Тарас Чорновил: «Незадолго до гибели отец сказал: „Палачи из КГБ в лагерях надо мной так не издевались, как некоторые мои соратники“»
За правозащитную деятельность Неугомонный (такую кличку Вячеславу Чорноволу дали в КГБ) был четырежды осужден: в
Уроженец Черкасской области, известный диссидент, правозащитник, журналист и многолетний руководитель Народного Руха погиб в 1999 году в автокатастрофе на трассе Борисполь — Золотоноша. По странному стечению обстоятельств, которые до сих пор заставляют многих усомниться в случайности трагедии, водитель груженого зерном КамАЗа с прицепом начал разворачиваться на дороге именно в тот момент, когда там появилось авто Вячеслава Максимовича... Политик погиб на
О некоторых малоизвестных фактах из жизни Вячеслава Чорновола «ФАКТАМ» рассказал его сын, народный депутат четырех прошлых созывов Тарас Чорновил.
— Тарас Вячеславович, вашего отца называют яркой политической фигурой и сильной личностью. А каким запомнили его вы?
— С отцом связано самое первое в моей жизни воспоминание. В 1967 году его арестовали за «клевету на советскую действительность» и отправили в колонию для уголовников в Винницкой области. Причина — сборник статей о политических процессах 1965 года в Украине, вышедший за рубежом. Мне было всего три года, но помню, как мы с мамой (врач, правозащитница Олена Антонив погибла в ДТП в 1986 году. — Авт.) ехали к отцу, как очень долго шли полем цветущих подсолнухов и как вдруг увидели серый забор с колючей проволокой... Отец тогда сообщил матери что-то, вероятно, касающееся его дела, что она должна была запомнить и передать друзьям, соратникам. Но прослушка даже в
В детстве я с ним очень редко виделся. Но даже после развода родителей в нашей семье сохранился культ Вячеслава Чорновола. Он — один из самых непримиримых врагов системы, настоящий борец, которого уничтожали, потому что отец был не только высококлассным литературным критиком, но и создателем настоящего политического подполья, существовавшего в Украине в
— С Вячеславом Максимовичем, как и с другими творческими людьми, случались курьезы. Рассказывают, что в 1996 году он пришел на встречу с дипломатами в разноцветных носках...
— Когда в 1969 году отца освободили, мне было пять лет. Помню, он взял меня с собой в гости к кумовьям-львовянам Калынцям. Там все увлеклись какой-то литературно-политической дискуссией, а потом отец оделся, попрощался и ушел. Игорь Калынець догнал его лишь на остановке, чтобы... отдать сына, которого Чорновил «забыл» у друзей. Но самые приятные воспоминания о Вячеславе Максимовиче остались у меня от поездок в Якутию, где он отбывал ссылку. Там мы много времени проводили вместе, собирали грибы, общались. Это был хоть и короткий, но самый спокойный и приятный период моей жизни.
Кстати, местное население советскую власть тихо ненавидело. Иногда эта ненависть выливалась в пьяные погромы советских учреждений. В ссылке отец должен был раз в неделю на попутках или пешком преодолевать 20 километров до райцентра Нюрба, чтобы отметиться, и обратно. Однажды зимой в полярную ночь его остановили на дороге пьяные призывники. Набросились, сорвали шапку, стали снимать тулуп. А остаться без теплой одежды при температуре минус
*Теплую дубленку и шапку ссыльному Вячеславу Чорноволу передали из Украины. Поселок Чаппанда, Якутская АССР, 1979 год
— Четвертого сентября 1965 года в Киеве состоялась беспрецедентная по тем временам публичная акция протеста. В кинотеатре «Украина» на премьере фильма Сергея Параджанова «Тени забытых предков» Иван Дзюба, Вячеслав Чорновил и Васыль Стус заявили о возвращении сталинского террора и политических арестах. Вячеслав Максимович призвал присутствующих встать в знак протеста. Поднялся почти весь зал. Позже в среде интеллигенции грустно шутили: «Кто в „Украине“ не встал, тот потом не сел». Но сразу почему-то никого не арестовали...
— Иван Дзюба, Вячеслав Чорновил и Васыль Стус были уверены, что их повяжут на выходе из кинотеатра. Они несколько часов прогуливались в сквере возле «Украины», сидели на лавочке, ожидая ареста. Хотели, чтобы забрали всех вместе, на людях, а не в квартирах. Инцидент в кинотеатре настолько шокировал власти и КГБ, что они не рискнули сразу арестовать зачинщиков.
Но столь дерзкий и публичный демарш, естественно, простить не могли. Начались обыски, допросы и запреты на профессию. Васыля Стуса исключили из аспирантуры, а Вячеслава Чорновола уволили из газеты «Молода гвардiя». В 1966 году, выступая на закрытом судебном процессе над своими единомышленниками, братьями Горынями, отец отказался дать показания, за что получил свой первый приговор — три месяца принудительных работ.
— Как случилось, что «особо опасный государственный преступник» с четырьмя судимостями Вячеслав Чорновил получил из армии письмо с благодарностью за «воспитание сына в духе идеалов Коммунистической партии Советского Союза»?
— Отец от души смеялся, прочитав это письмо. В 1982 году, несмотря на то что я болел острой формой ревматизма и должен был получить отсрочку от призыва, меня направили служить в военно-строительные войска, то есть в стройбат. До этого я по поручению членов Украинской Хельсинкской группы (организация украинских правозащитников. — Авт.) несколько раз ездил в Москву, передавал материалы о репрессиях, письма... Никому и в голову не могло прийти, что какой-то сопляк перевозит «антисоветские клеветнические материалы». Тем не менее информация об этом все же просочилась в КГБ, и меня решили поскорей загрести в армию. Прямо из госпиталя отправили в Житомирскую область. Там приходилось и строить, и вагоны с цементом и стекловатой разгружать. Поскольку я один из немногих в нашей части не пил и на «губе», то есть гауптвахте, не сидел, то ко Дню строителя получил почетное звание и значок «Ударник коммунистического труда».
