«Когда Кремль поймет, что терять нечего, загорится огненный пояс — Прибалтика, Беларусь, Украина»
Разговоры о необходимости размещения миротворческой миссии ООН на востоке нашей страны мы слышали практически с начала боевых действий. Руководство Украины озвучивало эту идею на самых разных уровнях, однако перейти к конкретике не удавалось из-за категорического отказа России обсуждать эту тему и набивших оскомину заверений Кремля о непричастности к войне. А у американских и европейских партнеров Киева были сомнения в необходимости такого шага.
В сентябре прошлого года Путин пошел на попятную и заявил, что согласен на размещение миссии на Донбассе, но только на линии разграничения — для обеспечения безопасности наблюдателей Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ, что совсем не устраивает украинскую сторону, четко и аргументированно отстаивающую принципиальную позицию: миссия должна находиться на всей оккупированной территории — до самой границы с РФ, иначе зачем вообще все затевать. Поддержку нашему государству официально выразили руководители многих стран, изъявившие готовность откомандировать на восток Украины миротворческие силы. И хотя в настоящее время переговорный процесс о миссии вступил в активную фазу, горячие дискуссии о том, нужна ли она на Донбассе, продолжаются.
Свою точку зрения на условиях анонимности «ФАКТАМ» изложил военный эксперт (он пишет в соцсетях под псевдонимом Lemberg1966), в прошлом офицер ВСУ, участвовавший в нескольких миротворческих миссиях.
— Михаил, недавно президент Порошенко констатировал, что в обсуждении введения миротворческой миссии на Донбасс наметился явный прогресс.
— Прогресс — колоссальный. С 2015—2016 годов разговоры о миссии становились все более и более интенсивными. В феврале в докладе Расмуссена (с 2009 по 2014 год генеральный секретарь НАТО, с мая 2016 года советник президента Украины. — Авт.) заявлена предварительная численность задействованных сил — минимум 20 тысяч человек военного персонала и четыре тысячи полицейских. И это без гражданской администрации, численность которой еще будет уточняться в зависимости от мандата миссии.
— Какова структура миссии?
— Стандартная миротворческая миссия состоит из следующих основных компонентов: военный (сюда же входят и так называемые наблюдатели — UNO), гражданская полицейская группа (CIVPOL), отвечающая за правопорядок, и гражданская администрация.
Задачи военных на различных этапах разные. Нельзя говорить, что миссия — это нечто статичное и неизменное.
— Одни источники утверждают, что миссия может быть введена, только если не будет обстрелов, другие — что были прецеденты проведения и во время военных действий. В нашем случае как?
— Это много раз подчеркивалось: только при прекращении обстрелов, при условии стойкого перемирия.
— Так они же идут каждый день. Эдак миссию можно ожидать годами.
— Не в этом дело. Давайте посмотрим на ситуацию по-другому. Вспомните, какое количество российских «гуманитарных конвоев» и с какой частотой заезжало на оккупированную территорию в 2014—2015 годах. Каждую неделю конвой — 100 машин каждый! И что сейчас?
— Гораздо реже.
— Вот! Последний конвой — 17 машин. Это хорошая динамика. Она свидетельствует о серьезном давлении на Россию. Как только ее «дожмут», можно говорить о миссии.
От Кремля требуется лишь политическое заявление: «Мы ушли, нас там нет». Сегодня ситуация на Донбассе имеет прямую аналогию с Косово, где действовали вооруженные отряды албанцев, так называемая сербская милиция и регулярные части. Но, как только представители сербского государства сели за стол переговоров и сказали: «Все, нас там нет», тут же наступил период затишья. Тогда туда выдвинулись вооруженные миротворческие подразделения.
— Но Россия будет упорствовать до конца.
— Упорствовать можно, но потеря за день 16 миллиардов долларов (речь об эффективности последних антироссийских санкций. — Авт.) — это только начало. Никто не говорит, что «дожимание» случится завтра или послезавтра. Но динамика налицо.
К тому же существует еще понятие «черный лебедь».
— Что это такое?
