"Узнав, что у Ковпака почти не осталось зубов, Сталин велел медикам сделать партизану вставные челюсти"
Генерал-лейтенант, доктор исторических наук, профессор Анатолий Русак известен читателям «ФАКТОВ» своими интервью о настоящей причине смерти сына Иосифа Сталина Якова Джугашвили и знакомстве с легендарным разведчиком Николаем Кузнецовым. В свое время Анатолий Владимирович служил в разведорганах, имел доступ к архивам гитлеровской Германии и выяснил, например, что сын вождя — офицер-артиллерист — погиб не в плену в нацистском концлагере Заксенхаузен, как принято считать, а еще летом 1941-го в бою под Могилевом. Его документы попали к противнику, и Гитлер решил пощекотать Сталину нервы — нашел двойника и сфальсифицировал историю c пленением. Кузнецова же Русак видел еще мальчиком в партизанском отряде, в котором воевал его отец. Там же, в лесах на юге Белоруссии, он познакомился и с Ковпаком.
Написать материал о знаменитом командире народных мстителей мы с Анатолием Владимировичем задумали давно. Русак как член Комиссии по делам бывших партизан и подпольщиков при Верховной Раде Украины был занят подготовкой к печати большого альбома об истории партизанского движения в Украине. Он выглядел моложе своих 80 лет и, казалось, был полон сил. Увы, в декабре 2016 года Анатолий Русак умер, оставив нам свои воспоминания, книги и светлую память о себе.
— Анатолий Владимирович, о роли Ковпака в борьбе с нацистами написано немало. Но сейчас некоторые повадились обвинять его в пьянстве и что бабником был…
— Насчет бабника — я свечку не держал. Но скажу так. В начале войны Ковпак — мужчина уже непризывного возраста, председатель Путивльского райисполкома, — мог преспокойненько эвакуироваться в тыл и там устраивать свою личную жизнь. А он одним из первых ушел с небольшим отрядом в лес. Из партизан 1941 года выжили единицы. Остальные погибли. Ковпак же сумел не только выжить, но и стать символом народной борьбы, а для оккупантов — кошмарным сном.
На войне жизнь тоже продолжалась. Люди влюблялись и даже детей рожали. Когда в любой день ты можешь погибнуть, чувства обостряются. Так что не судите, да не судимы будете, говорю я тем, кто любит покопаться в чужом грязном белье.
Насчет пьянства — тоже интересная ситуация. Тут уж мне сам Сидор Артемович рассказывал. К зиме 1942 года у него во рту осталось всего два зуба. Они болели так, что Дед, его так называли партизаны, порой искал пятый угол. Врач отряда советовала их во что бы то ни стало сохранить: разобьем фашистов, говорила она, — оставшиеся зубы будут лучше держать искусственные челюсти. А как бороться с зубной болью? И бедный Ковпак был вынужден для обезболивания полоскать рот спиртом, самогонкой. Вот и попахивало от него.
*Сидор Ковпак не был ангелом, но все, кто его знал, отзывались о нем как о порядочном и справедливом человеке
В мае 1942-го наладилось авиационное сообщение партизан с Москвой, и Ковпак вылетел в столицу. Попал на прием к Сталину. Увидев беззубого партизанского генерала, вождь распорядился изготовить ему вставные челюсти. Стоматологи подлечили больные зубы, быстро сделали слепок и должны были до отлета Сидора Артемовича в Брянский лес сделать челюсти. Но не успели. Через полгода Сталин позвонил начальнику Украинского штаба партизанского движения генералу Тимофею Строкачу и, кроме всего прочего, поинтересовался, как дела у партизана с зубами. Генерал ответил, что из Москвы все еще не прислали. «Незамедлительно пришлют», — прервал Строкача Сталин.
И вскоре челюсти прибыли к Сидору Артемовичу первым же самолетом, доставившим с Большой земли на партизанский аэродром боеприпасы. С тех пор Ковпак перестал полоскать рот самогоном. Уже когда Ковпака не стало, я спрашивал партизанских командиров Александра Сабурова, Василия Бегму, Алексея Федорова, Луку Кизю, Всеволода Клокова, а еще раньше — преемника Сидора Артемовича на должности командира соединения Петра Вершигору насчет пьянства. Ответ всегда был примерно такой: в лесу, особенно зимой или в непогоду, или среди болот пили все. И Сидор Артемович не был святым. Но меру Ковпак знал, никто не видел его пьяным. А в компаниях он следил, чтобы никто не перебрал. С выпивохами был очень строг, мог и плеткой попотчевать или просто по физиономии врезать.
— Значит, любители очернять Ковпака все-таки пишут правду о его жестокости и рукоприкладстве?
