Артем Сытник: "Я похож на человека, который панически чего-то боится?"
Директором Национального антикоррупционного бюро (НАБУ) по результатам конкурсного отбора стал Артем Сытник. В интервью «ФАКТАМ» он немного рассказал о резонансных делах, о том, какие проверки периодически проходят детективы (это новая должность в истории правоохранительных органов) НАБУ, о взаимоотношениях со Специализированной антикоррупционной прокуратурой (САП) и еще о многом другом.
— Давайте начнем разговор с дела, которое сейчас у всех на слуху. Речь о бывшем председателе парламентского комитета по вопросам топливно-энергетического комплекса Николае Мартыненко. По версии следствия, он — соучастник растраты более 17 миллионов долларов госпредприятия «ВостГОК». 22 апреля суд отпустил его на поруки народных депутатов от «Народного фронта» и нескольких министров. Что дальше?
— Чтобы осветить некоторые промежуточные результаты расследования, 24 апреля по этой теме прошел отдельный брифинг. Сейчас есть пять подозреваемых в данном деле. Один из них пока находится за границей, четыре — в Украине. Им всем, в том числе и Мартыненко, предъявлено подозрение. Пока новой информации сообщить не могу.
— Читала, что будет еще и третье дело Мартыненко…
— А второе какое?
— Цитирую СМИ: «По факту получения взяток при закупке госпредприятием „Энергоатом“ оборудования для атомных электростанций у чешской koda. Размер взятки — 30 миллионов швейцарских франков. Деньги якобы поступали на счет панамской компании Bradcrest Investment, скрытым владельцем которой, по данным швейцарских следователей, являлся Мартыненко».
— На данном этапе мы говорим о расследовании дела о причинении ущерба «ВостГОКу». Есть еще ряд дел, касающихся этих же лиц, в том числе и человека, о котором вы говорите. Более детально расскажу только после того, как будут приняты определенные процессуальные решения.
— Пока вы молчите?
— Пока молчим.
— И все же, может быть, прокомментируете реплики Мартыненко о том, что САП и НАБУ — это, цитирую: «филиал грузинской мафии» и «PR-агентство». Кроме того, он заявил, что «народный депутат Лещенко управляет бюро».
— Не могу опровергать и комментировать явный бред. Это потеря времени. К сожалению, способы защиты (не только по этому делу) выбираются, скажем так, не в профессионально-процессуальной плоскости, а в плоскости соцсетей.
НАБУ управляет один человек — директор бюро. Ему помогают заместители, курирующие определенные направления. Точка.
Если мы говорим о расследованиях, которые проводит бюро, то есть еще один орган, который в них участвует. Это Специализированная антикоррупционная прокуратура.
— Защита Мартыненко утверждает, что его задержали незаконно.
— Давайте резюмируем. В ходе расследования наши детективы определили круг людей, причастных к нанесению ущерба госпредприятию. Мы проинформировали общественность о том, как они совершили преступление, и опубликовали схему завладения средствами «ВостГОКа». Так вот, пока публичных комментариев со стороны защиты не услышали. Вместо этого они переходят на лозунги. Задаем конкретный вопрос: «Что можете сказать по сути этой схемы?» И тут начинается: «Мартыненко — герой Майдана», «НАБУ и САП — в грузинской команде» и тому подобное. То есть говорят о том, что не имеет никакого отношения к производству, которое расследуем. К сожалению, такая тенденция присуща не только этому делу. Поэтому комментировать, кто «герой Майдана» или еще чего, очень сложно. Мы занимаемся конкретными вещами, а не популизмом.
— Теперь, пожалуйста, несколько слов о деле главы Центральной избирательной комиссии Михаила Охендовского — о «черной кассе» Партии регионов.
— 24 апреля в САП отправлен окончательный проект подозрения Охендовскому. Мы, по нашему мнению, выполнили все указания прокурора. Считаем, что собранных доказательств достаточно, чтобы подозревать главу ЦИК в совершении особо тяжкого коррупционного правонарушения. Надеюсь, что САП согласится с нашими аргументами.
— Какие у вас отношения с САП?
— Рабочие.
— Не так давно беседовала с ее руководителем Назаром Холодницким. Он сказал, что дискутируете исключительно по делу.
— Совершенно верно.
— Но ходят слухи, что нередко конфликтуете.
— Конфликт — такое сложное понятие… У нас разные зоны ответственности. Наша работа заканчивается в тот момент, когда составлен обвинительный акт и дело направляется в суд. Дальше стадия судебного слушания, где прокурор поддерживает гособвинение.
