В столице открылась выставка фронтовых снимков, сделанных участниками АТО (фото)

7:30 — 30 марта 2017

— Лучше, чтобы о войне детям рассказали мы, ветераны, чем те, кто знает о ней лишь понаслышке, — заявил «ФАКТАМ» на открытии выставки фронтовых фотографий, организованной в Киевском дворце детей и юношества, ветеран АТО Игорь Погребиский (позывной «Артист»). — До войны мы с моим родным братом Андреем были гражданскими людьми, на фронт пошли добровольцами. Здесь демонстрируется снимок, на котором запечатлены Андрей, наш боевой побратим Максим Бачинский (позывной «Бача) и я. Эта фотография сделана в сентябре 2014 года в Ирпенском военном госпитале под Киевом.

ВІДЕО ДНЯ

*На фото братья Игорь (крайний справа) и Андрей Погребиские сфотографировались с боевым побратимом Максимом Бачинским (в центре)

Я приехал туда проведать Андрея, а он мне сообщает радостную новость: «Представляешь, здесь „Бача“, которого ты вытащил с поля боя под Лисичанском. Раны уже зажили, сейчас здоровее прежнего!» Вот тогда и сфотографировались втроем. Этот снимок для меня — напоминание о самых напряженных событиях, которые довелось пережить на войне.

Они произошли в июле 2014 года. Тогда под видом только что освободившегося из колонии зека я пошел в разведку к оккупированному Лисичанску. Трое суток шагал по полям, попал в опасную переделку, но задание выполнил: дорогу к городу разведал и, что не менее важно, обнаружил на подступах к нему тщательно замаскированную линию обороны. «Сепары» надеялись, что она станет неприятным сюрпризом для украинских войск, но просчитались — по мобильному я сообщил об этом укрепрайоне нашему командованию.

— Когда готовились идти в разведку, как входили в образ бывшего зека?

— Три дня зарастал щетиной, а еще ради пущей правдоподобности пришлось попить водки, — вспоминает Игорь (на фото). — Мне придумали легенду: мол, я житель Славянска, только что освободившийся из колонии. Пока отбывал срок, жена продала квартиру, а сама переехала в поселок, который находится в пригороде Лисичанска, и устроилась работать на местную птицефабрику. Я якобы узнал об этом от соседей, когда пришел домой и обнаружил, что там живут чужие люди. Кстати, меня специально возили к этому дому по улице Аркадия Гайдара, 56. Я даже поднимался к квартире, в которой «жил».

А еще назубок выучил карту местности, по которой предстояло идти, различные ориентиры. Когда меня привезли к нашему крайнему блокпосту, я был одет в старые спортивные штаны и футболку, обут в поношенные тапочки. В руках — кулек, в котором лежали начатая бутылка водки, мятый одноразовый стаканчик, зеленые абрикосы и старенький телефон Nokia — для связи со штабом. Стер в мобильном все, кроме номера супруги. Остальные номера держал в голове. Попросил жену: «Если позвонит кто-то чужой, ругай меня на чем свет стоит: морда, мол, бандитская, алкаш. Скажешь, что мы жили в Славянске на Гайдара, 56. Это для дела нужно».

— Как отнеслась супруга к вашей просьбе?

— Конечно, сильно переживала, но старалась этого не показывать. У нас с ней уговор — не давать волю эмоциям. Условились об этом вскоре после того, как я пошел добровольцем в армию. Поначалу ведь все разговоры по телефону заканчивались тем, что жена начинала плакать. Это нужно было как-то прекратить, и я сказал: «Давай договоримся: никаких слез — и без твоих рыданий не очень-то весело. Впредь будешь рассказывать только о хорошем». На том и порешили. А когда я приехал домой, жена призналась: «Поговорю с тобой по телефону бодрым голосом о позитивном, положу трубку и… плачу».

На войну она меня отпускать не хотела, но в нашей семье решения принимаю я. Объяснил: «Защищать страну, тебя, детей — моя прямая обязанность».

— Жене довелось подтверждать по телефону вашу легенду?

— К счастью, нет, но мне пришлось обратиться за помощью к сыну Александру. Дело в том, что карта, по которой готовился к разведке, была устаревшей — еще советских времен. На ней обозначена одна ветка железной дороги, а в действительности их оказалось две. Идти мне следовало вдоль «железки», но какой именно? Позвонил Саше в Киев: «Сынок, сможешь провести меня по карте Google?» Рассказал, где примерно нахожусь и к какому поселку иду. Он меня и повел. «Видишь озеро?» — спрашивает. Через некоторое время я наткнулся не только на озеро, но и на дамбу. Позвонил Сане сообщить об этом. «Железная дорога возле дамбы есть?» — спрашивает сын. «Да». — «Это твоя ветка, по ней ориентируйся».

Кстати, сын вначале стал волонтером, а в сентябре 2015 года пошел добровольцем в нашу 95-ю бригаду («ФАКТЫ» писали об Александре Погребиском. — Авт.).

— Удалось избежать встречи с сепаратистами?

— Нет, как раз за озером напоролся на них. Расскажу по порядку. Когда дошел до середины дамбы, раздались автоматные очереди. Ну, думаю, влип! Осторожно повернул голову и понял: тревожиться особо нечего. К берегу подкатил джип, из него послышался развязный женский смех. Пьяная компания приехала купаться, палила ради развлечения в воздух.

