«Чем жестче к себе относишься, тем спокойнее жить»: известная театральная художница Мария Левитская отмечает юбилей
Мария Сергеевна уезжала из Киева в начале полномасштабного вторжения на несколько месяцев. Больше просто не выдержала без родного города и работы, которая дает ей силы. С возобновлением театрального сезона 2022 года Левитская уже создавала новые костюмы. А параллельно дома, на шестнадцатом этаже киевской квартиры, рисовала то, что не дает ей покоя до сих пор — войну…
В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Мария Левитская поделилась тяжелыми воспоминаниями, источниками вдохновения и самой большой мечтой.
«Я пилила дрова, топила печку и писала, писала»
— Мария Сергеевна, как вам удается сохранять такую силу духа, жажду творчества, несмотря на все, что происходит вокруг?
— А никакой силы духа и нет. Есть «злобное» рисование порой по 12 часов в сутки. Вот я сейчас начала новый проект и нахожусь все время с двумя кисточками «в зубах». Недавно в Большом зале Национальной академии искусств Украины открылась выставка моих картин, посвященных пленным «Азовстали».
Не обошлось без моей «любимой» темы: трупы врагов, буряты с разбитыми головами. Они появились у меня на холсте еще в начале большой войны, когда начались отключения света, вокруг бахало, а в Союзе художников объявили рождественскую выставку. Я сделала картину «Різдвяна ніч» — с бурятами, навсегда оставшимися в нашей земле. Тогда именно творчество помогало мне держаться. Весь ужас того, что нас окружало, я выливала на холст.
— До большой войны бывало, что накрывали такие сильные чувства?
— Чтобы чернота владела душой — нет. Перед большой войной было время коронавируса. Я тогда очень много рисовала. Нас всех «засадили» по домам и я сама дала себе задание делать копии. Недели две сидела с кисточкой, рисовала, пока не приехал сын и не отвез меня в село. Я жила в нашей старой хате одна, на отшибе села. Помню, было жутко холодно. Я пилила дрова, топила печку и писала, писала. Это были прекрасные цветы. Я просидела в селе все лето. А через полгода началась большая война.
.jpg "\"Именно творчество помогало мне держаться\", - признается Мария Левитская")
— И вы с семьей сына уехали в Прагу…
— И там чуть не сошла с ума. Кто я там была? Кому нужна? Мы жили в квартире двух парней — прекрасной пары — один из которых был художником. Нас окружали огромные картины соответствующей тематики. Депрессия была катастрофическая! Я написала около пятидесяти писем в театры Европы — никто мне не ответил, кроме небольшого театра в Брно, директор которого объяснил, что у них все под контрактами на несколько лет вперед. Тогда я вновь начала рисовать. Это было мое личное спасение, потому что чувство, что ты никому не нужен — не покидало. Летом Национальная опера Украины возобновила работу, и я была счастлива, что снова востребована.
«Под оперным театром были ларьки, в которых продавали портреты Гитлера и флажки»
— Ваши родители пережили войну, они рассказывали о том времени?
— Когда началась война, им было 12 и 14 лет. Папа и мама знали немецкий язык на уровне родного. До войны у каждого из них были личные учителя. Более того — мама ходила в немецкую школу, где все преподавание велось на этом языке. Много позже мама написала замечательную книгу о том времени. Рассказывала, как под оперным театром были ларьки, в которых продавали портреты Гитлера и флажки. Мама вспоминала, как туда выстраивалась длиннейшая очередь, а кто-то кричал: по две штуки в одни руки не давать. Тогда ее спас педагог Костырко из художественной школы. Он устроил мастерскую по набиванию номерков на велосипеды и взял несколько ребят из класса, среди которых была и моя мама. Им выдали «охранные грамоты», защищавшие от облав.
.JPG "\"Когда летом 2022-го Национальная опера Украины возобновила работу, я была счастлива, что снова востребована\", - говорит художница")
— Вы из семьи киевской интеллигенции. Ваша прабабушка была успешной киноактрисой.