— Не вся это правда, иногда подлость хуже брехни. А вся правда заключалась в том, что у Ковпака в подчинении временами находилось более двух тысяч партизан. Регулярного тылового обеспечения, как в армии, не было. Хлопцы часто голодали и не имели теплой одежды, обувки. Не каждый, имея оружие, мог удержаться от соблазна пойти в село и забрать у людей курицу либо снять с пленного венгра хорошие сапоги или ботинки. Как бороться с мародерами и нарушителями дисциплины? Следователей, прокуроров и суда у Сидора Артемовича тоже не было. Да и времени на разбирательство не хватало. Вот и получал провинившийся нагайкой по спине или пощечину.
Я, кстати, изучал этот вопрос десять лет. За это время нашел семерых бывших партизан, в годы войны попавших под «правосудие» Ковпака. Все они остались благодарны Деду за урок. И второй раз уже не совершали каких-то проступков.
Вообще порку не Ковпак придумал. В годы войны на одном из заседаний ЦК КП (б)У тогдашний руководитель Украины Никита Хрущев сказал: «…мы даем директиву партизанам при захвате врагов судить… Врагов надо не расстреливать, а вешать. В записке (директиве ЦК. — Авт.) можно записать и о порке. Поймали какого-нибудь человека, который напроказничал, его вешать не за что, но выпороть можно. Выпороть и отпустить. Пусть идет. Я даже думаю, что можно и в отношении немцев и мадьяр применять порку. Одних следует вешать, а других выпороть и отпустить». Вот и Ковпак головорезов и предателей казнил. А тех, на ком крови не было, миловал, ограничивался поркой. Хотя злостного мародера, попавшегося второй раз, мог приказать расстрелять перед строем: «Партизаны — не бандиты!»
*Легендарный партизанский генерал, дважды Герой Советского Союза Сидор Ковпак (в центре) с партизанским командиром Алексеем Федоровым (слева) и начальником Украинского штаба партизанского движения генералом Тимофеем Строкачем. Фото из архива Анатолия Русака
— Как вы мальчишкой оказались в партизанах?
— Мы родом из Белоруссии. После окончания Минского университета отца направили работать в школу в Украину, в местечко Дубровица Ровенской области. Мама работала фельдшером. В начале войны папу оставили в тылу врага секретарем подпольного райкома партии. В 1942-м над подпольем нависла опасность. Родители ушли в лес. Двух моих маленьких сестричек отправили к бабушке, в белорусское село. А меня, восьмилетнего, забрали с собой.
Отец стал комиссаром отряда имени Тараса Шевченко. Мама лечила раненых. Мне она сшила кожушок с капюшоном, большую лисью шапку-ушанку, безрукавку из кусочков бараньих шкур и форму из двух венгерских гимнастерок. Отец научил оборачивать ноги теплыми байковыми портянками. Единственное, что смущало в моем наряде, — это рукавицы из овчины. Чтобы они не потерялись, мама заставила меня носить их по-детски — пришив к парашютной стропе, протянутой через рукава. Я-то ведь считал себя взрослым! На ремне в маленькой кобуре с гордостью носил итальянский дамский пистолет «Астра», подаренный отцом. Его называли «мухобойкой». Но это был настоящий боевой пистолет! Патроны папа на всякий случай хранил у себя. Иногда в лесу вставлял обойму и учил меня стрелять.
Большую часть времени я поначалу помогал маме. Представляешь, иногда, если у раненого начиналась гангрена, она могла с помощью ножовки отпилить руку или ногу. Потом отец стал брать меня на боевые операции. Однажды надо было устроить диверсию на железной дороге. А взрывчатка у партизан кончилась. Тогда они взяли у знакомых путейцев инструмент и разобрали большой — метров сто — участок путей. Я сносил болты, гайки и другие мелкие детали в корзину, стоявшую в лодке. Их и рельсы партизаны утопили в болоте. Деревянные шпалы тоже выковыряли, сложили в кучи и сожгли. А зимой сорок третьего в бою отца ранило в ногу. Я оказался рядом и наложил ему жгут, чтобы не истек кровью.
— Как вы впервые встретились с Ковпаком?
— В мае 1943 года в тыл врага на юг Белоруссии прилетели из Москвы секретарь ЦК Компартии Украины Демьян Коротченко и начальник УШПД Тимофей Строкач. Они проводили совещание партизанских командиров соединений и отрядов Правобережной Украины. На нем присутствовал и мой отец. Я увязался за ним. Очень хотелось увидеть легендарного Деда Ковпака.
После совещания, которое проходило на лесной поляне, Коротченко вручал отличившимся партизанам награды. Отец получил орден Красного Знамени. Когда торжественное построение закончилось, я с восторгом рассматривал его. И тут к отцу подошел… сам Ковпак! Сидор Артемович тогда еще не был знаком с отцом. Наверное, его внимание привлек я, мальчишка с бравым видом.
«Твій хлопчисько? — спросил Ковпак, поздравляя отца с наградой. «Мой, товарищ генерал-майор, — ответил отец. — Очень хотел увидеть вас…» Я по-военному вытянул руки по швам и сделал шаг вперед: «Добрий день, товаришу генерал-майор!..» — «Скільки тобі, козаче, років?» — «Скоро дев’ять!» — «А ким ти хочеш стати?» — «Командиром Червоної Армії!» — «Дуже добре бажання! Знаю, що ти — білорус. Хто навчив тебе української мови?» — «Батько!»