— Например, завтра Владимир Владимирович поперхнется косточкой или умрет от тяжелой и продолжительной болезни, он ведь далеко не молод.
— Но останутся Козак, Иванов и прочие Шойгу.
— Они не имеют авторитета диктатора Путина. Им сложно будет удержать ситуацию под контролем.
— Есть еще какой-то вариант его отхода от власти?
— «Табакерка» или «шарфик» — история России полна таких примеров. Или «турбулентность» — должна образоваться ситуация, при которой внешние и внутренние суммарные действия приведут к тому, что Кремль потеряет рычаги управления страной.
— То есть Россия будет ввергнута в хаос?
— Да. Из-за санкций градообразующие предприятия типа «Норникеля» уже теряют сумасшедшие деньги. Едва разорвется логистическая цепочка и прекратятся какие-то выплаты и поставки продовольствия, начнутся перебои с электричеством и теплоснабжением, Норильск, Липецк, Сыктывкар и другие моногорода (Москва и Петербург тоже достаточно уязвимы) тут же «посыпятся», и народ станет красть сам у себя, драться за последний кусок хлеба, последнюю бутылку воды и канистру топлива. Вот и все.
Сегодня это минимальный сценарий, который рассматривается. Но западные партнеры надеются, что Кремль все-таки одумается и поймет ответственность за свое население. Однако одновременно с этим замечу, что в ближайшие пять лет никто на Западе ни в коем случае не готов отказаться от поставок российского сырья, поскольку это колоссальные убытки, в первую очередь для их же экономики.
— Недавно российский эксперт Павел Фельгенгауэр сказал в интервью «ФАКТАМ», что неизбежна большая война.
- Это абсолютно логично. В любом учебнике по национальной безопасности написано, что появление органов военного управления оперативного уровня одной страны вблизи границы другой является угрозой ее национальной безопасности. В Ростовской области развернута 8-я армия РФ. Мы еще не говорим о 1-й танковой армии, штаб которой в Смоленске, о том, что 150-я мотострелковая дивизия (дислоцируется в Новочеркасске) имеет странную структуру (если в штате обычной мотострелковой дивизии один танковый и три мотострелковых полка, то там два танковых и два мотострелковых), о том, что в Крыму развертывается авиационная ударная группировка с воздушно-десантной компонентой и там нет «пехотных» частей (это означает, что Крым никто не собирается оборонять, наоборот, оттуда будут наносить удары), то есть оккупанты превратили полуостров в этакий «сухопутный» авианосец.
Еще многие аналитики выпускают из виду развитие так называемой арктической группировки. Если вы внимательно изучите материалы, которые есть в открытом доступе (промолчу о закрытых), то увидите, что российское руководство начиная с 2014 года в разы подняло активность в арктическом театре.
С учетом ментальности и предсказуемости россиян можно легко ответить на вопрос, для чего они везде строят базы. Кремль сознательно создает условия для раздувания большого пожара на территории Прибалтики и Беларуси, возможно Украины и Кавказа. А сами эти деятели на несколько десятков лет скроются где-нибудь на Земле Франца-Иосифа или на Новой Земле. Это первый аспект.
Идем дальше. Знаете, с чем тогда столкнется мировое сообщество? С гуманитарной катастрофой, которая может возникнуть. Самый главный вопрос: каким образом кормить тех, кто останется на территории бывшей Российской Федерации? Миротворцы в Африке делают так: подлетел вертолет, завис, скинул мешки с рисом и какими-то продуктами и улетел.
— Там все локально.
— В России можно обеспечить кормежку жителей каких-то городов. Но остальное население (например, разбросанное по Сибири) будет обречено на вымирание. В первую очередь потенциально подвергаются риску дети. Это второй аспект. Разумеется, никто в цивилизованном мире не может допустить сознательное уничтожение гражданских лиц, пусть даже по такому сценарию!
Третий — самый страшный. Никаких армий мира не хватит, чтобы обеспечить поддержание минимальной стабильности в регионе, который именуется сегодня Российской Федерацией.
