«Даже сейчас дочки, оставаясь одни, волнуются: «Мама, ты за нами вернешься?»
Сколько лет Инна с Линой провели в заточении, они не знают. Просыпаясь утром, сестры не ведали, какой на улице день и год. Для них не существовало ни выходных, ни праздников. Они не смотрелись в зеркала, так как зеркал в хате просто не было. Развлекались тем, что убивали забегавших в дом крыс — либо молотком, либо кулаком…
Близняшки хранят обиду на отца, который так старался уберечь их от пагубного влияния общества, что лишил свободы на многие годы. Они не ходили в школу, на улицу. Отец держал их взаперти под замком. Сколько было этих лет заточения, никто точно уже не скажет. Соседи семьи Городищенко утверждают, что около двух десятков, а мама близняшек, которая сейчас занимается воспитанием дочерей, считает, что вдвое меньше. Но в любом случае это вычеркнутые годы из жизни девушек.
Инна и Лина не любят вспоминать о прошлом, ведь сейчас у них новая жизнь. Когда я зашла в их уютный дом на окраине города Лубны, Лина как раз варила овощи для салата оливье и «шубы».
Пушистая трехмастная кошечка Маруся не слезает с рук Инны. Уход за домашними питомцами приносит девушкам удовольствие.
— Из «мужчин» у нас только Петя, — шутит Лина. — Мама купила недавно десять курочек, чтобы были домашние яйца, и одного петуха. Просыпаясь утром, я первым делом бегу к курятнику: выпускаю птицу, кормлю, даю воду…
* Уход за домашними питомцами приносит девушкам удовольствие
Зимой девочки вместе с мамой работают на дому. Предприниматели привозят им грецкие орехи, они их очищают от скорлупы и так зарабатывают 150 гривен с мешка. Встают рано утром, чтобы успеть как можно больше.
Как и все современные люди, девочки уверенно пользуются компьютером и айфоном. В гостиной мое внимание привлекла шикарная библиотека современной и зарубежной классики. Специально для дочек мама покупает интересные книги. Тут же стоит новый плазменный телевизор с большим экраном. Инна с Линой обожают смотреть сериалы.
— А вот потеплеет — в хате некогда будет сидеть, — говорит Инна, подливая мне горячего чаю. — Сажаем огород, ухаживаем за цветами, молодым садом, клубникой-малиной…
Девушка хвастается, что прошлым летом научилась ездить на велосипеде, который сосед Руслан собрал из двух старых. Это еще один шаг в освоении цивилизации.
Дом, который предоставил матери с дочками городской совет, два года назад был в запущенном состоянии, а теперь преобразился. Мне казалось, что «авгиевые конюшни», доставшиеся семье от пожилого мужчины, определенного органами соцопеки в дом престарелых, невозможно разгрести. Дедушка годами приносил домой хлам со свалок, забив им все комнаты до потолка. Но Лилия Васильевна с девочками и соседями, приложив огромные усилия, сделали дом очень уютным. Провели воду, прогнившие окна заменили пластиковыми, оборудовали ванну и санузел, построили сарай.
— Дочки у меня очень старательные и работящие, — не нахвалится своими детьми мама Лилия Припутень. — И блинчики, и голубцы, и вареники научились готовить. За покупками в ближайшие магазины сами ходят. А вот в город боятся без меня выбираться. У них страх перед толпой и боязнь потеряться. Как-то скупились на рынке, выходим, и вдруг я вспоминаю, что забыла кое-что купить. Говорю им: «Стойте возле сумок, я скоро вернусь». А у них паника: «Мама, ты о нас не забудешь? Ты заберешь нас отсюда?»
Вина Лилии Припутень в том, что многие годы дети были лишены элементарных радостей жизни, огромна. Женщина не должна была оставлять недееспособных девочек на попечение неадекватного мужа. Ее объяснения типа «Алексей меня к ним не пускал», «Мне некуда было их забрать» вызывают еще больше вопросов. Лилия признает: «Да, была эгоисткой». Не зря, когда возник вопрос об определении дальнейшего места жительства девочек после выписки из психиатрической больницы, где их обследовали, многие, кто приложил усилия к освобождению, были категорически против того, чтобы отдавать детей родной матери. «В интернате им будет лучше!» — твердили они.
Но медики, городское руководство и местные депутаты дали Лилии Припутень шанс. Думаю, сейчас она одна из самых примерных матерей.
Лилия Васильевна рассказывает о том, что предшествовало этой нашумевшей истории:
— С бывшим мужем мы вместе работали на мебельном комбинате. Алексей вырос в Германии, где служил его отец, и к здешним реалиям относился с большим скептицизмом. Практически сразу после женитьбы мы начали собирать документы для иммиграции в Германию. Разрешительные документы пришли, когда я забеременела. Алексей настаивал на аборте, но я отказалась.
После рождения сына наша жизнь пошла наперекосяк. Муж начал меня бить, запирать в доме. Бывало, соседи через окно подавали мне поленья для топки или воду. Я не стала долго терпеть издевательств — ушла с ребенком к родителям. Но они уговорили меня вернуться к мужу. Да и Алексей клялся, что пальцем меня больше не тронет. А когда родились близняшки, заявил, что будет их воспитывать в традициях немецкого общества. Это выражалось в том, что он запретил им гулять с «ублюдками» на улице. Все чаще оставлял дочек под замком в хате: боялся, чтобы они не принесли какую-нибудь заразу с улицы. Я не имела права попросить их что-нибудь сделать по дому.