Но иногда бывают ситуации (особенно это касается так называемых топовых дел), когда мы считаем, что собранных доказательств достаточно для завершения досудебного расследования, а в САП говорят, что необходимо провести дополнительные следственные действия: «Нам хотелось бы еще вот это сделать. И вот это». Возникает дискуссия. Порой она выходит в публичную плоскость. А некоторые журналисты, политики и активисты пытаются преподнести все это как конфликт между двумя ведомствами.
Напомню, что САП и НАБУ — составляющие одного целого, которые не могут существовать друг без друга. Словом, наши службы обречены быть вместе.
— Как складываются взаимоотношения с Генпрокуратурой?
— Я бы не сказал, что у нас есть какие-то взаимоотношения. Иногда наши детективы работают в составе общих следственных групп по ряду дел. Но это пока достаточно редкое явление.
— Можете что-то рассказать об обысках в Нацбанке?
— Ничего, кроме того, что сказано ранее.
— Читала, что НАБУ проверяет деятельность мэра Львова Садового.
— Проверяем.
— Прокомментируете?
— Пока нет.
— Как вы собираете информацию за рубежом?
— По разным каналам.
— Писали, что по делу Мартыненко вы сотрудничаете с ФБР. Но, наверное, не только по этому делу и не только с ФБР.
— Не стану сейчас раскрывать механизмы сотрудничества с нашими иностранными партнерами, поскольку есть не только меморандумы и договоры о взаимодействии, но и соглашение не обнародовать все нюансы.
— Сотрудничество хоть плодотворное?
— Ну да. Есть результаты. Думаю, что довольно скоро расскажем, как сотрудничаем с одним из иностранных офисов, аналогичных нашему.
— Западные партнеры готовы нам помогать?
— Отвечу немного по-другому. Уровень поддержки со стороны западных партнеров сложно переоценить. В принципе, это стало основополагающей причиной, почему мы выдержали давление, которое постоянно оказывают на нас, почему смогли создать антикоррупционное бюро, начать расследования и показать результаты.
— НАБУ опубликовало в «Фейсбуке» карту «Украинская коррупция в мире» — в какие государства выводят деньги наши коррупционеры. Это Австрия, Кипр, Латвия, Гонконг, Великобритания, Греция, Виргинские Острова, Швейцария, Черногория, Германия, Испания. Можете это прокомментировать?
— Мы показали то, что установлено в ходе наших расследований. А комментировать — это больше ваша задача.
— Пока названо 11 стран. Похоже, вы в начале пути.
— Я неоднократно говорил, что коррупция такого масштаба, какую мы расследуем, редко заканчивается в Украине. К сожалению. Это обстоятельство объективно увеличивает время расследования. Большинство наших дел связано с тем, что деньги «вымываются» из страны и уходят в офшоры, в иностранные банки.
— Почему высокопоставленные фигуранты дел, которых метко окрестили «жертвами НАБУ», беспрепятственно выезжают за рубеж?
— Например?
— Бывший народный депутат Александр Онищенко, обвиненный в мошенничестве при заключении контрактов на поставки газа и краже 100 миллионов евро. И не только он.
— Ну как беспрепятственно? Онищенко не могли задержать, поскольку на тот момент он обладал депутатской неприкосновенностью. Если бы задержали, на детектива НАБУ завели бы уголовное дело. Онищенко выехал, когда почувствовал, что парламент может принять решение о снятии с него иммунитета. В ночь перед голосованием он три раза регистрировался на вылет из страны, а потом отменял регистрацию.
Насчет неприкосновенности депутатов говорят много лет. Сдвигов нет. Когда меня упрекают за то, что фигуранты дел сбегают из страны, всегда отвечаю: «Извините, я еще в девятом классе слышал, что в Украине отменят депутатскую неприкосновенность».
— Сегодня в НАБУ (разговор состоялся 25 апреля) вызвали лидера Радикальной партии Олега Ляшко…
— (Смеется.) Думаю, о том, что вызвали, знают не только в Украине. Не хотите спросить, почему?
— Да опять услышу, что ничего не можете сказать.
— Антикоррупционная прокуратура зарегистрировала уголовное дело по факту незаконного обогащения народного депутата Ляшко. САП поручила нам расследовать дело, которое они зарегистрировали, обнаружив публикацию в Интернете. Мы вызвали Олега Валерьевича, чтобы он дал показания. В принципе, все.
— Нередко вас обвиняют в неэффективности работы…
— Приведите конкретные факты.
— Цитирую СМИ. «На Генпрокуратуру за год потратили три миллиарда — они вернули в бюджет десять. На НАБУ потратили 500 миллионов — они вернули сто».
— Напоминаю, что в ГПУ 15 тысяч сотрудников.
— А у вас?
— 560.
— Вы как-то говорили, что проводите внутренние проверки сотрудников. Что это такое?