— То есть начнется такое, что мало не покажется?
- Да. И здесь на повестку дня выходит следующий вопрос — контроль над ядерным оружием. Речь не о стратегических ядерных ракетах. Большое беспокойство вызывают так называемые грязные бомбы. Это когда недостаточно объемов взрывчатого вещества для детонации ядерного боеприпаса, однако от сильного взрыва это вещество разбрасывается, допустим, в радиусе полукилометра, где создается зона радиоактивных пятен. Никто не знает, как это будет. Мир к такому не готов.
Отдельная тема — контроль над тактическими ядерными боеприпасами, отследить перемещение которых не всегда представляется возможным. И кто знает, в чьи руки такое оружие попадет.
Следующий момент — миграция населения. Представьте, какая сложится ситуация непосредственно на границе Евросоюза и скандинавских стран. Давайте не забывать, что один процент населения России — это около полутора миллионов человек! Сможет ли западный мир «переварить» такое количество эмигрантов?
А другие миграционные волны? По привычке мы рассуждаем только о ближневосточной миграции. Но следует обратить внимание на то, что Россия сейчас активно внедряется в Ливию и Судан. Потому что там, образно говоря, такая воронка, через которую миграционные потоки (людей выдавливают климат, постоянные конфликты, недостаток воды) расходятся по всему миру. Европе детским лепетом на лужайке покажутся сирийские и иракские беженцы по сравнению с африканскими. Могу сказать одно: уже сейчас кремлевские вожди вполне серьезно рассматривают вариант «эмигрантской бомбы» для Европы и Северной Америки.
Вот такие огромные проблемы создает российское руководство. Так что обоснованно утверждаю, что все только начинается.
Что такое «русский мир» для меня? Всегда привожу в пример картину, которая полностью его описывает. Это «Три богатыря» Васнецова. Восседают на лошадях три огромных жлоба, с ног до головы увешанные оружием, и смотрят по сторонам, где бы что хапнуть. А что у них за спиной? Пустота. Им нечего защищать. И даже если этих трех богатырей одеть в хламиды и нимбы им пририсовать, суть не поменяется…
— Возвращаемся к миротворческой операции на Донбассе.
— Позитив в том, что Америка четко заявила, что готова ее финансировать.
— Речь о каких суммах?
— Назову лишь один показатель. Минимальная оплата аренды одного военнослужащего миротворческих сил — 864 доллара в месяц. Из расчета 20−25 тысяч человек получается…
— …свыше 17 миллионов в месяц.
- Это минимальные цифры. Можете смело умножать их на четыре.
При планировании миротворческой операции всегда рассматриваются три варианта проведения. Первый — прямой мандат, то есть администрация ООН. Второй — передача мандата какой-то региональной международной организации. Третий — передача какой-то лидирующей стороне.
— Нам какой вариант выгоден?
— В нашем конкретном случае имеет место жесткая привязка к первому варианту. Региональными организациями на европейском континенте являются НАТО, Евросоюз и ОБСЕ. НАТО неприемлемо по определению. ОБСЕ — тоже, потому что у нее отсутствуют органы, способные осуществлять контроль и управление такой операцией в принципе.
— Они же наблюдатели.
- И только. Поэтому разговоры о полицейской миссии ОБСЕ вызывают лишь смех. Люди просто не понимают, о чем речь.
Европейский союз сегодня — микс натовских и ненатовских стран, так что он тоже исключен. Поэтому говорим о прямом мандате ООН.
— А как быть с требованием обоюдного согласия сторон на введение миротворческого контингента. Если заартачатся «деятели» вроде Захарченко, что тогда?
- Знаете, едва Россия произнесет, что «нас там нет», мы забудем их фамилии. Скажите, пожалуйста, спрашивала ли натовская миссия разрешение у каждого косовского полевого командира: «Не сильно ли мы вас потревожим?»
