"Первый прилет мины — он самый страшный. Это в Марьинке знают даже дети"
Стройную блондинку Оксану в Марьинке знают все. Ее называют «Оксана из красной зоны», потому что вот уже третий год женщина живет на линии огня. Там, где днем и ночью свистят пули, разрываются снаряды и стоит блокпост украинских военных — прямо в ее огороде. В начале войны, летом 2014 года, Оксана Сидоренко-Маркович с тремя детьми покинула Марьинку, а спустя несколько месяцев вернулась, оставив самого младшего на попечение свекрови. Оксана говорит, что теперь ничто не заставит ее и двух сыновей покинуть родной город.
Стены их дома в пулевых отметинах похожи на решето. Окна снаружи закрыты железными щитами, а крыша протекает. Оксана все еще не может привыкнуть спать в полной темноте, поэтому, завесив окна шерстяными одеялами, включает на ночь свет. Ее день расписан по часам. Еще в конце 2014 года Оксана стала волонтером, помогает украинским военным и тем, кто не может обеспечить себя сам. Она уже не жалуется на судьбу, убирая осколки снарядов со своего огорода, развозя волонтерскую помощь и хороня знакомых. «Я знаю — победа все равно будет за моей родной Украиной!» — уверенно говорит на камеру Оксана Сидоренко-Маркович. Недавно она приняла участие в съемках режиссера Светланы Лищинской для документального проекта «Невидимый батальон».
*Оксана Сидоренко-Маркович: «Наши окна теперь забиты металлическими листами и занавешены одеялами. Дырки в стенах от пуль латаем монтажной пеной»
С Оксаной мы поговорили по телефону. Она только вернулась со встречи с волонтерами, разбирала очередную партию помощи. «В городе все знают, чем я занимаюсь и кому помогаю, — сказала Оксана. — А я этого и не скрываю. Я на своей родной земле…»
«Я живу на войне. От дома до вражеского блокпоста 320 метров»
— Знаете, даже в страшном сне я не могла себе представить, что буду жить под постоянными обстрелами, — с горечью в голосе признается Оксана Сидоренко-Маркович. — В мою родную Марьинку три года назад пришла война. Причем совершенно неожиданно для нас, местных жителей. До сих пор помню, как мне позвонила родственница из Славянска, стала кричать, что в городе стреляют и я должна срочно брать детей и уезжать из дома. У меня тогда это не укладывалось в голове, поскольку новости я слушала редко, все время отдавала обычным бытовым хлопотам.
В конце 2013 года, когда в Киеве началось противостояние на Майдане, мы, жители Марьинки, были слишком далеки от всего происходившего. У меня тогда только родился третий сын, я занималась своим небольшим бизнесом — выращивала и продавала цветы, а телевизор практически не смотрела.
— Неужели на Донбассе никто не интересовался тем, что происходит в столице?!
— Мы узнали об этом, когда в наш город стали приезжать люди, предлагавшие за деньги поехать в Киев якобы отстаивать правду. Никто тогда особо в подробности не вдавался, а подзаработать хотелось. Мне тоже предлагали, но я отказалась. Я вообще была совершенно аполитичным человеком, даже на выборы никогда не ходила. Не скажу, что многие в нашем селе поддерживали Януковича, некоторые даже пострадали, когда их бизнес «отжали» донецкие. Просто мы в то время не придавали большого значения тому, что происходит в столице и уж тем более не думали, что все закончится войной. А предлагали тогда за поездку в Киев неплохие деньги: от 100 до 500 гривен в день плюс все затраты на питание. Бывало, что люди от власти приезжали прямо на шахты, собирали мужчин и говорили, что они должны ехать на Майдан, иначе могут возникнуть проблемы с работой. При этом обещали, что зарплату на предприятиях им за эти дни будут начислять. Тех, кто все-таки отказался, потом уволили. Надо признать, что ребят, которые ехали на Майдан, чтобы присоединиться к протестующим, было мало.
— У вас среди населения были в основном пророссийские настроения?
— Да, и, к сожалению, так до сих пор. Чего уж тут придумывать. Наш городок находится на линии огня. В любой момент можем проснуться в другом государстве. По сути, мы сейчас зависим только от украинских бойцов, которые нас защищают. Если они отступят — нам конец. Конечно, многие боятся во всеуслышание заявить свою позицию — как бы чего не вышло.
