Федор Конюхов: «Когда понял, что предстоит умирать мучительной смертью, закричал: «Господи, забери меня, но только не так!» И вдруг услышал музыку — особую, ни на что не похожую»
— Как вы сами представились бы нашим читателям?
— Конюхов Федор Филиппович. Можно было бы сказать, что на сегодня — священник. А почему тогда не художник, не путешественник, не писатель, почему не просто — человек? Не моряк? Я же и моряк... Но когда вижу, что человек перечисляет свои регалии, награды, степени, понимаю, что этот человек — слабенький. Не принимаю, если вся стена в офисе увешана грамотами или вывешены фотографии с Путиным, с президентом. Таким способом некоторые люди хотят показать свой вес, но, на мой взгляд, себя унижают: если прикрываются сильным, значит, сами слабенькие.
— Ваш любимый цвет, запах, продукт, напиток?
— Цвет глаз моей жены Иринушки — голубой. О запахе я умолчу, это слишком личное. Продукт — кофе, сваренный Иринушкой. Даже когда я в Эфиопии был, на родине кофе, все время думал: «К этой бы родине кофе да мою жену — она бы сделала чудесный напиток!» А так они портят его. Во-первых, там крепкий кофе пьют, я такой не люблю, во-вторых, без сахара, а я сладенький предпочитаю. Так же, как чай в Китае: там очень хороший чай, но мне он не нравился, потому что там его пьют зеленый, без сахара и без хлеба. Хозяева хвалятся: «У нас такие сорта зеленого чая!», а я сижу и думаю: «Так дайте же сахара!» Но китайцы считают, что это портит вкус чая.
А однажды во Франции на меня обиделись французы за то, что я разбавил холодной водой их какое-то необыкновенное вино: дескать, нарушил букет. У меня и настроение обедать пропало. Спиртного почти никогда не пью, хотя за жизнь попробовал и бренди, и виски, и другие напитки. Но когда в Армении на заводе угостили коньяком, я ощутил заметную разницу с тем, что продается в магазинах.
— Чем для вас пахнет детство?
— Оно всегда мне пахнет солнцем и морем, как будто все детство было только солнце и море. Есть приходилось траву, собирать голубиные и вороньи яйца по лесопосадкам, а я бегал счастливый.
— Счастье — это... что? Вы — счастливый человек?
— Сложно ответить. Для меня лично счастье — это то, что я живу, что все мои родные, дети, внуки живы-здоровы. Счастье, что мы живем в стране, где нет больших войн (уроженец Запорожской области в настоящее время живет в России. — Авт.), страшных эпидемий, катаклизмов. Значит, я счастливый человек.
— В чем вам видится смысл жизни?
— Мое видение смысла жизни — узреть Господа Бога и покаяться, прийти к нему. Если человек молод, у него цель сделать карьеру или чего-то достичь, а я уже нахожусь в последнем своем путешествии — к Богу.
— Что такое любовь?
— Любовь же бывает разная — к жене, к детям, к Родине, к природе, к земле, ко всему человечеству. Может, это чувство радости от созерцания и общения?..
— Вы хорошо помните самый счастливый день своей жизни? А самый непростой?
— Самых счастливых у меня много: когда дети рождались, когда свою будущую жену встретил. Когда Оскар родился, я на голову встал от радости. Когда Танечка родилась — бежал, кричал об этом всем. Когда Коленька — все пальчики у него пересчитал. Самый непростой день — это когда с детьми ссорюсь или с супругой. Если же говорить о тех моментах, когда я оказался в тяжелой ситуации и мог погибнуть, то пришлось бы перечислять все свои путешествия в горы и на Северный полюс, и кругосветные плавания на яхте.
— Чего вы ни за что не сможете простить другим людям?
— У меня такого нет, чтобы не простить. Я всем прощаю. За все. Могу обижаться день, неделю, месяц, но в конце концов прощаю человека.
— Что-то может довести вас до слез?
— Страдания людей меня доводят до слез. Особенно часто сейчас, когда принимаю исповедь. Я на слезы слаб. Могу какой-нибудь фильм смотреть по телевизору — Ира плачет, и я тоже. Независимо от того, счастливый или печальный финал. Я этого не стесняюсь, потому что все святые плакали. Слезы и даны для того, чтобы показать свои страдания.
— Какими качествами нужно обладать, чтобы добиться успеха?
— Целеустремленностью. Если ты цель себе поставил, даже мысленно, то, значит, уже начал к ней движение. Например, мечтает парнишка стать космонавтом — значит, нужные науки изучает и спортом занимается, последовательно идет к своей цели.
