Журналист Алена Лунькова: "В России многие даже не знают, что Савченко — женщина!"
Военный корреспондент программы «Вікна-Новини» канала СТБ Алена Лунькова обычно там, где «горячей» всего. Так было со времени начала войны на востоке Украины. Хрупкая девушка со стальным характером и удивительной силой воли бывала на линии фронта, попадала под обстрелы, делала репортажи из Славянска и Луганска. В начале марта Алена уехала со съемочной группой в российский город Донецк — на заседание суда, где должны были огласить приговор Надежде Савченко. Но ни второго, ни девятого марта этого не случилось. Надежду Савченко, объявившую сухую голодовку, заставляют ждать еще одиннадцать дней…
— Последнее слово Нади оказалось жестом, — рассказала сразу после окончания судебного заседания 9 марта в Донецке корреспондент «Вікна-Новини» на СТБ Алена Лунькова (на фото). — Она встала на стул и со словами: «Майдан в России будет! Путин всех не посадит. Хотели последнее слово? Вот оно!» Надя показала средний палец. Судья попросил переводчика это не переводить. Мама Нади Савченко Мария Ивановна тоже попросила последнее слово, но ей не дали. После заседания мама сказала, что не одобряет жеста дочери, но при этом прекрасно ее понимает. И добавила: «Катюзі по заслузі». Было видно, что Надя измотана. Появилась информация, что у нее температура 38. Но она держалась отлично, а войдя в зал, улыбалась. Когда закончилось заседание, Надя слабым голосом начала петь гимн Украины. Зал его подхватил. В этот момент спецназовцы стали буквально выносить журналистов из зала.
— Много было ваших коллег из Украины?
— Практически все крупные телеканалы. Мы не уезжали из России с момента недавнего судебного заседания по поводу Нади Савченко. Прибыли в Донецк 1 марта и уехали из города лишь на один день. 8 марта в Курске записали интервью с оппозиционным депутатом. Освещаем процесс над Савченко еще с осени прошлого года.
*На заседании суда, где должны были огласить приговор Надежде Савченко, присутствовали ее сестра Вера и мама Мария Ивановна (на переднем плане)
— Чтобы работать, вам необходима специальная аккредитация?
— Мы получаем аккредитацию МИДа Российской Федерации. Потом отправляем ходатайство с просьбой разрешить нам присутствовать на суде. Получить разрешение совсем не сложно, если предоставляешь стандартный требуемый пакет документов. Разрешение выдается на три месяца, потом его надо обновлять. На судебное заседание по поводу Савченко аккредитовано 60 средств массовой информации. Но в зал пускали только по шесть камер, по очереди. Единственный, так сказать, «абонемент» на весь день был только у Первого и канала «Россия».
— Они делали большие сюжеты?!
— Я для интереса даже мониторила, что показывают эти каналы по делу Савченко. Оказалось, на всех российских каналах прошло лишь 30-секундное сообщение словами ведущей без единого синхрона! Зачем журналисты провели целый день на заседании, так и осталось загадкой. Я была удивлена, но в России простые граждане мало осведомлены о «деле Савченко». Когда мы в Донецке общались с местными и говорили, что приехали на суд Савченко, многие спрашивали: «А кто он?!» Они даже не знают, что речь идет о женщине! Зато в Донецке все радуются возможности заработать на журналистах, которые приезжают на заседание суда. В городе две гостиницы и свободных мест в них нет.
— Какой вы увидели Надю на первом судебном заседании в Донецке?
— Тогда она еще не объявила сухую голодовку. Надя пила воду и было видно, что она резко теряет в весе. Но при этом Савченко не утратила боевой дух. Я все время удивлялась, откуда она берет эту энергию и силу, чтобы противостоять злу? Ни разу не видела ее сломленной. Надя всегда знает, что ответить, и делает это блестяще, порой ставя в тупик судей. Она настоящий боец! Первое мартовское слушание длилось два дня. В первый день выступали прокуроры, во второй — защита. Все ожидали, что во второй день Надя скажет свое последнее слово. И для всех стало большой неожиданностью, что ей так и не дали высказаться, перенеся заседание на 9 марта. Даже несмотря на то, что Надя сразу предупредила, если ей не дадут последнее слово, она объявит сухую голодовку.
— Чего выжидает российская судебная система?
— Точно ответить на этот вопрос никто не может. Было несколько версий. Согласно одной из них, переведенный на русский текст своего последнего слова Надя отдала переводчику, а он приставлен судом. Адвокаты подозревают, что он мог направить текст «выше». И учитывая его содержание, Наде решили не давать слова. По второй версии, в Кремле еще не знают, что делать с Надей, поскольку торги идут на высшем политическом уровне. Вторая версия более вероятная.
