Борис Тодуров: "Каждый раз после смерти пациента во время операции хотелось больше никогда не возвращаться в клинику"
Практически ежедневно этот врач выполняет пять операций. «Я нахожусь, как спортсмен, на пике формы, — объясняет такую свою работоспособность Борис Михайлович. — За 27 лет работы освоил множество операций, которые позволяют спасать людям жизни, поэтому просто обязан помогать максимальному числу больных и одновременно учить молодых хирургов. Через несколько лет физически не смогу так долго стоять у операционного стола. Это же естественный ход вещей. Уже сейчас есть проблемы с позвоночником». Когда я позвонила кардиохирургу с просьбой об интервью, он предложил: «Давай лучше расскажем о пациентке. Операционная нашего Института сердца сегодня превратилась в родзал. Женщина с тяжелым пороком сердца родила у нас малышку, у которой тоже еще на УЗИ выявили такой же порок. После операции кесарева сечения мы сначала устраним порок сердца у мамы, а затем и у малышки. Надеюсь, спасем и маму, и ребенка». И все же известный врач ответил на мои вопросы. Оказалось, несмотря на наше с ним тринадцатилетнее знакомство, многих фактов из жизни Бориса Михайловича я не знала.
— В медицинский институт я поступил по стопам старшего брата Ивана, — говорит директор столичного Института сердца доктор медицинских наук Борис Тодуров. — Кроме того, наша мама 45 лет проработала участковым, затем врачом киевской станции скорой помощи. Поэтому все разговоры в семье велись на медицинские темы. А когда Ваня стал студентом, я, естественно, много времени проводил в компании его друзей. Они тоже много говорили о будущей профессии. Поэтому я, не задумываясь, поступил в медицинский. Хотел работать в урологии. Но во время распределения не нашлось места в таком отделении. И совершенно случайно я попал в Институт кардиохирургии к Николаю Амосову, который ткнул в меня пальцем и сказал: «Пойдешь в третью хирургию, детское отделение». Так что за меня выбор сделал случай.
— Не жалеете об этом?
— Да поздно уже, — улыбается Борис Михайлович. — После 27 лет работы в кардиохирургии о чем жалеть?
— Каждый день вы в прямом смысле слова держите в руках сердца людей, оперируете новорожденных детей, у которых оно размером с грецкий орех. Что при этом испытываете?
— Внутреннее волнение у меня присутствует перед каждой операцией. Стандартных операций в кардиохирургии не бывает. Иногда нужно провести банальное вмешательство, которое делал сотни раз, но в любой момент может случиться непредвиденное. Каждое движение хирурга грозит привести к фатальному кровотечению. В 80-х годах из-за нехватки знаний, опыта, отсутствия современного оборудования в нашем отделении погибал каждый четвертый ребенок, которого мы брали в операционную. Это было очень драматично, болезненно. Много раз после гибели пациента во время вмешательства хотелось уйти и больше никогда не возвращаться в клинику. У меня такое желание возникало не раз. Но профессионализм предполагает умение собраться и идти дальше, делать свое дело.
— Вы всегда лично говорили родителям о смерти их ребенка?
— Да, и это до сих пор самое тяжелое в нашей работе. Сейчас понимаю: большинства тех смертей не было бы, проводи мы операции сегодня. За последние 15 лет кардиохирургия шагнула далеко вперед, стала намного безопаснее. Двадцать лет назад мы брались оперировать детей, которые весили не меньше 25 килограммов. Когда провели вмешательство десятикилограммовому пациенту — это был рекорд! А сейчас устраняем пороки 600-граммовым крохам и не считаем такие операции из ряда вон выходящими.
— Вы всегда говорите, что фамилия у вас греческая.
— Мои родители из понтийских греков, которые жили по всему черноморскому побережью от Херсонеса до Ставрополюса. Их переселяла Екатерина перед Крымской войной. Мои предки жили в городке Ялта, но не в крымском, а мариупольском. Я из тех греков, которые в историческом плане имеют реальное право претендовать на Крым.
