«Рабочий день академика Сергея Лебедева начинался в десять утра и заканчивался в три-четыре часа ночи…»
Малая электронно-счетная машина (МЭСМ) была, по современным меркам, просто-таки гигантской. Она занимала два этажа в бывшем монастырском комплексе в Феофании под Киевом. Такие размеры объясняются тем, что в конце 1940-1950-х годов, когда под руководством академика Сергея Лебедева создавалась МЭСМ, еще не существовало ни микросхем, ни транзисторов. В распоряжении ученых были электронные лампы. Для первого советского компьютера их понадобилось шесть тысяч штук.
«Вечерами мы пробирались в сад президента Академии наук УССР Палладина, чтобы полакомиться смородиной»
*Сейчас Соломон Погребинский живет в Израиле, продолжает заниматься наукой
— Это был первый компьютер не только в Советском Союзе, но и во всей континентальной Европе — нас опередели лишь английские коллеги, — рассказывает участник создания МЭСМ, лауреат Государственных премий СССР и УССР, доктор технических наук 87-летний Соломон Погребинский. — Сейчас многим трудно поверить, что у нас был очень маленький коллектив — всего десять инженеров и пять техников. «Двигателем» проекта являлся академик Сергей Лебедев — талантливейший ученый, лауреат Сталинской премии, обладавший потрясающей работоспособностью: его рабочий день начинался в десять утра и продолжался до трех-четырех ночи. В таком бешеном темпе он трудился без выходных.
Однажды он поручил мне довольно сложную работу. Подошел, спросил: «Ну как?» — «Справиться непросто», — ответил я. И Сергей Александрович стал помогать: наш совместный мозговой штурм продолжался три недели подряд в привычном для Лебедева режиме — с утра до глубокой ночи. Когда задание было выполнено, я, молодой тогда человек, почувствовал ужасную усталость и уехал в Киев отсыпаться. А шеф как ни в чем не бывало продолжал трудиться!
Ближайшим его соратником стал вернувшийся из армии подполковник, старший научный сотрудник Института электротехники Лев Дашевский. Он воевал в окопах Сталинграда, дошел до Праги. Грудь в орденах. Прекрасный инженер и математик, толковый, деловитый человек.
— Почему вашу лабораторию разместили за городом, в Феофании?
— Для МЭСМ требовалось помещение площадью 100-150 квадратных метров. И еще примерно столько же — для генераторов, аккумуляторов, автоматики управления. Следовало где-то разместить мастерские и другие службы. Найти столь большие площади в разрушенном войной Киеве было крайне сложно. Сумел помочь президент Академии наук Украинской ССР академик Александр Палладин. Он всячески поддерживал проект Лебедева. Предоставил здание бывшей гостиницы при монастыре в Феофании. Этот поселок находится всего в 16 километрах от Киева, место курортное.
Здание пребывало в запущенном состоянии, но удалось оперативно сделать ремонт. На первых двух этажах создавалась МЭСМ, а на третьем устроили общежитие для сотрудников. Электроэнергия в Феофанию подавалась, однако то и дело скакало напряжение. Для нашего детища это было неприемлемо. Решили и эту проблему: создали специальный центр, позволивший блокировать скачки напряжения. В поселке не имелось ни водопровода, ни канализации. Пришлось на опушке леса выкопать глубокую яму, поставить деревянные кабинки — две для мужчин, две для женщин. Невдалеке разместили рукомойники. Всем этим пользовались не только летом, но и в холода.
Каждый день из Киева в поселок сотрудников возил специально выделенный автобус. Но в 17 часов он уезжал. А что успеешь до пяти часов? Мы зачастую оставались на работе по несколько суток, недель. Я, бывало, запасался в городе сотней яиц, килограммом сала — и «исчезал» из дома на полмесяца, а то и больше.
— Скудный рацион…
— Если честно, мы время от времени вносили в него разнообразие за счет картофеля и фруктов, «одолженных» на огородах и в садах крестьян. Даже наведывались в сад президента Академии наук Украинской ССР академика Александра Палладина. В Феофании находилась его дача, там росло много кустов черной смородины. Вечером мы тайком забирались к Палладину полакомиться ягодами.
