ошибку доктор не несет никакой ответственности, поскольку это «добросовестное заблуждение», никак не связанное с халатностью, небрежностью, профессиональным невежеством или злым умыслом. Например, молодой врач закормил таблетками больного, у которого наступило ухудшение самочувствия. Но он же не хотел нанести вред пациенту! Хотя, прописывая дозу лекарства, медик должен учитывать вес, возраст, историю болезни человека, не говоря уже о том, что иногда значение имеет даже время приема препаратов.
Большинство правонарушений в медицине совершается по небрежности. К примеру, наложила медсестра гипсовую повязку, потом смотрит — туговата. «Ничего страшного, — думает, — понаблюдаю, а потом ослаблю». Плохого она, конечно, пациенту не желает, хотя предвидит: что-то может произойти. Но по самонадеянности оставляет все как есть. А у человека — отек. Вот и вред здоровью. Но если медсестра не видит своего промаха, то все равно она неправа — недостаточная квалификация уже содержит элемент правонарушения. Ведь медик несет ответственность даже тогда, когда он не знает, как надо поступить правильно. В силу своих обязанностей он должен это знать.
«Большая половина моей пенсии уходит на лекарства для внучки»
… После операции Анечка пять дней пролежала в реанимации, потом еще полторы недели в отделении гнойной хирургии. Сейчас ребенок находится дома.
- В последнее время внучка поправилась, окрепла, а после случившегося стала такой худенькой, бледной — просто страшно смотреть, — вздыхает Любовь Алексеевна. — При росте 105 сантиметров весит 18 килограммов. Я свободно охватываю ее ножку выше колена пальцами одной руки.
За несколько дней до последней операции Любовь Алексеевна заметила, что у девочки немного вспух живот.
— У Ани с рождения с левой стороны нет одного ребра, — поясняет бабушка. — Из-за этого у внучки немного перекошен живот. Я предположила, что причина недомогания — скопившиеся газы. Но находка врачей — марлевые салфетки — меня просто шокировала! Внучка знает, что животик у нее болел, поскольку там были посторонние предметы. Однако ребенок еще не осознает до конца, что действительно произошло.
После выписки из больницы девочка стала более впечатлительной и раздражительной.
— Мне нужно было сделать внучке укол, но она, узнав об этом, так разнервничалась, что побледнела и потеряла сознание, — вспоминает Любовь Алексеевна. — Я вынесла ее на улицу, побрызгала лицо водой, дала сердечные капли. И лишь тогда Анечка пришла в себя. Как на беду, у внучки появилась еще одна проблема — на правой ноге все чаще возникают судороги. Каждый день даю ей снимающие боль препараты, так как терпеть ее Анечка не может — плачет.
К сожалению, родная мама судьбой Ани не интересуется. Два года назад Любовь Алексеевна подала на женщину в суд, чтобы она хотя бы платила ребенку алименты.
— После очередного заседания в суде я подошла к бывшей невестке Оксане и показала ей снимок Анечки в нарядном платьице, — говорит Любовь Алексеевна. — Она несколько секунд рассматривала фотографию, сказала, что девочка немного похожа на нее в детстве. Из здания суда мы вышли вместе. Я предложила Оксане заехать к нам в село, чтобы увидеть дочку. Но она отвернулась и ушла. Внучка практически ее не знает и не помнит.
Для Оксаны Аня была нежеланным ребенком. Забеременев, невестка затягивала живот — не хотела, чтобы друзья и знакомые знали, что она в положении, думала даже сделать аборт. От первого брака у Оксаны есть двое мальчиков, которые жили вместе с нами, и ей не хотелось снова погружаться в заботы о пеленках-распашонках. Но она поддалась на уговоры моего сына, который ее очень любил, и родила девочку. На второй день я приехала в роддом проведать невестку, посмотреть на внучку. Как сейчас помню: пришла медсестра, развернула Аню и замолчала. Я поняла: с ребенком что-то не так. А потом узнала, что малышка родилась с множественными пороками развития.
У Ани с рождения правая ножка на два сантиметра короче левой, колено на ней выкручено в сторону. Ребенок с младенчества носит ортопедическую обувь, сделанную под заказ. Конечно, у девочки есть парадные босоножки и туфельки, но ходить в них неудобно. Несколько лет назад бабушка возила внучку на консультацию к киевским специалистам. Они согласились прооперировать ребенка и исправить дефект. Однако на это нужны деньги, которых у семьи нет.
После последнего оперативного вмешательства здоровье ребенка заметно ослабло. В этом учебном году Анечка будет обучаться дома, так как пока не может обходиться без лекарств. Препараты нужны, чтобы поддерживать работу печени, почек, сердца, поджелудочной железы. Кроме того, у девочки остеопороз — истончение костей. Чтобы избежать переломов, ей ежедневно нужен кальций, упаковка которого стоит 75 гривен. Остальные лекарства, которыми заставлен весь прикроватный столик, не дешевле.
— Я получаю в месяц 749 гривен пенсии, и больше половины уходит на обезболивающие таблетки, мази, растирания и другие препараты для Анечки, — говорит Любовь Алексеевна. — Ежедневно делаю ей массаж ножек и спины. Мы с внучкой — как две половинки одного целого, чувствуем друг друга даже на расстоянии. Если Ане хорошо, то и у меня на душе спокойно. Если у внучки что-то болит, не могу найти себе места. Ребенок во всем любит порядок — дома подметает и моет полы, на огороде ухаживает за своей грядочкой, сажает там цветы. Часто помогает мне на кухне лепить вареники, пирожки. Видит, что я замешиваю тесто и просит: «Ба, дай мне хоть кусочек, я буду тебе помогать». Сейчас она готовится к школе — очень соскучилась по учительнице и одноклассникам. Боюсь пока говорить, что школьный звонок она в этом году пропустит, и классный руководитель будет приходить к нам домой. На прошлой неделе купили Анечке модный школьный сарафан и белую блузку. Внучка несколько часов кружила перед зеркалом и щебетала: «Бабулечка, спасибо тебе. У меня теперь есть красивая школьная форма. Хочу, чтобы поскорее наступило первое сентября!»
P. S. Тем, кто хочет помочь Ане Сурковой собрать деньги на дальнейшее лечение, сообщаем телефон ее бабушки Любови Алексеевны — 067-437-29-21.
5841Читайте нас в Facebook