Да, сегодня мы имеем дело с российской военной структурой, которую обозвали «ДНР» и «ЛНР». При этом понимаем, что она рассыпется, едва Россия прекратит ее финансирование и снабжение. Впрочем, это не значит, что боевики разбегутся, сложат оружие и станут пай-мальчиками. Организованная военная сила трансформируется в разрозненные квазипартизанские отряды, промышляющие бандитизмом.
Однако мировое сообщество имеет колоссальный опыт решения таких вопросов. Самый наглядный пример — операция по зачистке Косово и прилегающих районов Македонии.
Как все будет выглядеть? Сначала на оккупированные территории зайдет оценочная миссия. Ведь одно дело смотреть на карте, где будут размещаться войска и подразделения, и совсем другое — на месте. Зона проведения операции делится на секторы. За каждым сектором закрепляется подразделение, которое несет ответственность за патрулирование, поддержание правопорядка и оказание гуманитарной помощи населению.
Дальше берутся под контроль все коммуникации, а так называемые вооруженные отряды вытесняются из населенных пунктов.
— Каким образом?
— Например, вводится настоящий комендантский час. Плюс запрет перемещения вооруженных людей на определенных участках. Создаются «коридоры безопасности», в которые человек без оружия может зайти спокойно, а с оружием — нет.
Как ликвидировали в Югославии бандформирования? Были два варианта. Поверьте, у нас будут работать оба. Первый: дается объявление, что в такое-то время на пунктах сдачи, установленных миссией, принимают оружие, исходя из расценок: допустим, автомат — 50 евро, пистолет — 20 евро, граната — 10 евро.
— В таком случае «ополченцы» ринутся аж бегом.
— Второй: проводятся так называемые фильтрационные мероприятия. Тоже заранее объявляют, что, например, в такое-то село войдет подразделение, поэтому все нелегальное оружие рекомендуют оставить на дороге. Задача миротворцев потом с особой осторожностью (потому что возможны провокации, минирование и прочее) его или просто «утилизировать» (например, раздавить танком), или собрать, а позже решить, что с ним делать. Мы понимаем, что на Донбассе куча железа. К сожалению, его утилизация — это колоссальные, пока неподъемные затраты. Да, боевики могут все выбросить в шахтные стволы и затопить. Что для нас тоже выход, потому что шахту никто восстанавливать не будет. Но пока это второстепенный вопрос.
Возвращаюсь к зачистке села. Представители миссии блокируют этот населенный пункт и проверяют всех на наличие оружия в жесткой форме. Заходят в каждый дом, обыскивают его, подозрительных личностей задерживают. Поверьте, опытные немцы или австрийцы достаточно педантично подходят к обыскам и зачистке. Никто ничего не скроет еще и потому, что в это время беспилотники будут сканировать территорию.
Демобилизация и разоружение будут проходить системно.
После проводится третий этап — восстановление. Задача гражданской полиции — охрана общественного порядка и мониторинг ситуации, возможно, обучение местной службы правопорядка, а в задачи гражданской администрации входит восстановление и стабилизация нормального продовольственного, водо- и теплоснабжения, то есть минимальных потребностей населения.
В параллельном режиме начинается очень аккуратная работа по подготовке к выборам (разумеется, исключено, что в них будут участвовать те, кто запятнал себя преступлениями). Этот процесс затягивается на три-пять-семь лет, как в случае с Косово.
* «Сегодня ситуация на Донбассе имеет прямую аналогию с Косово, где действовали вооруженные отряды албанцев, так называемая сербская милиция и регулярные части», — говорит военный эксперт. Фото Getty Images
— Бывший советник Путина Андрей Илларионов в интервью «ФАКТАМ» негативно прокомментировал грядущее введение миротворецев: на суверенной территории появятся несколько десятков тысяч вооруженных людей, которые не подчиняются украинской власти. И спросил: зачем вам это? Вопрос резонный…
— Мистер Илларионов проявил монументальную безграмотность в этом вопросе и непонимание ситуации. У ООН больше 60 лет опыта проведения миссий.
— Не всегда позитивного… Некоторые длятся более полувека.