«Денег на высококлассные лампы не было, и приходилось использовать ширпотреб»
— Как вы попали в группу по созданию первой советской ЭВМ?
— По объявлению в газете, — говорит Соломон Погребинский. — В мае 1945-го я вернулся домой на костылях — на Одере получил тяжелое ранение. А уже через три дня подал документы в Киевский политехнический институт. По окончании вуза мне как инвалиду дали свободный диплом. Стал самостоятельно искать работу и наткнулся на объявление о том, что Институту электротехники Академии наук УССР требуется инженер-радист. Таких, как я, молодых, в группе, создававшей МЭСМ, было человек пять.
Начав работать, я узнал, что в распоряжении нашего коллектива весьма скромные средства. Выручали склады трофейного имущества. На них из Германии свезли массу всяческого электрооборудования, мы отбирали нужное. Многие сейчас могут решить: раз немецкое — значит, качественное, хорошее. Но это было в основном довоенная электротехника, к концу 1940-х она уже устарела. Правда, мы платили за трофейное копейки, больших расходов просто бы не потянули.
— Значит, денег на проектирование машины не было?
— Да. Но Лебедев придумал, как их заработать. Среди его аспирантов был опытный инженер-конструктор Зиновий Рабинович, к тому времени создавший несколько очень нужных приборов для военно-воздушных сил. Зиновий Львович был бесконечно талантлив. Впоследствии он создал собственную школу ученых-кибернетиков, воспитал более 40 кандидатов наук. Многие из них, развивая дальше его идеи, стали преуспевающими учеными. Лебедев поручил Рабиновичу разработать систему, позволявшую авиаторам и ракетчикам проводить значительную часть испытаний на моделях. Тем самым берегли жизни испытателей и дорогостоящую технику. Военные были в восторге от перспектив, которые открывала эта новинка, и щедро выделяли деньги. Часть ассигнований пошла на МЭСМ.
Но имеющихся в распоряжении Лебедева сумм недоставало. Мы даже не могли обеспечить счетную машину высококачественными электронными лампами. Приходилось брать бытовые — ширпотреб, они использовались в радиоприемниках. Посчитали, что в среднем за час из строя будут выходить десять штук. Чтобы этого избежать, уменьшили нагрузку на лампы, и срок их службы увеличился в десять раз. Придумали такой режим тестирования, благодаря которому своевременно заменяли находящиеся уже на пределе лампы. После этого мы получали возможность работать на МЭСМ по пять-семь часов беспрерывно.
Из-за нехватки денег не удавалось принять на работу нужное количество квалифицированных специалистов. Поэтому нас было всего 15 человек. К тому же по требованию спецслужб пришлось уволить Михаила Пиневича, талантливого инженера, автора оригинального арифметического устройства. Причина — он вместе с родителями находился во время войны в оккупированном Киеве. Уволили и Михаила Беляева — у него оказались родственники в Израиле.
*МЭСМ занимала два этажа в здании бывшей гостиницы монастыря 
— Что подтолкнуло Лебедева заняться разработкой ЭВМ?
— Видимо, понял, что в той области науки, которой занимался прежде, нового уже не создать. Он стал лауреатом Сталинской премии вместе с Львом Цукерником за работы по устойчивости больших энергосистем. Тогда он руководил институтом в Москве. После войны его пригласили в Киев, и здесь он решил заняться созданием ЭВМ. Понял: электронно-счетная машина станет прорывом, новым словом в мировой науке. Но эта тема была известна ему лишь по некоторым редким публикациям в зарубежных журналах. Пришлось начинать, по сути, с нуля. Проект Лебедева вызвал среди некоторых московских коллег недоверие и даже насмешки, мол, куда ему с копеечным финансированием добиться успеха. Чтобы не «дразнить гусей», Сергей Александрович решил до поры до времени не афишировать задуманную работу. Во всеуслышание заявил о ней, когда МЭСМ была создана.
«В волейбол играли вместе со знаменитыми артистами Тарапунькой и Штепселем»
— Как вы проводили свободное время?