На следующий год, к празднику строителей, мне собирались присвоить звание ефрейтора. Я категорически отказался, объяснив, что лычки придется обмывать, напьюсь, попаду на «губу» и испорчу отчетность. Слава Богу, ефрейтора не дали — не подмочили ни погоны, ни биографию. Вместо звания решили отправить благодарственное письмо родителям. Увидели, что у них разные адреса, значит, разведены. Мать живет во Львове — понятно. У отца таинственный адрес: Якутия и номер почтового ящика. Поскольку секретность в Советском Союзе была доведена до шизофрении, мои командиры решили, что Вячеслав Чорновил — засекреченный ученый или руководитель какого-то закрытого учреждения. К тому же вспомнили, что меня одного в часть сопровождали три человека, тогда как остальных 200 призывников вез один пьяный прапорщик. Решили, что неспроста ко мне такое внимание.
В результате отец получил из стройбата благодарность «за воспитание сына в духе решений Коммунистической партии Советского Союза, за переданный личный опыт служения идеалам коммунизма...» Причем ему написали больше слов признательности, чем матери.
— А одноклассники знали, что вы сын политзаключенного?
— Конечно. Я им взахлеб рассказывал, как у нас обыск официально проводили 12 часов. Позже узнал, что сотрудники КГБ проникали в квартиру в отсутствие хозяев. Во время одного такого негласного обыска на все листы бумаги поставили радиоактивные метки. Я на клочке написал какие-то бездарные стихи, которые заканчивались словами: «I Брежнєв полетить iз трону, i Ленiна упаде Мавзолей». Спрятал «поэму» под паркет. При обыске нашли мгновенно. На заседании комиссии по делам несовершеннолетних решили «не давать вражеским голосам лишнего повода для шумихи» и мне впаяли полгода условно.
— Чувствовали себя, наверное, героем?
— Еще каким! Пока мне старшие товарищи не объяснили, что мог запросто попасть в колонию для несовершеннолетних уголовников. А это совсем не мордовские лагеря, которые отец называл своим вторым университетом, поскольку там отбывали наказание лучшие представители советской интеллигенции.
Для одноклассников я был большим авторитетом, а для учителей — страшной головной болью. Руководство школы как-то поручило военруку побеседовать со мной. Он остановил меня в коридоре и, почему-то назвав теоретика, меньшевика Георгия Плеханова революционером-народником, заявил: «Твой отец, как и Плеханов, великий человек, но он тоже неправильно понял политику партии. И об этом ты должен всегда помнить». Больше душеспасительных разговоров со мной не вели.
*Тарас Чорновил с отцом и Атеной Пашко. Львов, 1986 год
Во Львове тогда все без исключения слушали «Немецкую волну», «Голос Америки» и радио «Свобода». Наш дом стоял очень близко от вышки с «глушилками», поэтому «вражеские голоса» слышно было плохо. Одноклассники, которые жили подальше, рассказывали, что вчера, мол, по «Свободе» зачитывали переданное из зоны на Запад заявление отца о положении политзаключенных в СССР. А ведь официально такой категории узников в стране не существовало. Кроме предоставления им статуса политзаключенных Вячеслав Чорновил вместе с другими диссидентами требовал открыть лагеря для независимой прессы и инспекции международными организациями, организовывал многочисленные акции протеста и голодовки. Сам держал голодовку 120 дней. Тогда его начали кормить принудительно с помощью специальных трубок, которые вводят в пищевод через рот, повредили слизистую оболочку трахеи, из-за чего он всю жизнь хрипел, ему трудно было говорить. Недаром его товарищ по заключению, писатель и общественный деятель Михаил Хейфец, назвал Чорновола зэковским генералом.
— Вячеслав Максимович воспользовался бы возможностью покинуть СССР?
— Из украинских диссидентов разрешили выехать разве что Надийке Свитлычной с двумя маленькими детьми. А Валентина Мороза вместе с еще четырьмя русскими политзаключенными обменяли на двух советских шпионов, арестованных в США. Когда у отца спросили, мог ли он оказаться на месте Мороза, Чорновил ответил: «Я бы до последнего момента в аэропорту хватался за все углы и ступеньки и такой скандал закатил бы, что они передумали бы меня выдворять из страны». То есть он был готов бороться с режимом до конца именно здесь.
— В официальных мероприятиях памяти вашего отца будете участвовать?
— Лучше бы его при жизни ценили, а не после смерти. Помню, как во время похорон отца на церемонию прощания в Дом учителя пришли все те люди, которые принимали участие в расколе Руха и в последние месяцы издевались над Вячеславом Максимовичем как могли. Отец незадолго до своей гибели говорил: «Палачи из КГБ в мордовских лагерях надо мной так не издевались, как некоторые мои соратники». Бог с ними, их поклоны у гроба еще можно было воспринимать как раскаяние.
Но не прошло и нескольких месяцев, как эти же люди начали рассказывать в телепередачах, какими они были главными друзьями и соратниками Чорновола, а потом уже — как он был их соратником. Все это вызывало во мне омерзение.
Для меня более важно в день рождения отца с самого утра поехать на Бориспольскую трассу, положить цветы на месте его гибели, зажечь свечу, помолиться, заказать службу в церкви и посетить могилу на Байковом кладбище.
2520Читайте нас в Facebook