*Борис Тодуров: «На обороте этого снимка сделана запись: „Мы с папой кормим орла мясом“. Мне было девять лет»
— При этом ваше детство прошло в Сибири…
— Родители поехали на БАМ. Я учился в местной школе с четвертого по девятый класс. Отец был строителем. Мог уйти на работу и не возвращаться неделю. Он умер, когда мне было 16 лет. Как раз тот возраст, когда очень нужно, чтобы отец был рядом. Для меня это стало большой потерей. Помню, у папы было хорошее чувство юмора. Говорят, я похож на него.
— Как-то вы рассказывали, что в тайге приходилось ходить на охоту, а у вас в доме было ружье…
— Его можно было в любой момент взять и пойти белок настрелять. Разрешения у взрослых не спрашивали. Так было заведено. Это как в кино сходить нынешним подросткам. Условия жизни в тайге суровые, благодаря чему дети взрослели быстрее. Мы сами рыбачили, охотились, катались на льдинах, курили.
— И когда же вы бросили? Сейчас же не курите…
— Лет в тридцать. Надоело, — смеется Борис Михайлович. — Я по своей натуре не курильщик. Но там, на Севере, по-другому было нельзя. Город, в котором мы жили, образован бывшими зэками. С петровских времен туда ссылали на каторгу. Поэтому практически все местные парни курят. И если не дымишь за школой, значит, ты не пацан. Я впервые попробовал в четвертом классе. Как сейчас помню, это были папиросы «Север».
— Приходилось самому под лед уходить или вытаскивать кого-то?
— Всякое бывало и на охоте, и на рыбалке. Всегда кто-то помогал выбраться из воды, переодевал, разводил костер. И мы с братом делали так же. Знаешь, там в первую очередь воспитывалось чувство взаимовыручки. Иначе нельзя было. В тех краях, если человек на дороге поднимал руку, останавливалась первая же машина. Подвозили куда нужно, не взяв денег, даже если ехали триста километров. С тех детских времен я очень люблю кедровые орешки. Мелкие такие, из шишек. Для меня это было самое большое лакомство. Есть у меня приятель, родители которого живут на севере России. Так он, зная о моей слабости, всегда привозит мне кедровые орешки. Это вкус детства.
— Среди ваших пациентов много известных людей. Вы спасли от гибели и продлили жизнь известному актеру Леониду Броневому…
— Оперировать приходилось и воров в законе, и генеральных прокуроров, и спикера парламента. Фамилиями не бравирую. Это не принято. Но благодаря работе у меня есть возможность знакомиться и общаться с интересными людьми. Один из самых дорогих моих пациентов — это харьковчанин Эдик Соколов, которому 11 лет назад я пересадил сердце.
— У вас двое детей — Наташа и Миша. Дочь уже работает кардиологом. Ее муж — кардиохирург. Миша учится в медицинском университете. У них было право выбора пойти по другому пути?
— Не было у них выбора! — смеется Борис Тодуров. — Вся их жизнь всегда была подчинена моей профессии. Выходные и отпуск зависели от графика моей работы. В гости всегда приходили врачи. Мои дети слышали разговоры о диагнозах, пациентах, методиках, операциях. Миша пока не выбрал специальность — он только на втором курсе. Но я надеюсь, что он станет кардиохирургом.
*В 2011 году Борис Тодуров получил награду «Врач года» акции «Гордість країни». На церемонию награждения кардиохирург пришел со всей семьей — супругой Еленой, сыном Мишей, дочерью Наташей и зятем Анатолием (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
— Странно, что ваша жена Лена не имеет отношения к кардиохирургии.
— Мы с ней познакомились на свадьбе моих одноклассников. Она была подругой невесты. Через две недели мы решили пожениться. 27 лет уже вместе. У меня, признаюсь, огромное чувство вины перед семьей. Я не уделял должного внимания ни жене, ни детям. Правда, сейчас больше времени не появилось. Так что внукам, к сожалению, тоже много времени не уделяю. Их у меня двое. Борьке четыре года, Танюшке год.