— А вы?
— А я уже давно перестала бояться. Тем более все знают, что я занимаюсь волонтерский помощью. Я поддерживаю наших ребят — один из блокпостов находится просто в моем огороде. А линия огня проходит прямо по моему дому. Я живу на войне. От дома до вражеского блокпоста 320 метров. Он виден без бинокля.
— Вам не страшно?
— Страшно. Очень. А разве у нас есть выбор? До сих пор помню дату — 11 июля 2014 года. За пять минут до 22.00 мне позвонил бывший муж и сказал: «Бери детей и прячься в подвале, сейчас начнется обстрел». В это время он возвращался в Марьинку, их машину остановили военные и запретили ехать в город. Я лишь успела забежать в дом, сгрести в охапку троих детей и броситься с ними в подвал. Мы просидели там несколько часов, а когда обстрел прекратился, я решила покинуть городок. Мы сели в машину практически без вещей. Старший сын схватил лишь кошелек с деньгами, кашу и подгузники для малыша. Артуру было два с половиной года, Артему — десять, а Саше только исполнилось 15.
Украинские военные остановили нас на подъезде к Курахово. Помню, один из них спросил, улыбаясь: «Что же вы не в сторону Донецка бежите?» Я даже обиделась и с вызовом ответила: «А мне надо в Украину!» Я находилась на грани истерики. Мы двинулись в Днепропетровскую область, где жили наши родственники. Но они отказались нас принять, сославшись на то, что им запретили давать приют донецким. Мы тогда страшно с ними разругались, я рыдала всю дорогу, пока ехали в Киевскую область к родственникам моего бывшего супруга. Нас там совершенно бесплатно приютила женщина, у которой накануне недалеко от Марьинки погиб племянник. Но в сентябре 2014-го я вернулась домой с двумя сыновьями. Самого младшего оставила на попечение бывшей свекрови.
— Но почему вы вернулись?!
— Знаете, я поняла, что мы никому не нужны. Мне надоело скитаться. В Марьинке в доме остались практически все наши вещи и документы. Если бы мы не вернулись, всего этого уже не было бы. Не секрет, что у нас процветает мародерство. Потом, видимо, в какой-то момент я стала фаталистом. Верю, что если судьбой тебе уготовано погибнуть от пули, значит, так тому и быть. Сейчас детей со мной в Марьинке нет. Младший так и живет со свекровью, средний проводит лето в детском лагере, а старший уехал учиться в Киев. А я никуда уезжать не собираюсь. Пока не кончится эта война.
— Какой момент из прошедших трех лет вы вспоминаете чаще всего?
— Наверное, 16-летие Саши. Он родился 3 июня в четыре часа утра. Именно в это время в 2015 году начался танковый бой, который длился 16 часов! После него, мне кажется, весь мир узнал о том, что есть такой город — Марьинка. Помню, та ночь была очень тихая. Я встала около четырех, чтобы по нашей давней семейной традиции поздравить Сашу в момент его рождения. Вдруг земля буквально содрогнулась под моими ногами. Грохот стоял такой, что уши заложило. О поздравлениях уже не думала. Разбудила мальчиков, и мы бросились в подвал. Он у нас небольшой, вырыли давно для хранения консервации. Просидели там до вечера, пока мне не позвонили знакомые ребята — украинские военные: «Бери детей и срочно уезжай из города. Нам дали приказ оставить Марьинку».
Мне некуда было ехать, и я позвонила знакомому, начальнику детского лагеря, расположенного возле Кураховского водохранилища. Он согласился нас принять. Посадила детей в машину и стала выезжать из Марьинки. Когда доехали до центра, увидела, что на горсовете нет украинского флага, и поняла, что половина города занята врагом. Чтобы хоть как-то обезопасить себя и детей, разорвала белую простыню и прицепила лоскуты на все окна машины. Слава Богу, нас не тронули.
Нам таки удалось доехать до Курахово, а уже через двое суток мы вернулись в Марьинку. Именно тогда 27 бойцов легендарной 28-й бригады отвоевали наш городок. Больше он никогда не переходил врагу. Хотя очень уж желанный этот город для сепаратистов. Марьинка стоит на перекрестке трех дорог, кто ею владеет, может перекрыть направления на Угледарск и Курахово. Получается, что мы как щит…
«Нам страшно, если на улице тишина. Мы тогда не можем уснуть»
— В городе осталось много местных жителей?
