Мария Матвиив: «Когда снайпер начал стрелять в меня, я спряталась за рекламный щит. Пули пробивали его: раз, два, три…»
Снимок известного французского фотографа Эрика Буве облетел весь мир и стал одним из символов трагического дня, 20 февраля, когда после провозглашенного в Украине перемирия снайперы начали расстреливать участников протестов. На фото женщина со светлыми волосами, стоя на коленях, склонилась над раненым. На улице Институтской велся непрерывный огонь. Мужчины пытались вынести раненых побратимов в безопасное место. Но снайперы специально стреляли в тех, кто спасал людей. По свидетельствам очевидцев, когда Институтская была завалена телами майдановцев, там неожиданно появилась медсестра — единственная женщина, которая, рискуя жизнью, пришла на помощь раненым в те страшные минуты.
*Фотография женщины, под пулями оказывающей помощь раненому парню, облетела все отечественные и зарубежные СМИ (фото Эрика Буве)
«Целый месяц после возвращения с Майданая не могла притронуться к своей медицинской сумке»
Однако имени героини никто не знал. Киевский журналист, активист Евромайдана Юрий Бутусов («ФАКТЫ» писали о том, как он получил тяжелую черепно-мозговую травму, защищая солдат внутренних войск от атаки провокаторов во время попытки штурма Администрации Президента 1 декабря 2013 года) обратился к пользователям социальной сети «Фейсбук» с просьбой разыскать эту женщину.
Люди отозвались: тысячи блогеров разместили на своих страничках фотографию незнакомки и просьбу Юрия. На днях удалось узнать, что женщина на снимке — медсестра из города Буськ Львовской области. Все это время Мария Матвиив не знала о существовании снимка, сделавшего ее знаменитой, и, тем более, об ажиотаже вокруг него. 41-летняя медсестра не зарегистрирована ни в одной социальной сети и почти не пользуется интернетом.
— Целый месяц после того, как вернулась с Майдана домой, не могла притронуться к своей медицинской сумке, — признается «ФАКТАМ» Мария Матвиив. — Так она и стояла в углу: грязная, в пятнах крови. Я боялась, что, если открою сумку, снова услышу выстрелы и крики раненых. По телевизору говорят: участники кровавых событий на Майдане нуждаются в помощи психолога. Это правда. Но мне, наверное, ни один специалист не поможет. Несколько недель я носила пережитое в себе. Не могла и не хотела ни с кем это обсуждать. Двадцать первого марта, когда Украина подписала политическую часть Соглашения об ассоциации с Евросоюзом, на душе стало легче. Значит, все было не зря…
До недавнего времени Мария работала медсестрой, а теперь служит диспетчером на станции скорой помощи. Вместе с мужем растит 12-летнего сына. Супруги Матвиив приезжали на Майдан каждый раз, когда там накалялась ситуация.
— Восемнадцатого февраля я была на дежурстве, — рассказывает Мария. — Из новостей узнала, что начался штурм Майдана. После работы примчалась домой, набросилась на мужа: «Ты еще здесь?! Нужно ехать в Киев!» Петр ответил, что уже созвонился с друзьями, собираются утром выезжать. «Ты как хочешь, а я еду прямо сейчас», — заявила мужу, собрала медицинскую сумку и выскочила из дому. Петр догнал меня по дороге. Пришли на вокзал: поздний вечер, кассы закрыты. Оттуда направились к райсовету. Там уже собрались мужчины, ждали львовскую автоколонну.
Кто-то кричал: «Ждать нельзя! Хлопцы с Майдана звонят, говорят, ситуация критическая». Решили ехать без сопровождения. Пришел священник, благословил людей. Понимая, что идут на смерть, мужчины стали в очередь на исповедь. Я сходила с ума от нетерпения: когда уже поедем? Наконец начали занимать места. И тут мне говорят: «Жіночка, вы куда? Едут только мужчины». Еле уговорила, чтобы не высадили. Всю дорогу плакала от бессилия и страха за тех, кто держал оборону на Майдане. Но утром, когда автобус привез нас в Киев, успокоилась. Главная баррикада устояла, людей было немного, но все настроены на победу.