— Внука назвали в вашу честь?
— Да. Когда дочь с зятем сообщили мне о своем решении, я был растроган до слез. Недавно мы с Леной отпустили детей на отдых, а сами остались с внуками. За неделю пару ночей я не спал. У Танюшки резались зубы, поднялась температура. Как же мне ее было жаль! Не помню, чтобы жалел так своих детей, когда они были маленькими. Внуки всегда дороже, что ли.
— За последние полгода среди ваших пациентов много раненых в зоне АТО…
— Были и осколки в сердце, и разорванные артерии… На днях прооперировал бойца из батальона имени Кульчицкого. Мужчина перенес тяжелый инфаркт. Я делаю то, что сейчас должен делать каждый нормальный житель Украины. В наш дом пришла война. Кто-то защищает страну с оружием в руках, кто-то — со скальпелем.
— Когда я сказала, что еду в освобожденный Славянск, на гору Карачун, в добровольческие батальоны, вы тут же вызвались присоединиться к волонтерской группе «Мега-Полиграф». Привезли ребятам лекарства, не раз ездили на «скорой» в Харьковский госпиталь за ранеными…
— За время АТО мы пролечили 40 раненых. Невозможно сидеть дома, когда ребята добровольно рискуют жизнью. Я удивился, когда бойцы 11-го батальона подходили со словами: «Мы вас знаем, по телевизору видели, интервью в газетах читали». Оказалось, для тех, кто воюет, очень важно, что к ним приехал узнаваемый человек. Им необходимо видеть, что о них заботятся, спят рядом с ними в палатке или блиндаже, едят ту же еду.
*Борис Тодуров с коллегами привозит в зону АТО продукты, лекарства, бронежилеты и каски. Причем лично садится за руль «скорой помощи» Института сердца. И по дороге в Киев обязательно забирает раненых ребят из военных госпиталей
— Что больше всего поразило во время этих поездок?
— Молодежь! Мое поколение воспитывалось еще в советском духе. И сколько мы пеняли на молодых ребят, мол, они инфантильны и не приспособлены к жизни, что в них нет патриотизма. Но именно они оказались самыми патриотичными, готовыми защищать Украину ценой своей жизни. В сентябре мы помогали 28-летнему Тарасу Забожчуку, чудом выжившему после выстрела снайпера, и 23-летнему тяжело контуженному Александру Солодкому, в затылке которого застрял осколок мины. Замечательные ребята. После лечения оба снова уехали защищать страну. Я восхищаюсь ими. Четыре месяца мы лечим снайпера Николая Менайлова, получившего тяжелейшее пулевое ранение выше колена. Отец троих детей ни секунды не жалеет, что пошел на фронт. Это дает огромную надежду на то, что все в нашей стране будет хорошо. Помогая таким людям, мы чувствуем себя в общем строю.
Еще меня поразила ситуация в Славянске. Там в подвале пришлось оказывать помощь раненому сепаратисту. Нас предупредили, что на нем много крови наших ребят. Признаюсь, было «мнение» ему не помогать. Но мы ввели обезболивающие, поставили капельницу, отвезли в местную больницу. Мы не судьи. Наша задача — оказывать помощь всем без исключения. А степень его вины и наказание пусть определяют другие. Мы объяснили бойцам, которые его задержали: во всех обстоятельствах нужно оставаться человеком.
— Как отметите юбилей? Какой подарок хотели бы получить?
— Жене хотелось порадовать меня, пригласить всех друзей. Но не могу настроиться на танцы и веселье, когда гибнут наши ребята. Пока не ездил в батальоны, жилось спокойно. А теперь многих солдат знаю лично. Некоторые, с кем я познакомился в зоне АТО, погибли… Лучше собраться узким семейным кругом и тихо посидеть. Вот следующий юбилей отметим широко. А подарки… Не люблю, когда мне что-то дарят. Чувствую себя неловко. Кроме того, для полного счастья у меня почти все есть. Если бы война поскорее закончилась, был бы совершенно счастливым человеком.
20915Читайте нас в Facebook