— Да, работала на кинофабрике. Снималась и после войны. Она мне много рассказывала театральных историй. Благодаря прабабушке я полюбила кукольный театр и стала художницей. О том, чтобы стать актрисой, и разговоров не было. Да и я была больше склонна к мальчишеским играм. В нашей квартире мы с подругами устраивали сражения трех мушкетеров! Мы жили в старом доме в центре Киева на улице Чкалова. К сожалению, дома этого уже нет. А вот соседний, похожий на замок, стоит до сих пор. Кстати, именно на террасе этого замка я выкурила свою первую сигарету. В девятом классе.
— И с тех пор…
— Не бросала курить. Я никогда не отличалась образцовым поведением, училась «так себе» и не подавала надежд. Помню, прошло много лет, я уже была лауреатом государственной премии и пришла как-то на кафедру к папе — он был известным физиком. Одна из его секретарш, обращаясь к папе, спросила: «А, помните, вы говорили, что из Маши ничего не будет?» Он очень смутился. Но на самом деле, я состоялась благодаря достаточно жестким характерам и папы, и мамы. И, конечно, Даниилу Лидеру.
Читайте также: «Да в их же двор не прилетел какой-то обломок»: украинская оперная певица высказалась о российском репертуаре
— Известному украинскому театральному художнику.
— Мое увлечение сценографией произошло именно благодаря ему. Мы познакомились с Лидером, когда он был главным художником театра имени Ивана Франко. Был какой-то юбилей Франко, мама с коллегой-скульптором делали выставку, а потом все собрались в фойе. Пришел Лидер со своей женой-красавицей Ариадной. Мне тогда было шестнадцать лет.
Безусловно, на меня повлиял и Федор Нирод — главный художник Национальной оперы Украины, с которым мама была знакома еще со времени учебы во Львове. Но на работу в оперный меня взял тогдашний директор театра Лев Венедиктов. Это был 1989 год.
— А до этого — киностудия имени Александра Довженко.
— Да, сразу после института. Я проработала на киностудии десять лет. Делала костюмы для многих картин, в том числе «Мадам Батерфляй» Олега Фиалко, «Поцелуй» Романа Балаяна. Тогда я познакомилась с известным театральным режиссером Ириной Молостовой и работала с ней, в том числе для оперного театра. Помню, как-то на мой день рождения раздался телефонный звонок. Лев Венедиктов попросил зайти в оперный театр. «Напишешь заявление на должность главного художника», — коротко сказал он.
«Из-за троек меня не взяли в комсомол»
— Вы заняли высокий пост главного художника одного из ведущих театров тогда Советского Союза и при этом избежали партии. Как вам удалось?
— А меня туда никто не звал. На киностудии к этому относились спокойно, и я об этом даже не думала. Помню, мне было лет восемь, папа как-то отозвал меня и сказал: «Помни, советы расстреляли 2000 тысяч священников. Твой дед был священником». Меня и в комсомол-то не сразу приняли. В районе таких учеников было двое — я и Сергей Маслобойщиков, сейчас известный режиссер. Комиссия спросила: «У вас тройки есть?» Мы честно ответили, что есть, и нас не взяли. Потом приняли, по-тихому, а не как других — в торжественной обстановке.
Читайте также: «Я фаталист. Кому суждено сгореть, не утонет»: Анатолий Соловьяненко об изменениях в жизни во время большой войны
— За долгие годы работы в Оперном были моменты, когда становилось невыносимо сложно?
— Легко никогда не было. Меня не носили на руках. Иногда спрашивают: чувствуете себя в театре как дома? Отвечаю: нет, я на службе. Помню, когда делала очередной спектакль, мама говорила, что я работаю, как будто в последний раз. А я отвечала, что, если не буду его делать, как последний, он таким и станет.
— А как же вдохновение?
— Это не про меня. В театре есть план, время, цеха и никто не спрашивает, есть у тебя вдохновение или нет. Полагаю, чем жестче к себе относишься, тем спокойнее жить.
— Лишь бы не было войны…
— Да, сегодня это так. Чтобы не было тревог и обстрелов. Знаете, что бы я хотела на день рождения? Чтобы спектакль «Макбет», который будут играть в этот день, прошел спокойно. Это был бы для меня лучший подарок..
2327
Читайте нас в Facebook
