Михаил Коцюбинский отверг 13 вариантов названия повести, прежде чем нашел созвучное по духу: «Тiнi забутих предкiв»

«I душа моя проспiвала над сим кладовищем хвалу життю», — так завершил одну из новелл смертельно больной Михаил Коцюбинский. В день, когда писателя не стало, весь сад возле его дома утопал в цвету. Весна выдалась ранняя, теплая, и природа ликовала. Хоронили Коцюбинского на Пасху, в светлое Воскресенье...

«Владимиру Винниченко Коцюбинский объяснял: «Не можна так просто змiнити мову, як одяг»

Последние 15 лет Михаил Михайлович провел в Чернигове, переехав сюда из Винницы, в доме на улице Сиверянской (ныне Коцюбинского), 3. Здесь он написал свои лучшие произведения, принесшие ему мировую славу. Здесь выросли четверо его детей... Сейчас в усадьбе писателя находится литературно-мемориальный музей-заповедник. Растущая на подворье ель намного выше одноэтажного деревянного дома.

— Эту ель Михаил Михайлович посадил в 1898 году, как только поселился здесь, — рассказывает директор музея, правнук писателя Игорь Коцюбинский. — Сохранилась фотография, на которой Коцюбинский с женой Верой Устиновной запечатлен возле хвойного деревца, еще совсем маленького. Вообще-то ели живут намного дольше яблонь. Но что удивительно: до сих пор в саду растет и яблоня, посаженная писателем. Каким-то чудом она не засохла.

Сад возделывали всей семьей. У каждого из детей — Юрия, Оксаны, Ирины и Романа — был свой участочек с цветником и маленьким огородом. Соревновались, кто лучший садовник. Родители определяли победителя. Чаще всего им оказывался старший сын Юрий. А когда семья собиралась в столовой, каждый садился на определенное место.

*Михаил Коцюбинский с женой Верой Устиновной и детьми (слева направо) Ириной, Романом, Юрием и Оксаной

— Видите, — показывает Игорь Юльевич, — полотняные салфетки на столе — именные, на них вышиты инициалы домочадцев. Для Коцюбинского такие моменты были очень важны: не просто прием пищи, а семейная трапеза. При этом еда была скромной. Во главе стола усаживали незрячую маму Михаила Михайловича — Гликерию Максимовну. Ей и младшему из детей писателя — Роману — выделили самую теплую в доме комнату. Гликерия Максимовна ласково звала сына — сорокалетнего мужчину — Мусей. Он был ее любимцем. Сам Коцюбинский признавал, что тонкую душевную организацию он взял от мамы.

— Но вырастал писатель отнюдь не в тепличных условиях?

— Да, ему уже в 17 лет довелось стать кормильцем для своих близких. Отец оставил семью с четырьмя детьми, мать ослепла после неудачной операции. И Михаил как старший сын взял на себя заботу о семье. Зарабатывал частными уроками. С мечтой об университете пришлось расстаться — денег на учебу не было. Оставалось самообразование. В Виннице сдал экстерном экзамен на народного учителя, работал репетитором.

— Известно, что Коцюбинский в совершенстве знал девять языков. Но родным для него оставался украинский.

— С этим связан удивительный, отчасти мистический, эпизод из его детства. Ребенком он слышал в доме русскую речь и был русскоязычным. А в девять лет тяжело заболел и в горячке вдруг — к изумлению окружающих — заговорил по-украински! Уже будучи знаменитым писателем, Коцюбинский полемизировал по поводу языка со своим младшим другом — эксцентричным Владимиром Винниченко. Тот жаловался, что его игнорируют, не понимают, и заявлял: если так будет продолжаться, он перейдет на русский язык. «Не робiть цього, — писал ему Коцюбинский. — Не можна так просто змiнити мову, як одяг». При всей своей, казалось бы, мягкости, субтильности, Михаил Михайлович не шел на уступки в принципиальных вопросах. В то время российские переводчики произведений Коцюбинского получали гонорары в 10–15 раз больше, чем сам автор — за оригинал. И если бы он «сменил язык, как одежду», то жил бы в достатке, занимаясь исключительно литературным трудом. Но... изменить себе не мог.

— И предпочел зарабатывать на кусок хлеба службой в статистическом бюро черниговского земства?

— Рутинная работа в течение 11 лет изнуряла его душу, отнимала силы. А деньги он получал мизерные — 90 рублей в месяц. Семья жила в режиме строгой экономии. Не будь у Коцюбинского друзей-меценатов Евгения Чикаленко и Василия Симиренко, он не смог бы выезжать на лечение за границу. А в 1907 году Чикаленко пригласил его погостить в своем имении — в Кононовке на Полтавщине писатель создал «Intermezzo», преодолевая душевный кризис. Перед тем дома разгорелся конфликт: жена узнала о тайной любви Коцюбинского, Александре Аплаксиной, и поставила его перед выбором: долг или чувство.

«Врачи запрещали пациенту находиться на солнце, но писатель без него жить не мог»

Долгие годы на имя сотрудницы статистического бюро Шурочки Аплаксиной было наложено негласное табу. Ее словно не существовало. Как и адресованных ей 328(!) писем и записок Коцюбинского. (Об истории их романа «ФАКТАМ» в сентябре 2009 года рассказывала ныне покойная литературовед Михайлина Фоминична Коцюбинская. Ее отец, младший брат писателя, был создателем и первым директором литературно-мемориального музея Коцюбинского.) Считалось неправильным говорить об интимной переписке «зачинателя социалистического реализма», «предтечи пролетарских писателей» — именно так подавался Коцюбинский в советских учебниках. В то же время миф о встрече писателя с Лениным на Капри выдавался за реальность.