— Если раньше целью было прекращение военного конфликта, а там, мол, пусть государство само разбирается, то сейчас философия проведения операций совершенно иная — во главу угла ставится жизнь мирного населения, обеспечение его гуманитарных потребностей и стабилизация ситуации в регионе с целью недопущения возобновления конфликта. Поэтому выработался абсолютно новый формат.
— Что может стать конечной точкой миротворческой операции на Донбассе?
— Проведение выборов. Это хрестоматийное понимание миссии. Но! Выборы могут пройти только при соблюдении всех норм украинского законодательства, при участии всех украинских партий. Точка.
— И мы забудем слово «федерализация»?
- Да нет никаких оснований для этого. Война уничтожила в зародыше идею федерализации Украины.
Теперь вкратце остановлюсь на сегодняшней ситуации на фронте. Почему мы, собственно, не идем вперед, чтобы освободить нашу землю? Знаете, в китайской философии есть такое понятие: деяние через недеяние. То, что мы сейчас делаем, — максимально возможный формат, на который способно государство Украина. Без погружения страны в экономический, политический и гуманитарный коллапс и хаос.
Сегодня мы гарантированно держим линию соприкосновения. Боевики вперед не двигаются и уже не пойдут. У нас создана такая система управления и обороны, которая исключает глубокое проникновение на нашу территорию вражеских войск с использованием только сухопутных компонентов.
— А если их кто-то спровоцирует и начнет работать российская авиация, чего не исключает Фельгенгауэр?
— Я его очень уважаю, но есть один нюанс. Основное оружие аналитика теперь — калькулятор. Да, Фельгенгауэр говорит, что россияне могут задействовать авиацию. Однако в современной войне так просто не бывает: нельзя сегодня принять решение, чтобы уже завтра авиация нанесла ракетно-бомбовый удар. Потому что для нанесения удара необходимо сосредоточение вооружения, боевой техники, развертывание систем управления связи и полевой аэродромной базы. Только топлива для взлета одного авиационного подразделения требуется десятки тонн. Его нужно подвезти и где-то хранить. Все эти телодвижения сразу будут распознаны.
— И ООН выразит обеспокоенность.
— Поймите, ООН здесь ни при чем. Следует отметить, что в нашем регионе идет постоянный мониторинг (или разведка, если вам так больше нравится) перемещения и развертывания Вооруженных Сил Российской Федерации. К слову, достаточно убедительным фактором сдерживания России является практически постоянное присутствие в акватории Черного моря боевых кораблей США и других стран НАТО.
— А мы готовы держать удар?
— Объясню, почему он маловероятен. В результате, если так можно выразиться, «раздражающего фактора» (имею в виду российскую агрессию) мы мобилизовались и сегодня (есть объективные цифры) можем поставить под ружье миллионную армию. Чтобы ее уничтожить, Россия должна сосредоточить трехмиллионную армию. Но они физически не могут это сделать.
Существует единственный самый худший сценарий, который я вам описал, — так называемого броска раненой крысы, загнанной в угол. Когда Кремлю станет понятно, что терять нечего и им светит смертная казнь или пожизненное заключение, тогда загорится этот огненный пояс — Прибалтика, Беларусь, Украина. Хотя Украина в лучшем положении. Мы — готовы и знаем, чего ожидать от наших непредсказуемых восточных соседей. Цена военной агрессии против Украины для них будет неадекватно высокой. Знаете, меня, в данном контексте, больше беспокоят телодвижения россиян в Беларуси.
— А в Казахстане?
— Казахстан нас мало волнует, он уже под китайским протекторатом и защитой (не будем забывать о третьей силе, кроме США и России).
Если вернуться к Беларуси, то что мы увидели? Что во время стратегических командно-штабных учений Запад-2017 (совместные учения армий РФ и Беларуси, прошедшие в сентябре 2017 года. — Авт.) произошли кардинальные изменения в концепции развертывания сил и средств. В Беларуси произошла отработка сценария этакой скрытой аннексии. Она жизненно необходима России, чтобы иметь гарантированно лояльную территорию, на которой можно беспрепятственно развертывать ударные группировки.
