Мирослав Гай: «Когда по нам начали стрелять, от страха и азарта мы стали… хохотать, как сумасшедшие»
Фотография, на которой двое гвардейцев в обнимку стоят на вершине телевышки в Славянске на фоне желто-синего флага, облетела Интернет. Сейчас имена героев, поднявших под прицельным огнем украинское знамя на самую высокую точку горы Карачун, уже известны: десантник 95-й житомирской бригады Сергей Шевчук и стрелок Национальной гвардии, на «гражданке» — преподаватель актерского мастерства, режиссер Мирослав Гай. Мирек, как называют его близкие друзья, неизменно оказывается в гуще событий. Война на востоке Украины не стала исключением: несмотря на то что в Киеве у него жена и полуторагодовалый сынок, Мирослав уехал на передовую. Как признался он своим студентам, поехал потому, что понял: защита Родины — это тот самый главный поступок, который он, как мужчина, просто обязан совершить в своей жизни.
— Решение записаться в Национальную гвардию не было случайным, — рассказывает «ФАКТАМ» Мирослав Гай. — Моя жизнь в корне изменилась полгода назад, после разгона «Беркутом» студентов на Майдане. Тогда я понял, что жить в стране, где власти убивают людей за право голоса, не могу, а эмигрировать не хочу. Пошел волонтером на Майдан, потом записался в Самооборону. Мы становились живым щитом между «беркутовцами» и пенсионерами, попадали под «зачистки». Мои товарищи умирали у меня на глазах. Я перевязывал раненых, сам был контужен гранатой. В последние февральские дни, когда снайперы убивали людей десятками, все думали, что нам конец. Что в живых никого не оставят. Но произошло чудо — мы победили. Революция закончилась, и казалось, что теперь все будет хорошо. Но «сводная сестра» (у меня язык не поворачивается называть Россию «старшим братом») воткнула Украине нож в спину. Началась аннексия Крыма.
— Вы ездили на полуостров защищать крымчан от захватчиков?
— С началом оккупации Крыма я записался в Национальную гвардию. Прошел обучение и был готов выезжать в горячие точки. Месяц назад получил призыв в Павлоград — охранять от вторжения оккупантов границы Днепропетровской области. Спустя две недели наш резервный батальон перевели в Славянск. Да, у большинства из нас не было никакого опыта в подобных делах, но руководство СНБО знало, что у Украины нет более верных людей, чем «майдановцы». Наш батальон ни при каких обстоятельствах не бросил бы оружие, не убежал бы, не сдался. Нас отправили на передовую. В первый же вечер мы угодили в ловушку. Нас окружила группа людей, называвшая себя мирными гражданами. Их было много — более пятисот человек. А нас — всего сорок гвардейцев и группа житомирских десантников. Террористы, не скрывающие того, что они — граждане России, вели себя неадекватно, агрессивно. Пытались спровоцировать, кричали, угрожали, требовали уйти с блокпоста. Но при этом взяли нас в кольцо и выпускать явно не собирались. К вечеру стало ясно, что сепаратисты намеренно затягивают время, чтобы дождаться темноты и открыть по нам огонь. Переговоры с ними продолжались более восьми часов! Сперва террористы соглашались отпустить десантников, а гвардейцев хотели оставить в заложниках. Мы тогда вспомнили, что, по слухам, за голову служащего Национальной гвардии обещают двадцать тысяч долларов. Наконец наши командиры добились того, чтобы нас отпустили всех вместе. Но сепаратисты поставили условие — перед уходом мы должны разрядить свои автоматы в воздух. Как только мы начали стрелять вверх, враги открыли по нам огонь. Причем делали это, как и в Крыму, подло — прикрываясь женщинами. Стрелять в ответ мы не могли. Двое наших были убиты, многие ранены. Из оцепления вырвались чудом, отстреливаясь остатками патронов по ногам россиян.
.jpg)
*"Глядя, как над телевышкой развевается национальный флаг, я чувствовал, что очень счастлив", — признается Мирослав Гай
— Что вы чувствовали тогда? Страх? Ожесточение? Близость смерти?
— Скорее, решимость как можно быстрее выбраться из ловушки и помочь своим товарищам. А близость смерти мы ощущаем каждый день. Равно как и страх — за себя, за свою семью, за побратимов. С тех пор, как мы заняли стратегически важный пункт — гору Карачун, на которой находится телевышка, каждую ночь и каждый день нас пытаются выбить отсюда минометами и пулеметными очередями. Но когда выходишь на боевое задание, садишься в БТР, перезаряжаешь автомат — страх пропадает. Мне как актеру очень близка подобная смена чувств: перед спектаклем каждый раз волнуешься так, что аж в пот бросает. Но как только выходишь на сцену, остаются лишь зрители, ты и роль. Страх проходит. Ты просто делаешь свое дело. На войне то же самое.
— Скажите, когда вас стали обстреливать на телевышке, на которую вы взбирались, чтобы водрузить украинский флаг, очень страшно было?