Девятнадцатого февраля Майдан словно превратился в огромный завод по производству «коктейлей Молотова». Я тоже включилась в процесс: вместе с другими женщинами закупоривала бутылки. Тем временем мужчины выдалбливали камни из мостовой. Петр плохо себя чувствовал (у него прободная язва желудка), но трудился наравне со всеми. К ночи мы с мужем так устали, что буквально валились с ног. Нашли свободный уголок в палатке, обнялись и сразу же отключились. Я удивлялась: разве можно спать под звуки рвущихся гранат? Оказывается, можно.
«Кровь из головы парня хлестала, будто из водопроводного крана»
— Ночью кто-то разлил воду в палатке, и мои сапоги насквозь промокли, — продолжает Мария. — Пока искала сухую обувь, прибежал комендант палатки: «Нашего хлопца ранило гранатой!» Не раздумывая, обула мокрые сапоги и побежала к раненому. К сожалению, он был уже мертв. Рядом сидел его друг: парнишку трясло, на лбу выступил холодный пот. Он впервые встретился со смертью. Я девять лет работала в отделении неврологии. Там лежали очень тяжелые пациенты, умирали почти каждый день. Всякого насмотрелась, поэтому действовала быстро, без сантиментов. Похлестала парня по щекам, отпоила сердечными каплями и отправила назад, на передовую.
Со стороны Октябрьского дворца начали нести раненых. Я оказывала им первую помощь по дороге в хирургический пункт. Муж был рядом, носил сумку с медикаментами, помогал делать перевязки. Кто-то крикнул, что на улице Институтской работают снайперы. Мы с Петром бросились туда. Возле Октябрьского дворца на земле сидели несколько мужчин. У них не было ранений. Однако из-за происходящего вокруг (свистели пули, падали люди, лилась кровь) у одного схватило сердце, у другого случился шок. Третий, бледный, как стена, шептал пересохшими губами: «Воды, воды…»
Я отправила Петра за водой и велела заодно принести побольше медикаментов. А сама побежала вперед: там непрерывно гремели выстрелы, значит, было много раненых. Подумала: «Хорошо, что не успела надеть накидку с красным крестом. Буду меньше привлекать внимание снайперов». Первым увидела парня с простреленными ногами. Пока перевязывала ему раны, подскочили двое майдановцев, и мы втроем оттащили раненого в сторону. Рядом лежал залитый кровью мужчина в бронежилете. Я сразу поняла, что моя помощь не пригодится: ранение в живот, нужна срочная операция. В это время снайперы начали стрелять в тех, кто подбирал раненых. К нам никто не мог даже приблизиться. Поднатужившись, я оттащила мужчину поближе к волонтерам и поползла вперед.
С другой стороны улицы звали медиков. Однако подойти туда было невозможно: снайперы вели плотный огонь. Рядом возник майдановец, протянул мне деревянный щит. Я взяла его в руки и поняла, что с ним будет еще хуже. Во-первых, щит был дырявый, как дуршлаг, во-вторых, очень тяжелый. «Будь что будет», — подумала и бросилась через дорогу к группе майдановцев, звавших на помощь. Раненные снайпером были уже мертвы. Я отругала их товарищей: «Впредь зовите только к живым! Разве не видите, сколько вокруг раненых? Дорога каждая секунда!» И побежала назад.
Один из парней (на фотографии я рядом с ним) получил пулю в голову прямо на моих глазах. Входное отверстие было около двух сантиметров в диаметре. Кровь хлестала, будто из водопроводного крана. Я вытащила из сумки стерильный бинт и заткнула им рану, как пробкой. Сжала ее пальцами и стала звать на помощь: «Сюда! Все, кто может!» Мои крики были громче выстрелов, и мужчина с каталкой, бежавший спасать другого раненого, повернул в мою сторону.
Едва каталка с раненым отъехала, снайпер начал стрелять в меня. Я спряталась за рекламный щит. Пули пробивали его: раз, два, три… Тогда мне действительно стало страшно. Вспомнила сына Диму, мужа, маму — всех, кого люблю. Упала на землю и, закрыв голову руками, стала отползать назад. И тут зазвонил телефон. Муж спрашивает: «Ты где?» «Лежу в луже», — отвечаю. «Я приду к тебе! — кричит. — Где ты?» «Не надо. Я сама тебя найду». И отключила телефон.