Потому я, например, сейчас больше переживаю за белорусов, чем за нас. Мы огрызаемся, нападать на нас будет больно.
— Армия в 2014 году и сейчас — это две большие разницы.
- Абсолютно. Прекрасно помню, каким был март 2014 года. Мы тогда просто молились и, сцепив зубы, делали все, что было в наших силах. Для меня лично война началась 27 февраля, когда захватили парламент Крыма. Чтобы понять весь драматизм ситуации, приведу пример. Первого марта «зеленые человечки» зашли в Симферополе на фирму «Артек-Союз» (она осуществляла аутсорсинговое питание Вооруженных Сил Украины в Крыму и на юге, от Измаила до Мариуполя). На следующий день кормить солдат было нечем. Просто нечем.
Эта неделя для меня, наверное, была самой страшной в жизни. Шансов у нас не было никаких. Вообще. В Киеве боеспособных войск практически нет. На границах — вооруженные и готовые к броску российские военные части. Тогда нужен был просто повод. Хотя бы один выстрел с нашей стороны, и вторжение началось бы. Скажу больше: нас в Крыму сознательно провоцировали на открытие огня. А когда это не удалось, россияне в бешенстве начали сами стрелять по нашим бойцам на поражение, как случилось в симферопольском картографическом центре.
Генеральный штаб передал приказ (могу это под присягой подтвердить): огонь не открывать ни в коем случае. Так что каждый, кто говорит, что нам надо было стрелять, — дурак или конченый мерзавец.
Война против нас готовилась с 1992 года. Когда я был в Югославии, прочел книгу «Сломанная кость», в которой бывший офицер американской разведки описывал якобы войну 1996−1998 годов между Украиной и Россией. На полном серьезе, немножко в другой конфигурации. То есть тогда уже было все понятно. И «русский мир» давно был.
Что касается нашей способности вести активные боевые действия в тот момент и атаковать россиян с материка, то скажу следующее. Когда мы в первых числах марта с криком, шумом, на патриотическом порыве вывели на крымские перешейки две роты десантников, у каждой роты было по минометной батарее 82-миллиметровых минометов. Против них на перешейке стояла в первой линии так называемая самооборона Крыма из «беркутов», казачков и прочих — примерно батальон. Во второй линии — батальонно-тактические группы российских войск, усиленные танковыми ротами. А дальше, в глубине, — дивизионы «Градов».
Мы просили наших в Крыму: «Ребята, стойте. Ребята, держитесь». Они стояли героически, и это удержало дальнейшее продвижение россиян. Ведь мало кто, будучи в здравом уме, рискнет атаковать противника, имея в тылу не сдавшиеся гарнизоны и корабли.
А ведь российская группировка могла, как нож в масло, войти в Украину с юга. Это не случилось в силу еще и других обстоятельств. Во-первых, американцы сразу намекнули россиянам на недопустимость продвижения вглубь нашей территории. Во-вторых, тогда в Мраморном море появилась ударная авианосная группа США. В-третьих, на перехват «Гетмана Сагайдачного», возвращавшегося на базу, вышла российская ударная группа во главе с крейсером «Москва». Шансов выстоять у «Гетмана» не было. Его окружили бы и расстреляли. И тут абсолютно внезапно, как бы невзначай, на курсе между «Сагайдачным» и российской группой появился турецкий эсминец. Он сопровождал «Гетмана Сагайдачного» до фарватера в Одессу. Потом еще покружился полдня. Россияне поскрипели зубами и ушли.
Когда я в 2015 году приехал в США по работе, то услышал, что они не ожидали, что Украина той весной окажет такое отчаянное сопротивление и проявит такой беспримерный героизм и стойкость.
— А что сейчас они говорят о нашей армии?
— Если честно: «Детский сад». Но в хорошем смысле.
— Почему?