— На картине художника Савина, — продолжает Игорь Коцюбинский, — изображены Ленин с Горьким и поодаль Коцюбинский, стеснительно прислушивающийся к разговору. Писатель действительно бывал на горьковской вилле Серафина. Но с вождем пролетариата никогда не встречался. Советским идеологам нужно было «привязать» биографию Коцюбинского к революции. Еще его часто называли учеником Горького. Хотя роман «Мать» Горький начал писать в 1905 году. А Коцюбинский уже в 1903-м завершил первую часть «Фата Морганы». И в его произведении нет призыва к революционному восстанию — там показан трагизм жизни: когда насилие порождает насилие.

На одном из снимков, хранящихся в музее, Коцюбинский запечатлен летним днем в кругу рыбаков на Капри.

— Врачи запрещали ему находиться на солнце, но писатель без него жить не мог, — рассказывает Игорь Юльевич. — Называл себя Солнцепоклонником. В путешествиях нередко рисковал здоровьем и даже жизнью. Хотел все увидеть своими глазами, попробовать на ощупь, на вкус, почувствовать цвет и запах — чтобы потом передать собственные ощущения в прозе. В Италии, слишком высоко поднявшись на Везувий (в то время действующий вулкан), упал в горячую лаву и едва не погиб. А будучи в Карпатах, верхом на «коне-гуцуле» взбирался на отвесные скалы. Между прочим, писатель отверг 13 вариантов названий повести о Гуцульщине, прежде чем нашел созвучное по духу: «Тiнi забутих предкiв». Она была написана в 1911 году.

В том же году львовское Общество содействия литературе, науке и искусству назначило 47-летнему Коцюбинскому пожизненную стипендию — две тысячи рублей ежегодно. Жить ему оставалось чуть меньше двух лет: больное сердце, астма, туберкулез... Приди помощь раньше, возможно, он оставил бы еще не одно украинское произведение в духе европейского модерна. «Европеец с головы до пят», как называл его академик Сергей Ефремов, он удивлял окружающих нетипичным стилем одежды: вместо вышиванки, брыля и «толстовки» — элегантный костюм, бутоньерка в петлице, безукоризненный воротничок. Таким видели его гости дома, собиравшиеся у Коцюбинских на «литературные субботы». Был в их числе и черниговский семинарист Павло Тычина. «Поэт среди нас!» — объявил на вечере Михаил Михайлович, впервые услышав его лирические стихи. И поныне называют «тычиновской» беседку в саду Коцюбинского.

«В наши ряды пробрался сын врага народа»

— Тычина часто сидел в этой живой беседке из кустов сирени, — объясняет Игорь Коцюбинский.

— Поэт, кажется, был влюблен в одну из дочерей Коцюбинского? Вспоминал, как, явившись в гости, от смущения спрятал букет за спину и, пока разговаривал с девушкой, коза сжевала цветы.

— Да, старшей дочери писателя — Оксане — Тычина посвятил известные стихи «Ви знаєте, як липа шелестить?..» Оксана стала женой видного революционного деятеля Виталия Примакова — друга известного украинского большевика Юрия Коцюбинского. Она умерла в родах. Ее мужа и брата расстреляли в 1937 году. До ареста Юрий Михайлович был председателем Госплана УССР.

*В этом доме в Чернигове писатель прожил последние 15 лет жизни и написал свои лучшие произведения

— А как сложилась судьба младшего сына Коцюбинского — Романа, вашего деда?

— По приговору «тройки» его после пыток расстреляли в сентябре 1937 года — за «национализм». Моему отцу — Юлию Романовичу Коцюбинскому — тогда было три года. В 1941-м мать отдала его в детский дом. В начале войны немцы бомбардировали на Волге баржу с детдомовцами. Из почти полутора тысяч ребятишек в живых остались только 300, в том числе мой отец. Он получил несколько ранений в ногу... В 1948 году в Очаковском детдоме на Николаевщине отца, взявшего девичью фамилию своей мамы — Писаревский, приняли в комсомол. А вскоре... исключили. Выстроили всех детей на плацу и объявили: «В наши ряды пробрался сын врага народа. Он не Писаревский, а Коцюбинский!» Советская власть уничтожала целые семьи... Думаю, доживи Михаил Михайлович Коцюбинский до 30-х годов, он бы тоже попал в число «врагов» и был репрессирован за «национализм». Вряд ли бы он воспевал советский режим.

— Вашему отцу все-таки удалось разыскать уцелевших родных?

— Уже в 1956 году дочь писателя Ирина Михайловна Коцюбинская, ставшая директором музея, начала собирать родственников со всех уголков Советского Союза. Она и посоветовала отцу поступать в Киевский университет, а в дальнейшем работать в музее (Юлий Романович Коцюбинский, 12 лет руководивший музеем, ушел из жизни в 2000 году. — Авт.). На филологическом факультете он учился со своей будущей женой, моей мамой. Вместе приехали в Чернигов. И, конечно, я с детства находился в атмосфере «всеприсутствия» Коцюбинского.

— А какие из его произведений чаще всего хочется перечитать?

— Новеллу «Цвiт яблунi». Трагичную и в то же время светлую: жизнь продолжается, вопреки смерти.

Читайте нас в Facebook

Сделайте «ФАКТЫ»
избранным источником
в Google News