Ковпак достал из кармана гимнастерки красную звездочку: «Поздоровляю тебе з прийдешнім днем народження і дарую тобі командирську червону зірочку!»
Для меня это было неожиданно. Такую имели далеко не все командиры. Вскоре командир польского партизанского отряда Роберт Сатановский, друживший с отцом, подарил мне польскую фуражку-конфедератку. Папа прикрепил к ней подаренную Ковпаком звездочку, и я ею очень гордился.
Вторая встреча состоялась через десять лет. Я окончил среднюю школу, но куда поступать, толком не определился. Отец ехал по служебным делам в Киев и взял меня с собой. В столице Украины папа зашел к Ковпаку. Сидор Артемович в то время работал заместителем председателя Верховного Совета УССР. Он приветливо принял отца и поинтересовался, «де хлопець». «В приемной…» — «Давай його до мене! Здоров, козаче! Он який виріс! Батько каже, що ти ще не обрав подальшу дорогу. А хто мені обіцяв бути командиром Червоної Армії?»
Так и решили. Я стал офицером-разведчиком, затем военным историком. Когда служил еще молодым майором в Киеве в компетентных органах, Ковпак (он тогда возглавлял Комиссию по делам бывших партизан и подпольщиков при Верховном Совете УССР) попросил меня помочь восстановить доброе имя партизана Ивана Хитриченко, которого во время войны Сидор Артемович сам проверил в деле, подучил тактике борьбы в тылу врага, затем назначил командиром Киевского партизанского соединения. Хитриченко героически воевал. Но потом его оклеветали и незаконно осудили на десять лет. Когда я доложил о результатах моей проверки Ковпаку, Дед заплакал и рассказал, что человек, оклеветавший Хитриченко, был уполномоченным ЦК Компартии Украины. Он прилетел весной 1943 года из Москвы вместе с двумя офицерами НКВД к нему на север Житомирщины с заданием идти в Киев и восстановить там работу подполья. Приближалось освобождение столицы Украины, командование советских войск нуждалось в информации. Но этот «товарищ» побоялся повторить судьбу погибших киевских подпольщиков. Узнав, что Дед со своим соединением собирается в Карпаты, он решил идти с Ковпаком, подсидеть комиссара Семена Руднева. Семен Васильевич до войны был блестящим армейским командиром, но в 1937 году был репрессирован, отсидел пару лет. И хотя его перед войной реабилитировали, НКВД и некоторые партийные карьеристы все равно имели на него зуб как на «врага народа» и хотели даже физически уничтожить. Кстати, весьма вероятно, что гибель Руднева и его сына Радика— их черное дело, ведь в соединении к тому времени были и другие посланцы ведомства Берии.
Ковпак, человек неимоверной интуиции, почувствовал в этом уполномоченном ЦК плохого человека и не позволил ему идти с ним в рейд. Пригрозил, что будет радировать самому Сталину. Тогда Демьян Коротченко дал этому уполномоченному охрану — десятерых автоматчиков и приказал идти к Хитриченко: тот находится ближе к Киеву, у него в городе есть свои люди, поможет пробраться в столицу. Так этот уполномоченный шел из Житомирской области в соседнюю Киевскую целых три месяца! Отсиживался в лесных селах, жрал водку, морда вот такая была! Явившись к Хитриченко, наплел тому с три короба. Воевать не умел и трусил, но как уполномоченный ЦК имел связи в Москве и сумел стать комиссаром соединения! Вместо участия во взятии города Радомышль или райцентра Новошепеличи и в других боевых операциях начал клеветать (у него была своя рация) в Москву на Хитриченко. И Ковпака грязью обливал — дескать, Ковпак и Руднев вступали в сговор с бандеровцами. Деятели из НКВД требовали, чтобы эту брехню подтвердил Хитриченко. Тот, мужик честный и с характером, отказался. В результате Хитриченко, представленный после освобождения Киева к званию Героя Советского Союза и которому как бывшему офицеру милиции предлагали должность заместителя наркома внутренних дел Украины, загремел в тюрьму. Ни Ковпак, ни другие партизанские командиры ничего не смогли сделать.
«Если бы я знал, — плакал Сидор Артемович, — что этот уполномоченный окажется такой сволочью и нагадит Хитриченко, я его пристрелил бы еще у меня в лесу…»
А в наши дни и Сидора Ковпака, можно сказать, репрессировали. Посмертно. Весь мир знает его как борца с вражескими оккупантами. Но Дед вместе с другими героями-партизанами попал под бульдозер декоммунизации. Его бюсты сносят, снимают таблички с улиц, названных его именем. И не боятся же сегодняшние необольшевики-перегибщики суда Божьего.
17408Читайте нас в Facebook