— Приведу такой пример. В начале 2000 годов нас спрашивали о вступлении в НАТО. Я провел следующую параллель. Когда ребенок приходит из детского сада и говорит: «Я хочу жениться», что мама ответит? «Сынок, я за, но давай ты вначале школу окончишь». После школы он опять: «Все, я женюсь». Мама: «Да, пора, но как ты семью будешь содержать?» И так далее. Нам надо «дорасти» до современных армий. Мы очень успешно двигаемся в этом направлении. И даже уже передаем боевой опыт нашим зарубежным коллегам.
Однако мы пока «детский сад». Да, научились воевать, но оружием середины прошлого века. Таким оружием и такими технологиями уже никто, кроме нас и россиян, не пользуется. Даже на Ближнем Востоке.
«Тачанка» XXI века — Achilles (английская модификация американской противотанковой САУ) с ДШК (станковый пулемет Дегтярева-Шпагина. — Авт.) или гранатометом. У нас только в 2015—2016 годах начали появляться такие группы.
Изменилась философия войны. И слава Богу, что россияне просто не успевают (или не хотят) это осознать. В общем-то, они все понимают, но не настолько, чтобы иметь желание и возможность перестроиться. Полная перестройка потребует 20−25 лет. Они же в колоссальном отставании.
— Ну, мы-то тоже.
— Да. Но знаете, уже американцы у нас учатся некоторым тактическим приемам. Ребята рассказывают, что на Яворовском полигоне сначала они учат нас, а потом мы их. Потому что есть вещи, с которыми со Второй мировой войны американцы не сталкивались. Самое элементарное. Когда они спрашивают: «Есть раненый, что делать?» Наши отвечают: «Надо выносить». А они: «Зачем нести? Сейчас вертолет прилетит и заберет». Наши смеются: «Там плотность противовоздушной обороны такая, что никакой вертолет не прилетит. Надо работать санитарными автомобилями».
Далее. Такого массированного и плотного использования систем артиллерийского огня — «Градов», тяжелой артиллерии, минометов — не было со времен Второй мировой войны. 80 процентов решения задач огневого поражения — это артиллерия.
А еще запомните, что войну выигрывает экономика страны. Так вот, нужно понимать, что наша логистика и экономика не позволяют выиграть войну ХХІ века. От слова «совсем». Мы не имеем сегодня технологий производства оружейных стволов, не можем производить порох и стрелковое оружие — от горсти руды до конечного продукта. Даже «Айленды», которые нам передают, более продвинутые на порядок (мы можем делать катера по лекалам середины прошлого века).
* «Существуют вещи, с которыми со Второй мировой войны американцы не сталкивались. Когда они спрашивают: «Есть раненый, что делать?» Наши отвечают: «Надо выносить». А они: «Зачем нести? Сейчас вертолет прилетит и заберет»
— То есть у нас сплошной «совок»?
— Увы, пока да. Но позитив есть. Ни в коем случае нельзя «складывать ласты» и тонуть. У нас колоссальный скачок. Научились делать беспилотники, боевые бронированные машины. Да, они требуют доработки (от разработки до внедрения должно пройти пять-семь лет). Это очень долгий и кропотливый процесс. Таковы реалии. Но мы с такими наработками, с опытом реального вооруженного конфликта в перспективе можем занять определенную нишу в этой сфере и развивать что-то свое, используя опыт тех, кто до нас этой темой занимался, и встраиваться в интеграционную систему рынка вооружений.
Нам необходимо сегодня получать и учиться эксплуатировать высокотехнологичные системы вооружения, которые созданы для решения комплексных задач. Например, в чем особенность Javelin? Это мультифункциональный комплекс, рассчитанный для стрельбы не только по наземным бронированным целям с гарантированным уничтожением, но и на стрельбу по низколетящим вертолетам.
— Поэтому такая истерика случилась у боевиков, когда те узнали о поставках нам Javelin.
— Они поняли, что это катастрофа.
Показательно сильной стороной россиян во все времена было использование бронированного кулака. Мы и с этим научились бороться. Главное наше богатство — обученный военный ресурс. Один расчет Javelin или другого противотанкового комплекса может остановить наступление целой танковой роты. Они могут спалить ее в течение 10 минут.