— В Донецк приехала большая группа поддержки Савченко?
— Ее сестра Вера, мама, друзья Нади. Из Москвы приехали активисты Болотной площади. Надя всех их помнит, знает в лицо, со всеми здоровается. Пока судьи не зайдут в зал, журналистам запрещают общаться с Савченко. Она сама что-то рассказывает, выкрикивает. Чувствуется, что Наде очень не хватает общения. Бывает, она шутит. На самом деле, гробовая тишина, которая стоит в зале перед началом заседания, устрашает. Надя пытается как-то отвлекаться: рисует открытки, пишет на бумаге «Люблю Україну!» и прикладывает к стеклу, чтобы все видели. Надя находится словно в стеклянном аквариуме с решетками. У нее стоит микрофон, поэтому все, что она говорит, слышно. Но если бы даже не было микрофона, Надя порой так кричит, что никакие стены ей не помеха.
— Никто из судей не испытывает к отважной украинской летчице симпатии?
— Не могу сказать, что у нас, в Украине, очень честные суды, но в Донецке они превзошли все самые худшие ожидания. Судьи откровенно подыгрывают прокурорам! Поддакивают всему, что говорит обвинение, и тут же отклоняют все ходатайства защиты. Для журналистов, работающих во время заседания, установлены особые правила. Ни в коем случае нельзя смеяться, даже улыбаться. Иначе могут выставить из зала. Нельзя снимать камерой прокуроров и судей. Снимать можно только Савченко и адвокатов. Если камеру случайно поворачиваешь на пять градусов в сторону, тебя может вывести из зала пристав. Один пристав обязательно стоит сзади и смотрит, что мы снимаем. Однажды я фотографировала, и в объектив попал чубчик прокурора. Случайно, просто часть волос. Охранник, увидевший это, заставил меня удалить кадр.
Для журналистов, которые находятся не в зале, в другом помещении установлен большой плазменный экран, где идет прямая трансляция. Помню, когда мы приезжали на менее громкие заседания, связанные с Надей, нас вообще не пускали в зал заседания, находя тысячу причин для этого, и мы снимали с экрана.
— Вы записывали интервью с Надей?
— Это просто невозможно! Иногда перед заседанием нам давали несколько секунд, когда можно было ее поснимать. При этом заранее оговаривалось, что мы не можем задавать вопросы. Дурацкая ситуация — мы заходим в стеклянную комнату Нади, молчим, снимаем ее, и она сама начинает что-то говорить. После этого я осознала, что у нас в Украине во время судебных заседаний настоящая демократия! Поймала себя на мысли, что, зайдя в донецкий суд, сразу чувствую себя виноватой. Полиция проверяет документы еще на подходе к суду. Заходишь в здание — начинается проверка металлоискателем. К журналистам у спецназовцев особая неприязнь. В здании, кроме зала заседания и помещения, где находится экран, никуда не пускают. В туалет можно ходить только по одному. В коридорах нельзя останавливаться. Обед в суде строго по расписанию, в дневное время — с часа до двух. Судьи уходят в отдельное помещение, Надя, в сопровождении охраны, — в специальную комнату. Журналисты могут питаться только на улице, в близлежащих кафе. После этого, чтобы вновь попасть в здание, надо пройти несколько уровней охраны.
— Известно, что вас задержала российская полиция при въезде в Донецк. Что произошло?
— Это было восьмого марта, когда мы возвращались из Курска в Донецк. Нас остановили якобы из-за того, что на стеклах была тонировка. Полицейские проверили документы, забрали их, сели в машину и сказали: «Следуйте за нами». Мы приехали в отделение, где нам заявили, что наша машина числится в угоне, и начали обыск. Я поняла, что надо поднимать тревогу. Связалась с консулом — и вопрос, слава Богу, решился. Но нас продержали в участке полтора часа. Потом сказали, что наши номера были очень похожи на номера той машины, которая числится в угоне. Полный бред! Мы приехали на этом автомобиле из Киева и, понятно, что киевские номера все время привлекали внимание.
— За последний год изменилось отношение российских граждан к Украине?
— Многие, узнав, что мы из Киева, совершенно спокойно на это реагировали. Никакой агрессии. Хотя встречаются и те, кто продолжает вести себя воинственно. Открытая агрессия наблюдается у всех, кто состоит на государственной службе. Пока мы жили в Донецке, каждые три дня к нам в гостиницу приходил полицейский проверять документы. Он уже прекрасно изучил наши паспорта, но тщательно рассматривал их каждый раз вновь и вновь…
3336Читайте нас в Facebook