Еще со школы я мечтал побывать на Северном полюсе. Знал, что найти его можно только математически, тогда же не было GPS-навигаторов. И хотя учиться не любил, понимал, что должен овладеть определенными знаниями. Например, для того, чтобы стать штурманом. И я окончил мореходку. Учился плохо, но знал, что формулы можно заучить, зазубрить, и ты сможешь вычислять координаты. Потом учился на механика, хотя мне неинтересна техника. Знал, что таким образом могу попасть на полярную станцию обслуживать дизель-генератор. А значит, буду общаться с полярниками. Записывал конспекты, зазубривал, старался.
Поначалу думал, что поеду на Северный полюс на подводной лодке, затем предполагал, что на собачьей упряжке или на вездеходах, или на мотонартах, как американцы. А потом попал в экспедицию Дмитрия Шпаро и прошел с ними на лыжах. И хоть лыжи не любил, тренировался ради осуществления цели: зимой — в Москве, а потом уехал на Чукотку и ходил там от поселка до поселка по
Недавно меня спросили, когда я принял церковный сан: «Как ты будешь проводить литургию?» Как бы ни было трудно, но если сто раз проведешь ее, все запомнишь. А вот разговаривать с Богом и доброту, сострадание проявлять к людям по бумажке не научишься.
— Какую роль в вашей жизни играют деньги?
— Нельзя сказать, что они никакой роли не играют. Если человек так скажет, значит, он лицемерит. Мир существовал и существует с деньгами. Другое дело, как ты их зарабатываешь и на что тратишь. Можно деньги пустить на учебу, а можно на карты, на доброе дело или на злое. Вот как, к примеру, нож: им режем хлеб святой, им же можно человека убить. Но мы же не говорим, что нож плохой. Деньги мне нужны для осуществления поставленных целей — и на Эверест без них не дойдешь, и к Южному полюсу. И чтобы церковь построить и содержать, требуются средства.
— Что для вас означает быть свободным?
— Не может быть человек абсолютно свободным. Но есть свобода выбора. Я свободен, потому что занимаюсь тем, что мне нравится: пишу картины, путешествую, служу в церкви...
Когда-то мне приходилось зарабатывать деньги, разгружая вагоны. А еще на гигантской сопке, 800 метров высотой, мы с товарищами собирали бруснику. У нас мешки, ножницы. И я прикидывал: если эту сопку «подстрижем» и сдадим ягоды в аптеку, то нам хватит денег поехать на Памир и подняться на Пик коммунизма. Надо было туда долететь, а еще нанять вертолет, чтобы нас забросили на ледник, откуда предстояло штурмовать вершину. Еще и бадан — лекарственную траву, которую вообще-то запрещено было рвать, собирали, сушили и в аптеку сдавали. Это ж сколько его надо собрать было, чтобы 200 килограммов насушить! В духовках сушили...
Искали любое приложение силам, чтобы можно было заработать: вагоны разгружали с углем, мясом, цементом, забивая дыхалку. Но я знал: ночь разгружал — 10 рублей в копилку положил. А альпинистские «кошки» стоили 30 рублей, три ночи поработал — новые купил, ботинки покупали по 10, 15 или 20 рублей, ледорубы. Я такую подработку даже ненавидел, но знал, что к сезону должен иметь необходимое снаряжение. Ждали отпуска, и я ходил специально в добровольную народную дружину и в пожарную, за что по три дня к отпуску добавляли, чтобы в итоге получалось 40 дней. В общем, можно быть «свободным», но сидеть без денег на одном месте.
— Испытываете ли вы страх перед смертью?
— Если бы этот вопрос задали мне 10 или 20 лет назад, я бы сказал да. Сейчас смерти не боюсь. Боюсь стоять перед Богом — отвечать за грехи, вольно или невольно совершенные в жизни. Хочу, чтобы она подольше не приходила, и я успел бы хоть некоторые из них замолить при жизни. Вот смотрю я на папу, которому скоро исполнится 95 лет, он, как бывший советский человек, — неверующий и не переживает, как предстанет перед Всевышним. А я-то уже знаю об этом и боюсь.
— Что вы станете делать, узнав о том, что вам осталось прожить ровно 7 дней?
— Первым делом приведу в порядок свой дом, помирюсь с теми, с кем был в ссоре. Потом попрощаюсь со своими близкими, расскажу, как меня хоронить, чтобы правильно все выполнили, и буду молиться. Один мой знакомый рассказал, что когда после смерти матери он перебирал ее вещи, то нашел некие бумаги, скомпрометировавшие ее в глазах сына, буквально боготворившего ее. Смерть приходит неожиданно, и надо подготовиться, чтобы у близких не оставалось повода осудить вас.
— Вы никогда не задумывались над тем, есть ли жизнь после смерти?
— Физической жизни там нет, а духовная есть: после смерти продолжает жить душа.
— Что вы вкладываете в понятие добра и зла?
— Добро — это Божественное, зло — от лукавого, от Сатаны. Бог — это добро, а все, что противоречит человеку, — зло.