— Пока вскарабкивались — конечно. Но потом страх прошел, уступив место азарту. Идею водрузить знамя на самую высокую точку Славянска я вынашивал давно. Неделю уламывал начальство. Наконец командир дал добро, испытующе посмотрев мне в глаза и уточнив, «сдюжу» ли. Я уверил, что не подведу, хотя не знал, вернусь ли с этой вылазки живым. Со мной вместе на вышку полез десантник Сергей Шевчук. Он — опытный парашютист, мужественный человек. Но признался, что никогда не испытывал такого мандража, как во время нашего восхождения. Опасность тут была, прежде всего, потому, что электропроводка телевышки после минометного обстрела была повреждена, и нас попросту могло убить током. Подъем на двухсотметровую высоту по неустойчивой искореженной конструкции казался бесконечным даже для меня, человека физически крепкого (я не один год занимаюсь рукопашным боем). Мы карабкались вверх из последних сил. Главную ценность — украинский флаг — я спрятал на себе. Бронежилеты мы не надели — в них подъем по такой узкой и крутой лестнице был бы попросту невозможен. Когда преодолели уже две трети высоты, враг заметил наше передвижение и открыл по башне огонь из пулеметов. Едва начался обстрел, мы с Сергеем упали на площадку лестницы. От страха и азарта начали хохотать, как сумасшедшие, а потом… полезли дальше. Наши ребята — минометчики и пулеметчики — прикрыли нас ответным огнем по противнику. Спасибо им. На самом верху мы с Сергеем повесили флаг, обнялись. Были очень счастливы. Обратно спускались, как на крыльях.
— Знаю, что и у армии, и у Национальной гвардии большие проблемы с обеспечением. Чего не хватает больше всего?
— Оружием и формой нас обеспечили. Чего не хватает — подвозят активисты «Армии SOS»: приборы ночного видения, бронежилеты, оптику. Мы честно делимся всем этим с десантниками. А вот с питанием трудно. Наш рацион составляет либо банка тушенки, либо килька в томате. Когда отчаянным волонтерам удается добраться на гору, у нас появляется лук или морковь. Это праздник. Витаминов не хватает очень сильно. К бытовым неудобствам нам не привыкать, особенно после палаток на Майдане в лютый мороз. На Карачуне мы обосновались в одном из подсобных помещений. Спим кто на полу, кто в окопах. С водой трудности. Доедет к нам грузовик с провизией — хорошо. А обстреляют машину, как тогда, когда во время атаки погибли шесть человек, — не будет воды. Здесь, на горе, расположены резервуары, в которых была техническая вода. Не выдержав лютой жажды, мы всю ее выпили. О том, чтобы помыться, только мечтаем. Обходимся влажными салфетками. Еще ребятам очень не хватает сигарет. Можно, конечно, сказать — пусть курить бросают. Но это говорят те, кто сидит дома, перед телевизорами. Молодые хлопцы впервые в жизни попали на настоящую войну, где на их глазах гибнут люди и каждый день могут погибнуть они сами. Это стрессовая ситуация, и если им никотин помогает успокоиться, значит, нужно его им дать.
— Какие настроения у местного населения? Наверное, в Славянске вас считают бандеровцами и «Правым сектором»?
— Об этом кричат только провокаторы, которых тут, конечно, хватает. Доказывать им что-либо бесполезно. Еще есть обманутые сепаратистами люди. С этими говорить проще — они вменяемые. Когда мы еще стояли на блокпосте на въезде в Славянск, бывало, к нам подходили возмущенные женщины и скандалили, что мы, мол, не имеем права не пускать их в город и не выпускать из города — они на своей земле. А когда узнавали, что мы свободно пропускаем всех, кто предъявит нам паспорта с местной пропиской, и главная наша цель — защитить горожан от приезжих провокаторов, успокаивались. Удивительно, но многие жители Славянска живут так, словно войны нет: мирно гуляют по городу, обрабатывают огороды. Это притом, что наш противник подчас возит передвижные минометы прямо по городским улицам и стреляет оттуда же! Большинство людей в городе — за единую Украину. Рискуя жизнью, к нам на блокпост пробрались две девушки из Краматорска — привезли письма от жителей восточных регионов страны. Люди выражали нам благодарность, умоляли очистить их города от «российской мрази», писали, что молятся за нас и верят в нашу победу. Такие письма дорогого стоят.
— Ваша жена Ирина, наверное, не может спокойно спать еще с того времени, как вы переехали жить на Майдан. Она была против того, чтобы вы ехали в Славянск?
— Она вообще против войны, но понимает: если не мы — то кто? Было бы здорово, если бы в Украине, как в Израиле, обучение военному делу и первой медицинской помощи было общим для всех — девочек и мальчиков, еще со школы. Тогда в случае нападения неприятеля против него могли бы подняться не триста тысяч солдат, а десятки миллионов граждан — смелых, грамотных, крепких, готовых защищать свою землю. Тогда нас поостереглись бы трогать. Что касается Иры, она, как и я, мечтает только о моем скорейшем возвращении домой, к нашему маленькому Грише. Но, конечно, это возможно лишь после окончательной победы. А она не за горами! О том, что мы побеждаем, говорит и изменившаяся позиция Путина, который официально подтвердил, что отводит свои войска, и то, что последние два дня в нас уже не стреляли минометы. Знаете, почему так происходит? Потому что население россиян не поддерживает. Да если бы жители Славянска и Краматорска — а это почти триста тысяч человек — поднялись бы против нас и заявили, что хотят в Россию, — мы бы ничего не сделали. Но сепаратисты поддержки не чувствуют, поэтому очень скоро им придется убираться восвояси.
4530Читайте нас в Facebook