Лежа в грязи, увидела, как двое медбратьев пытаются оказать помощь раненому. Подползла ближе. Слышу, один говорит: «Надо срочно ставить капельницу». Второй отвечает: «Не могу попасть в вену. Руки дрожат». А у меня рука твердая, набитая. Все-таки двадцать два года медсестрой работаю. Поднялась на ноги, подбежала к медбрату, выхватила у него иглу и с ходу воткнула ее в вену раненому.
«Часто думаю: а все ли сделала грамотно? Может, кого-то еще можно было спасти?»
— Я пробыла на Институтской не больше пятнадцати минут, — вспоминает Мария Матвиив. — Но показалось, что целую вечность: время словно остановилось. На обратном пути, возвращаясь на Майдан, потеряла сознание. Видимо, сказалось пережитое напряжение. Спускалась по ступенькам от Октябрьского дворца, и вдруг потемнело в глазах, подкосились ноги. Я кубарем скатилась вниз, сильно ушибла голову и спину.
Очнулась оттого, что кто-то тормошит: «Тебе что, плохо?» А у меня отняло речь. Мужчина говорит: «Мы тебя отнесем. Только скажи куда». Я замотала головой и махнула рукой в сторону Институтской: мол, не думайте обо мне. Там, наверху, больше нуждаются в помощи. И снова потеряла сознание…
Придя в чувство, обнаружила, что сижу на лавочке возле гостиницы «Украина». Привели меня туда или отнесли, не знаю. Подумала: «Надо позвонить мужу». Стала искать в карманах телефон, а его нет: наверное, потеряла. Рядом проходили двое парней. Попросила у них мобильный. В тот момент я плохо соображала, не могла даже вспомнить номер телефона Петра. Удивительно, но пальцы сами набрали нужные цифры.
Примчался муж. Молча сел рядом, обнял и долго смотрел мне в глаза. Потом говорит: «Ты не представляешь, что я пережил. Вернулся к Октябрьскому дворцу с медикаментами, а тебя нет. В книгах пишут „у него перед глазами пронеслась вся жизнь“. Так было и со мной… Много раз звонил на мобильный. Ты не отвечала, а потом и вовсе отключила телефон. Почему не призналась, что находишься в самом аду?» «Я тебя защищала, — объясняю. — Ты — моя семья, самое дорогое. Вот и берегу, как умею…»
— Я рассказал Марии по телефону, как долго мы ее искали, — говорит инициатор поиска, редактор интернет-издания «Цензор» Юрий Бутусов. — Сказал, что ею гордятся и восхищаются тысячи людей. Что готов пригласить ее с семьей в Киев, оплатить проезд и проживание. Потому что встретиться с такой женщиной — большая честь. Мария отказалась: «Очень много работы».
В ее голосе не было жеманства или рисовки. Она искренне считает, что не сделала ничего сверхъестественного. Я сказал ей: «Мария, вы думаете, что просто спасали раненых. На самом деле вы спасли тысячи душ, которые стали свободными, для которых ваш поступок стал примером любви к Родине. Спасибо!» Теперь думаю: как наградить человека, подвиг которого не измеряется в медалях?
— Не знаю, выжил ли хоть один из тех, кому я оказывала помощь, — вздыхает Мария. — В памяти не сохранились лица мужчин. Но навсегда запомнились страшные, распоротые раны и бьющая фонтаном кровь. Часто думаю: а все ли сделала грамотно? Может, кого-то еще можно было спасти, а я упустила момент? Это мучает меня…
Недавно Мария, пересилив себя, разобрала медицинскую сумку с Майдана. Но тут же собрала другую, набив ее бинтами, нашатырным спиртом и зеленкой.
— Если начнется война с Россией, поеду на передовую, — заявляет Мария Матвиив. — Раз смогли защитить свои честь и достоинство, сумеем и землю родную отстоять.
.jpg)
*Самые близкие люди для Марии Матвиив — муж Петр, который каждый раз ездил с ней на Майдан, и 12-летний сын Дима (фото из семейного альбома)
Читайте нас в Facebook