— Вас часто предавали?
— Не очень. Глобальных предательств, к счастью, не было, а понемногу и сейчас предают. Но я считаю, что если меня предают, значит, я это заслужил. Понимал это и в детстве, хотя, конечно, не так философски. Мог обижаться и даже кому-то в морду дать за это, а потом уходил и переживал, что подрался. Думал, если меня обокрали или кто-то обозвал меня, или заложил, как это было в армии или мореходке, в семинарии, значит, виноват в этом сам. Главное, Ирочка меня не предавала.
— Что вам помогало преодолеть периоды полного отчаяния?
— Любовь жены моей, Ирочки.
— Существует ли Бог?
— Для меня Бог существовал с детства. У нас была бабушка верующая, были иконы. Но для меня даже она не была большим авторитетом — ну молится и молится. В школьные годы авторитетами для меня были Пушкин, а он — верующий, тот же Шевченко — верующий, и Лермонтов, и Гоголь, и Ломоносов, и Менделеев, и Эйнштейн, и Амундсен, и
Нансен... И если учительница говорила нам: «Бога нет», я думал: «Да, Татьяна Васильевна хорошая, но она же не Пушкин». И я понял, что когда-то приду к Богу.
— Случались в вашей жизни чудеса?
— Да, случались. В сентябре 1998 года, когда я шел в третье одиночное кругосветное путешествие на яхте «Современный Гуманитарный Университет» из Лиссабона в американский Чарльстон, попал в ураган «Даниэль», скорость которого достигала 130 миль в час. Теоретически судно шансов на спасение не имело. Яхту крутило трое суток, все это время она лежала на боку. Передо мною была огромная чернота, смешанная с огнем, которая накрыла меня. Казалось, я попал в ад. Только одна соленая вода вокруг и нечем дышать. У меня вылилась солярка из канистры, 120 литров смешались с водой внутри яхты. Стоя по колени в воде, я задыхался.
Меня выбросило за борт, и я чудом спасся. Хотелось пить, и я просил Господа: «Только бы добраться до воды и выпить глоток!» Когда снова оказался на яхте, то, захлебываясь от соленого воздуха с соляркой, понял, что предстоит умирать мучительной смертью. Я закричал: «Господи, забери меня, но только не так, не дай умереть такой смертью!» И вдруг услышал музыку — особую, ни на что не похожую, раньше такой не слышал. Это был шепот, необычный такой, но он звучал как музыка. Потом увидел вокруг свет и глаза, которые смотрели на меня, — темные и спокойные...
Мне на глаза попал нож, которым чистят рыбу. Схватил его и хотел покончить с собой. Я не был готов умирать в муках. И тут нож сломался! И вот тогда только я пришел в себя, забился в угол, где спал, прижал к себе иконку Николая Чудотворца и трое суток, молясь, ждал исхода. На рассвете третьего дня яхта начала подниматься. Как боксер на ринге, когда его посылают в нокдаун, судья считает до десяти, и вот на последних секундах он медленно, тяжело встает на ноги...
— Сколько времени вы смогли бы прожить на необитаемом острове и что взяли бы с собой?
— В одиночку? Если считать таким островом яхту, то я по несколько месяцев жил во время одиночных кругосветок. Правда, выходил на связь. А с Ирочкой бы всю жизнь жил! Но многое зависит от острова. С собой взял бы нож и спички — это самое необходимое.
— В какую эпоху вам хотелось бы жить и с кем из представителей той эпохи пообщаться?
— Мне эпоха наша нравится. Потому что в ней сделано очень много. Да, Колумб доплыл до Америки. Но он же не видел ни Северного полюса, ни Южного, в горах не был, в Азии не был! Я живу в свое время. Даже перестройка положительна: если бы оставался Советский Союз, я бы не вкусил нынешней, открытой жизни. В то же время те, кто жили тогда, не чувствовали себя ущемленными. Что-то было лучше при советской власти, что-то сейчас, и наоборот, определенные моменты жизни лучше сейчас, чем раньше. Спасибо Богу, что мы попали в такое время, а вот Высоцкий умер, не ощутив перестройки нашей...
— Как вы считаете, красота действительно может спасти мир?
— Я бы эти слова Достоевского поправил. Красота спасает мир, а не спасет. Мир развивается по-своему, хотим мы этого или нет. Мы только можем продлить его. Если ты не пьешь, не куришь, над собой не издеваешься, не копишь болезни, ты проживешь 70- 80 лет, то есть, выберешь свои положенные годы. Но если не будешь стремиться к красоте, пребывая только в пакости, в зле жить, то желчь отравит, разъест твой организм.
Беседовала Ирина ЛЕВЧЕНКО, «ФАКТЫ» (Запорожье)
1871Читайте нас в Facebook