— Это составляющий элемент работы управления внутренней безопасности бюро. Сразу скажу, что данное управление — самостоятельное следственное подразделение. Одна из его функций — расследование дел о коррупционных правонарушениях, совершенных работниками НАБУ.
Но мы стараемся, чтобы управление работало не после совершения преступления, а превентивно.
Во-первых, сотрудники управления постоянно мониторят факты приобретения нашими работниками недвижимого и движимого имущества. То есть мы видим, как изменяется или не изменяется (в основном не изменяется) образ жизни работников, как, грубо говоря, они тратят зарплату. Таким образом, если у детектива, не дай Бог, вдруг появится Bentley или шикарный особняк, на это будет мгновенная реакция.
Во-вторых, проводим проверки на добропорядочность. Закон требует, чтобы в определенных ситуациях сотрудники бюро вели себя надлежащим образом, и никак не иначе.
— Создаете такие ситуации искусственно?
— Да. Причем по тайному графику, который согласовывается только со мной. Речь не о взятках. Например, если работнику НАБУ будут лишь предлагать взятку, он должен немедленно сообщить об этом директору бюро или в управление внутренней безопасности.
Не скрою, было приятно, что во время этих проверок мы видели моментальную правильную реакцию. Слава Богу, все сотрудники, в отношении которых проводили такие проверки, их прошли.
— Теперь о скандале с международным аудитом ведомства. На его проведение претендовали заместитель генерального инспектора департамента юстиции США Роберт Сторч и коммерческий аудитор из Великобритании Найджел Браун. Но парламент за них не проголосовал. Почему?
— Не знаю. Это вопрос не к нам.
— Почему говорят, что аудита здесь панически боятся?
— Кто говорит?
— СМИ.
— Я похож на человека, который панически чего-то боится? Вообще-то, такие слухи — это, наверное, определенная форма защиты наших подозреваемых, которые придумывают мегаверсии по поводу своего задержания. Начиная с того, что мы одновременно (!) являемся «рычагом Госдепа» и «рукой Кремля».
Мы делаем свою работу. А к цирку в парламенте по поводу выбора членов комиссии внешнего контроля относимся очень спокойно. Наоборот, расцениваем это как позитив, потому что скандал из-за назначения аудитора свидетельствует, что мы действуем правильно и по-настоящему являемся независимой структурой.
— Назар Холодницкий утверждает, что в САП ни разу не звонили из Администрации президента.
— По поводу чего?
— С указаниями, что делать, а что не делать. А вам?
— Таких звонков не было ниоткуда.
Вернусь к вопросу об аудите. Паники никакой нет. Есть беспокойство, чтобы решение аудита (а рано или поздно его надо будет проводить) — позитивное или негативное — имело легитимность. Чтобы его не ставили под сомнение ни наши западные партнеры, ни гражданское общество, ни наш политикум. И все. А организовывать этот аудит, делегировать туда членов комиссии — это задача парламента, президента и Кабмина.
Панически боится, наверное, тот, кто об этом пишет. И не аудита, а того, что мы делаем.
— Что, на ваш взгляд, мешает стране побороть коррупцию?
— Это очень сложный вопрос. Скажу так. Есть результаты нашей работы, есть очень интересные дела, которые никогда не расследовали до этого. Если мне скажут, что кто-то задерживал действующих руководителей госорганов: главу фискальной службы, Центральной избирательной комиссии, Счетной палаты или представителей топ-менеджмента крупных предприятий, готов послушать.
Но! Я постоянно говорю об одной проблеме — нам нужен специализированный антикоррупционный суд.
— Вы считаете, что если он появится…
— Я считаю, что в коррупционных делах необходимо ставить точки. То есть когда вина фигуранта будет установлена, сам он — наказан, а арестованные деньги — возвращены в бюджет. Это то, к чему мы стремимся.
Самый действенный способ — создание специализированных судов, чтобы они занимались именно такими делами. Ведь судья районного суда, у которого 900 дел, вынужден слушать еще и дела НАБУ, а их рассмотрение занимает больше времени, чем все остальные. Мы убеждены, что такое положение дел не способствует борьбе в первую очередь с топ-коррупцией. Поэтому и выступаем за создание антикоррупционного суда. Свое слово должен сказать парламент. Каким оно будет…
Понимаете, когда власти нужно, чтобы парламент за что-то проголосовал, депутаты мобилизуются за пять минут. Но когда и Международный валютный фонд, и страны «Большой семерки», и правительство США, и Европейский союз говорят: «Ребята, вам нужен специализированный антикоррупционный суд», а мы не видим политической воли парламента решить этот вопрос, то перспективы такой важной для страны институции выглядят туманно.
Фото предоставлено пресс-службой НАБУ
3705Читайте нас в Facebook