— Вокруг Феофании стеной стояли леса, — отвечает Соломон Погребинский. — Мы собирали землянику, чернику, осенью — горы грибов. А по утрам я любил набрать цветов, чтобы преподнести их кому-нибудь из сотрудниц. Зимой старались выкроить хотя бы час, чтобы побегать на лыжах. Летом в обеденный перерыв играли в волейбол. Лебедев, кстати, тоже обожал эту игру. Он был невысокого роста, щуплый и не очень-то ловкий, много курил, но все это компенсировалось азартом Сергея Александровича. Кстати, нашими партнерами по волейболу были знаменитые юмористы Тарапунька и Штепсель. Отдохнуть в Феофании их приглашала супруга Лебедева Алиса Григорьевна. В молодости она занималась балетом, танцевала на сцене, поэтому знала многих артистов. Алиса с тремя детьми переселялась к мужу в Феофанию на все лето. А Лебедев там жил постоянно — ему выделили квартиру.
В единственном поселковом магазине, работавшем, к слову, нерегулярно, из съестного были лишь консервы, а из спиртного продавали только портвейн марки «777» — дорогой и неприятный на вкус. Зато качество самогона у некоторых местных жителей было выше всяких похвал. Но особенно хороший гнал сотрудник Института механики Виктор Бессонов. Он жил в Феофании, так как ему, язвеннику, нужно было ежедневно пить свежие домашние яйца. Да и лаборатория направленных взрывов, которой он руководил, находилась здесь.
*Встретившись на семинаре в Ужгороде в 1963 году, академик Лебедев (в центре) и Соломон Погребинский (справа) вспоминали, как вместе создавали первую советскую ЭВМ
— Розыгрыши устраивали?
— Запомнилась одна шутка, придуманная Лебедевым. Он составил заявку на получение спирта под совершенно абсурдным предлогом. В заявке было написано: «Прошу выделить четыре литра спирта для протирки векторов нулевой последовательности». Снабженец прочел и, не заподозрив подвоха, подписал. Лебедев рассказал эту историю на заседании президиума Академии наук УССР. После этого разразился большой скандал, а Лебедева исключили из состава президиума.
— Что вы чувствовали, когда успешно провели первый запуск МЭСМ?
— Вы удивитесь, но неимоверного волнения, восторга не было. Дело в том, что мы просто не осознавали, что это событие эпохальное.
— Успех отметили в ресторане?
— Нам это было не по карману. Уже и не помню, как отпраздновали. Скорее всего, выпили грамм по сто самогона, закусили, поговорили по душам.
Для приемки МЭСМ из Москвы приехала комиссия, в которую входили такие светила науки, как академик Андрей Тихонов, профессор Константин Семендяев. А возглавлял комиссию академик Мстислав Келдыш — один из ключевых ученых в советских ядерной и космической программах. Мстислав Всеволодович с коллегами поставили ряд задач, машина их успешно решила. Кстати, она выполняла 50 операций в секунду. По сравнению с быстродействием современных компьютеров производительность весьма и весьма скромная. Но на то время она была впечатляющей.
— Государство оценило важность пуска машины?
— Нашу группу представили к награждению Сталинской премией. Но ученые, заседавшие в комитете по премиям, не признали нашу работу достойной высокой награды.
Вскоре после завершения работы над МЭСМ Лебедеву предложили возглавить в Москве Институт точной механики и вычислительной техники. Он согласился и пригласил нашу группу ехать с ним. Но в ситуацию вмешалась наш партийный секретарь Екатерина Шкабара. Она сообщила в ЦК Компартии Украины, что Лебедев переманивает ученых из Киева. Потом я узнал, что Сергея Александровича вызвали в ЦК и попросили: «Собираетесь уезжать? Пожалуйста. Но с собой никого не забирайте».
Через некоторое время в Киеве под руководством выдающегося ученого Виктора Глушкова сформировалась собственная школа кибернетиков, которая успешно конкурировала с тем же Лебедевым. Сергей Александрович делал упор на увеличение быстродействия ЭВМ, а мы работали над созданием машины с искусственным интеллектом.
Читайте нас в Facebook