Сразу за дамбой находится лесопосадка. Только к ней приблизился, из «зеленки» вышли двое «сепаров» с автоматами. У меня аж сердце екнуло. «Ты кто такой? — спрашивают. — Что здесь делаешь?!» Пришлось мобилизовать все свои актерские способности, которые дал Бог. «Пацаны, — заговорил просительно, — я только что освободился из тюрьмы, пришел домой, а там чужие люди — жена квартиру продала. А тут еще у вас война какая-то непонятная. Иду с женой разбираться — она под Лисичанском на птицефабрике работает». Один «сепар» даже проникся сочувствием, выпил со мной по 50 граммов. Но другой (наверное, командир) смотрел недоверчиво, все подробно выпытывал. «А чего ты этой дорогой идешь?» — сверля меня глазами, спросил он. «Я дорогу не знаю, иду «на ощупь». — «Так тебе туда!» — «сепар» указал мне направление между деревьями. «Спасибо, пацаны, я пошел», — сказал им. Только сделал пару шагов, как за спиной рявкнули: «Куда, бомжара? Вдоль «железки» иди!» И для пущей ясности сопроводили эти слова пинком.

Я не заставил себя долго ждать, припустил быстрым шагом. «Ну, — думаю, — повезло, ведь запросто могли пристрелить и тело в озеро выбросить».

Линию обороны сепаратистов я заметил не сразу — она была хорошо замаскирована. Иду себе, вижу неподалеку высотку. «Отличное место для создания укрепрайона», — мелькнула мысль. Окинул взглядом эту возвышенность и у самого ее края увидел боевую позицию — «сепары» ее только вырыли и еще не успели прикрыть дерном. Присмотрелся повнимательнее и обнаружил, что замаскировано там много всего. Развернулся и поспешил подальше от того места, чтобы меня не задержали. Отошел на некоторое расстояние, включил телефон, сообщил начальнику штаба об укрепрайоне. «А теперь бегом обратно! — услышал я в трубке. — Завтра утром встретишь колонну 13-го батальона, проведешь ее к Лисичанску, покажешь, где эта высотка». — «В 13-м меня никто не знает. Направьте в батальон брата Андрея, чтобы было кому меня признать», — попросил я.

— Успели встретить колонну?

— Да, вышел в ее хвост. Прошу бойца: отведи меня к комбату. «Чего, бомж, захотел, проваливай», — заявил тот и ткнул меня прикладом. Хорошо, брат подоспел. «Это свой!» — крикнул он.

Я доложил комбату результаты разведки. «Садись в ведущий БТР, будешь дорогу показывать», — приказал он. Хлопцы нашли мне форменную куртку-«дубок», дали автомат. Пронеслись по дамбе и с ходу уничтожили из пулеметов блокпост «сепаров» в лесопосадке.

Когда добрались до укрепрайона, комбат запросил поддержку артиллерии. Ударили наши орудия, но снаряды ложились вначале перед линией обороны, затем — за ней. К сожалению, большого вреда от этого врагу не было. Мы пошли в атаку с фронта, а первый батальон — с фланга. «Сепары» встретили нас шквальным огнем. Пришлось отступить. Вперед выдвинулся наш танк, отработал по вражеским позициям, и мы вновь пошли в атаку.

Я был внутри БТРа, а снаружи находилась группа десантников, среди них — мой брат Андрей. Вдруг слышу, как ударила длинная очередь, раздались крики раненых и тут же в метре от меня разорвалась мина. Ни один осколок в меня не попал, но взрывной волной сильно контузило. На короткое время я потерял сознание. Когда пришел в себя, почувствовал, как в голове все сжалось, мозги будто разлетелись и тут же соединились вновь в каком-то хаотическом порядке. Я практически перестал слышать и не мог говорить — связки отказывались работать, вместо слов вырывались нечленораздельные звуки.

Выбрался из БТРа, помог вытащить оттуда тяжелораненых, перевязать их. Брата увидел метрах в пятистах от нашей бронемашины — на пункте сбора раненых. Смотрю — живой! От переполнявших меня чувств на глаза накатили слезы. Андрей сидел с разорванной штаниной, был в сознании. Он сам себе перетянул жгутом ногу, в которую попала пуля, и сделал укол. В машине, увозившей раненых в тыл, почти не было места, но я все же сумел втиснуть туда брата.

Мне же первую помощь медик оказывал на улице: поставил капельницу, прикрепив ее к шурупу, ввинченному в забор. Вскоре я тоже был эвакуирован в тыл. К тому времени начал восстанавливаться слух в левом ухе. А речь вернулась, когда уже был в госпитале в Харькове. Поначалу, правда, заикался. Сейчас из последствий контузии остался только звон в ушах.

— Из шестерых ребят, попавших под пулеметную очередь возле того БТРа, у меня ранение оказалось самым легким, — говорит младший брат Игоря Андрей Погребиский. — Пуля угодила в область бедра. К счастью, кость и артерия остались целыми. Разве что повредило нервы, и ногу ниже колена я поначалу не чувствовал. Один из шестерых погиб — 22-летний командир роты лейтенант Игорь Холо. В него попали три пули. Вечная ему память.