— Сейчас здесь живет около десяти тысяч человек. По сути, вернулись практически все. Хотя рядом с моим домом нет соседей. Правда, живу я на отшибе, там, где уже война… Мой дом весь изрешечен пулями, двери вывернуты. Наши окна забиты металлическими листами, а изнутри занавешены одеялами. Дырки в стенах от пуль латаем монтажной пеной. А ведь только перед войной я сделала капитальный ремонт на деньги от продажи квартиры в Донецке, которая досталась мне от отца. Сейчас отстраивать дом смысла нет, да и некому. Городские власти мне в этом не помогают, говорят, что я нахожусь в «красной зоне», а значит, в очень опасном месте. Да я сама знаю, что в опасном. Но куда мне ехать?! Ни денег, ни профессии нет. Свой бизнес я продала. А тут занимаюсь волонтерской работой. Помогаю нашим ребятам и нуждающимся местным жителям выжить в этой войне.
— Может, вам стоило бы уехать ради сыновей?
— Знаете, а они не хотят никуда уезжать. Говорят, что это их дом и они не собираются его никому отдавать. Война — страшная штука. К ней начинают привыкать даже дети. Они телевизор под обстрелом могут спокойно смотреть! Мы уже адаптировались к войне. Нам страшно, если на улице тишина. Тогда не можем уснуть. Неделю назад мы с моим другом вышли с тяпками в огород. Тишина стояла звенящая. Разошлись друг от друга метра на два, и тут вдруг случился первый прилет мины — он самый страшный, потому что если летит в твою сторону, то ты ее не слышишь. Это в Марьинке знают даже дети. Так вот мина упала ровно в том месте, где мы стояли пару минут назад. Осколок ранил нашу собаку, вырвав у нее кусок грудины. Слава Богу, ранение не серьезное, нам удалось ее спасти.
— Вы научились справляться со своими эмоциями?
— Наверное, никогда и не научусь. Некоторые ситуации вызывают у меня истерический смех. Но, знаете, сейчас стало уже как-то легче. А первое время, в 2015 году, было так тяжело, что хотела повеситься. Мы с детьми буквально голодали. Помню, однажды ко мне подступили такая тоска и отчаяние, что я решила покончить с собой. Сыновья, видимо, это почувствовали и давай плакать: «Мама, не надо этого делать, а то нас отдадут в детский дом!» Говорили: «Мамочка, мы не будем кушать, только оставайся живой». Тогда во мне словно все перевернулось и я поняла, что буду бороться за себя и детей до конца.
— Вы по-прежнему прячетесь в подвале?
— В последнее время уже нет. Старший сын как-то сказал, что если в наш дом попадет снаряд, то стены обрушатся и завалят нас в подвале. Говорит: «Мама, если что-то прилетит в наш дом, ведь мы не успеем даже тапки обуть!» С тех пор мы решили никуда не спускаться, оборудовали в доме темную комнату и, когда начинается обстрел, бежим туда, сидим между дверными проемами.
— В Марьинке работают магазины?
— Уже работают. Открылся даже стихийный рынок. А почта вообще работала все время, даже в 2014 и в 2015 годах. В городе две школы, есть даже детский садик. А вот газа уже три года нет и не обещают, пока не закончится война. На двух улицах до сих пор нет воды и света. Слава Богу, возле дома есть колодец. Благотворительные организации развозят уголь для печек. Я тоже помогаю людям, чем могу. У меня даже появилось ощущение своей необходимости здесь, на линии огня.
— О чем вы мечтаете?
— Даже не знаю.
— Может, в кино сходить или красивое платье купить?
— Вы угадали, я бы сходила в кино, потому что никогда в нем не была. Ни разу не была даже в театре! Про одежду я вообще не думаю. Знаете, о чем я мечтаю? Вкусно покушать. А то мы едим в основном то, чем с нами делятся военные: тушенка, каши. Очень давно не ела мяса. Как мать троих детей я получаю от государства 1480 гривен. Могу ли я себе на эти деньги что-то позволить?! Хотя не буду жаловаться, за последние годы у меня появились такие верные славные друзья, которых не было за всю мою жизнь. Каждый день я молюсь о том, чтобы они остались в живых.
2744Читайте нас в Facebook