Кстати, тот огромный дом, который практически завалился, я построила, по сути, сама: полола свеклу в колхозе, работала на кирпичном заводе, вязала вещи крючком на заказ… А знаете, почему крыша начала рушиться? Потому что Алексей повынимал скобы у стропил и отнес в пункт приема металлолома. Там же оказались и металлические жерди, по которым вился высаженный перед домом виноград. Растение налегало на крышу, и она, лишенная креплений, рухнула. Алексей складывал копейку к копейке, воруя деньги даже в семье. Прятал их в носок. Продал мои дорогие золотые сережки, украшения девочек… При этом продолжал меня избивать на глазах у детей. Я неделями не могла выйти из дому. А еще и слух по селу пустил, будто я выпиваю. Однажды после очередного жестокого избиения я выбежала из хаты и больше домой не вернулась. Медики зашили мне несколько ран на лице, и я пошла жить в… контейнер на рынке, где торговала вещами. Потом сняла небольшую комнату. Общение с дочками у меня прекратилось.
А сестры говорят, что очень ждали маму. Женщина иногда приходила к ним, просовывала в щель закрытой двери шоколад, а отец кричал, что она хочет отравить детей.
— Однажды я попросила папу, чтобы отвел меня к маме, а он бросил в меня нож, — вспоминает Лина. — Шрам на голове до сих пор остался.
* Лина (слева) и Инна все время мечтали вернуться к маме. Фото автора
Заботу о недееспособных детях Алексей проявлял по-своему: стриг их под «горшок», купал в бадье. Грязную одежду не стирал, а выбрасывал. Не позволял девочкам готовить себе еду. Варил им кашу или суп, иногда баловал жареной картошкой. Уходя утром по делам, оставлял в спальне ведро, служившее девушкам туалетом. Праздником для девочек было, когда отец приносил со свалки журналы. Они любили рассматривать красивые картинки из чужой жизни…
Уже 60-летний отец девочек Алексей Городищенко, кстати, так и не понес никакого наказания за лишение детей свободы. Как, впрочем, и работники районных социальных служб, которые знали о ситуации в семье, но не предпринимали положенных по закону действий, чтобы освободить «узниц» из заточения. Вот если бы отец имел интимные отношения с дочками, тогда, наверняка, его посадили бы. К счастью, до инцеста не дошло, и правоохранители не увидели оснований для возбуждения уголовного производства. Хорошо, что общественность села Терны, обеспокоенная тем, что в аварийной хате постоянно находятся недееспособные дети, устроила чиновникам скандал, и те соизволили переступить порог дома.
— Когда девушек привезли к нам, кожа у них была фиолетового цвета, — вспоминала главный врач психиатрической больницы № 2 «Снитыно» в Лубенском районе Лариса Сухопар. — Были очень ослабленными. Обе в бесформенных мужских свитерах и брюках, в истоптанной обуви… Когда мы их одели в теплые цветастые халаты, девочки радовались. В первые дни набрасывались на еду. Думаю, только в больнице сестрички впервые попробовали рассольник, котлеты, винегрет… Наши сотрудники завалили их сладостями. Но поначалу девочки складывали конфеты, а не ели. Хорошо, что они находились вдвоем в замкнутом пространстве, иначе могли разучиться говорить.
* Сестры сразу после освобождения (из архива автора)
Хата-развалюха в центре села Терны, в которой содержались сестры, по-прежнему жилая. После того как у хозяина отобрали детей, он даже «реконструировал» ее немного — установил дверь. Гостиную и две спальни забил досками, потому что там в потолке зияют сквозные дыры.
В единственном телеинтервью, которое Алексей Городищенко дал каналу «Интер» три года назад, он совершенно неубедительно объяснял свое поведение:
— Я же старался для девчат… Был для них идеалом мужчины. Мне трудно понять, в чем меня обвиняют. Чувствую за собой только одну вину — не сумел их защитить. Но я делал все, что мог. А как правильно, как неправильно, не знаю. Мы столько лет прожили вместе, а теперь на душе пустота…
Инна и Лина не любят говорить о прошлом, но они не забыли годы заточения.
— Из окна было видно, как соседские куры клюют созревшую клубнику, как падают спелые абрикосы, разбиваются о землю и гниют, как созревает, а потом засыхает на ветках желтая смородина, — вспоминает Лина. — Нам с Инной так хотелось ягод и фруктов, но отец никогда их не приносил. Обычно он готовил нам борщ без картошки и капусты, какую-нибудь кашу либо приносил еду из лесу, куда каждый день ходил на заработки. А нас с сестрой закрывал на замок, и мы оставались в четырех стенах изо дня в день. Что-либо делать он нам запрещал. Даже готовить, мыть посуду, подметать. Когда мы с сестрой просили поесть, обычно отвечал: «Идите спать!»
Момент своего освобождения Лина хорошо помнит.
— На улице послышался какой-то разговор, вскоре входная дверь распахнулась, и в хату вошли два милиционера, — рассказывает девушка. — Раньше, знаю, к отцу приходили люди, которые хотели отремонтировать дом, вырубить разросшиеся деревья, но он всех прогонял. Когда отец уходил из дому, мы с сестрой находились под двойным запором: нашу спальню он дополнительно закрывал еще и на гвоздь. Там невозможно было даже ходить нормально. А нам так хотелось побегать по двору! Поэтому, оказавшись на свободе, мы начали прыгать и бегать от радости.
Алексея Городищенко по-прежнему дома не застать — на городской свалке он добывает себе средства на существование. Дочек тоже одевал-обувал в то, что находил на помойке. Как они вспоминают, отец тратился лишь на крупы и хлеб. А деньги, которые у него появлялись, копил на… лучшую жизнь.
Поначалу Алексей мечтал вернуть дочек, но ему это не удалось, и он просто исчез из их жизни.
Читайте нас в Facebook
