Захар Прилепин: «Года с 2005-го количество дней, когда я был трезвый до вечера, можно было пересчитать по пальцам одной руки»
В новогоднем номере журнала о современной культуре «ШО» публикуется интервью с одним из наиболее самобытных российских прозаиков
«Есть одна простая задача — как минимум быть равным самому себе. А лучше быть больше себя»
— Сейчас не очень принято говорить о писательстве как о чем-то возвышенном, магическом. Пишет человек и пишет. Что для тебя процесс создания текстов?
— К написанию своих текстов я отношусь спокойно, а к написанию чужих (хороших) — возвышенно. Человек, который не понимает, читая, к примеру, поэта Бориса Рыжего, что имеет дело с чем-то неизъяснимым и божественным, а говорит: «Я тоже так могу», чужой мне человек, он деревянный для меня. Но если о себе буду говорить, что с богами беседую, я проводник господней красоты, то место мне в психбольнице.
— Что мешает непосредственно писательству? Хемингуэй полагал, что выпивка, женщины, деньги и честолюбие.
— Тут имеет место парадокс. Если б у Хема не было всего перечисленного — не было бы и Хема. Ну да, мешает. Даже не честолюбие, а зависть и злоба. Но нищета, невостребованность, неудовлетворенность и отсутствие честолюбия — тоже слабые помощники.
— Предновогодний вопрос: алкоголь для Захара Прилепина — допинг или успокоительное?
— До недавнего времени я был самый пьющий среди своих товарищей. Года с
— Многие авторы повторяют, что «писатель ничего никому не должен», «пишет не для читателя». Лукавят? Живет ли читатель в твоем авторском мире?
— Все-таки не живет. Я его слышу, благодарен ему, но ни секунды не думаю о том, что от меня хотят и ждут. Мне вообще нет никакого дела до этого, честно. Я должен, безусловно, должен. Но не читателю, а своему представлению о чести, таланте, мужестве, любви. Есть одна простая задача — как минимум быть равным самому себе. А лучше быть больше себя.
«Романы читают больше. Я сам тоже люблю толстые, огромные сочинения»
— Недавний твой роман «Черная обезьяна» вышел в финал ряда авторитетных премий. Со сборниками рассказов такое происходит реже. Насколько сегодня романоцентрично сознание издателей и читателей?
— Это не смертельная романоцентричность. Кстати, больше всего премий я получил за книжку «Грех», которая есть не что иное, как сборник рассказов, объединенных одним героем и одной интонацией. Но романы, да, читают чуть больше. Честно говоря, я не особенно разбирался, отчего так получилось. Я сам, признаться, тоже люблю читать толстые, огромные сочинения. Создается ощущение, что ты занят чем-то важным, и еще есть чувство, будто проживаешь целую, необъятную чужую жизнь. Вот, к примеру, «Благоволительницы» Джонатана Литтела — совершенно гениальная штука, она хранится в моем сознании как кусок собственной жизни. Равно как и романы Александра Терехова. А в рассказе есть что-то болезненное. Он как укол: остро, сладко или больно — если это хороший рассказ, но эмоция слишком короткая и чуть обиженная, будто у тебя что-то отняли.
— Недавно ты стал музыкантом. У тебя своя группа Elefunk. Многие авторы занялись музыкой: Елизаров, Гришковец. Сегодня это тренд? Или в музыке легче и быстрее доносить некоторые вещи?
— Это никакой не тренд, конечно, просто так сложилось в силу каких-то конкретных причин. Чаще это связано со статусом писателя в современной России. Писательство имеет очевидные пределы влияния — оно ограничено количеством читающих людей. Девять из десяти россиян предпочитают слушать, а не читать. В этом люди пишущие отдают себе отчет уже лет сто. Игорь Северянин напевал свои стихи на мотив модных опереток, следом появился Вертинский, Есенин тоже любил свои стихи петь и как минимум два собственных стихотворения положил на музыку и исполнял их под гармонь. Оглушительное воздействие эстетики шестидесятников связано как раз с тем, что какие-то мысли, тексты можно и нужно было напеть.
— Захар, сейчас по твоим произведениям появляются спектакли, фильмы. Участвуешь в этом процессе как автор?
— После ряда неудач процесс сдвинулся. В свое время «Патологии» собирался экранизировать Андрей Панин, а «Саньку» — Петр Буслов. Панину, судя по всему, дали понять, что о Чечне фильмов снимать не надо — там мир, дружба, Кадыров. Соответственно, Буслов тоже догадался, что на фильм про молодых экстремистов ему добро не дадут. Причем Панин и Буслов и права у меня выкупили, и сценарий написали, и кастинг провели. Оставалось только скомандовать: «Мотор!».
Сейчас вот Алексей Учитель завершает монтаж фильма по моей повести «Восьмерка». Кажется, что фильм получился стремительным и стильным, хотя вопросы у меня к Учителю есть. Я попросил Алексея Ефимовича убрать кое-какие надуманные вещи и очень надеюсь, что он меня послушается. Потому что две-три неточные детали могут испортить целую работу. В «Восьмерке», к слову сказать, я сыграл небольшую роль. Это второй мой актерский опыт, до этого снялся в сериале «Инспектор Купер», в двух сериях. Когда спрашиваю у людей, кого сыграл, они почему-то сразу угадывают: убийцу. Такое вот амплуа у писателя-почвенника...
Полный текст интервью с Захаром Прилепиным читайте в журнале о современной культуре «ШО» (№
Читайте нас в Facebook