Возвращаюсь к вопросу об угрозах. Почему я спокойно сижу и улыбаюсь? Потому что ожидаемая степень угрозы для нас значительно меньше, чем для той же Прибалтики, Польши и Беларуси. Все, что надо знать, это то, что передовая российская база хранения вооружения и боевой техники разворачивается в белорусском населенном пункте Жабинка, в 15 километрах от польской границы. Нам ничего не угрожает.
Меня больше волнует Молдова. Там такой нестабильный баланс сил: 50 процентов — за европейский вектор, 50 процентов — пророссийские. Начиная с конца мая, когда в Кишиневе состоятся выборы мэра, и дальше, к осени, когда в стране будут проходить парламентские выборы, ситуация там будет достаточно интересной…
Когда некоторые говорят: «Подумаешь, Молдова», отвечаю: «Вы не поняли, во время войны никто не говорит о количестве танков и пушек, все говорят о затратах, если хотите, о мешках с деньгами».
Если мы сейчас на молдавском направлении держим, условно, четыре батальона, то в случае серьезного ухудшения обстановки вынуждены будем увеличить наше присутствие в разы. А это изматывание наших довольно ограниченных ресурсов.
Хочу, чтобы все осознавали, что Украина сейчас в более-менее спокойной ситуации именно благодаря ребятам на фронте.
— Опять сошлюсь на Фельгенгауэра, который говорит, что после чемпионата мира по футболу Путин может пойти в наступление. Ваше мнение?
— Нет, Господь с вами. Подготовка к операции — это очень длительный период. Есть такое понятие, как оперативные расчеты. Да, недалеко от границ Украины расположены российские войска и склады, да, создаются и развертываются новые части. Но военные там еще продолжают развертывание и боевое слаживание. Они пока не готовы наступать.
Для нас критичным будет конец следующего года. Путин может решить, что или сейчас, или никогда.
Что касается перспективы августовского наступления, Фельгенгауэр должен быть в курсе, что в день боя современная российская дивизия (то есть 15 тысяч человек) расходует только топлива порядка двух-трех тысяч тонн. А операция планируется как минимум на 15−20 дней. Допустим, дивизия выполняет свою задачу, занимает рубеж, дальше вступает в бой следующая, потому что предыдущая измотана боями. Можно ли скрыть перемещение и развертывание возле границы, допустим, десяти дивизий, то есть 150 тысяч человек? А авиация? Как скрыть перемещение массы авиационной техники на полевые аэродромы? Как скрыть создание запасов ракет и бомб, горючего и других видов снабжения? А люди? Их надо мобилизовать и хотя бы минимально чему-то научить.
Еще момент. Понимаете, российские военные ограничены в своих догмах на проведение операций. Они с завидным упорством и педантичностью, если хотите, бьются головой о стену до тех пор, пока не разобьют голову или не проломят стену. Они очень прямолинейны в своих действиях, очень негибки. А значит — прогнозируемы. Ведь мы с ними учились по одним учебникам и знаем в деталях, как и что они будут делать.
Мы сломали, если можно так пафосно сказать, хребет российскому военному зверю в середине июня 2015 года. Нанесли жесткий удар по группировкам российских войск, после которых они просто физически не могут оправиться, разгромили ударные подразделения оккупантов в Марьинке, в Горловке. А перед этим надорвали их силы в Дебальцево. К слову, соотношение потерь там было один к девяти. Это была одна из самых блестящих операций украинской армии.
Тем летом я понял, что мы победили. С тех пор вся оперативная инициатива находится в руках украинской армии.
— Рассматривается ли хорватский вариант освобождения Донбасса?
— Он не годится. В Восточной Словении не было таких крупных городских конгломераций, как на Донбассе. Опыт войны показывает, что при наступлении девять из десяти убитых — гражданские. Можно теоретически применить сирийский вариант: допустим, окружить город и выпускать только мирных жителей. Но первыми возмутятся гуманитарные и правозащитные организации.
Поэтому для нас проведение миротворческой операции является единственным приемлемым форматом освобождения Донбасса в ближайшей перспективе.
Знаете, вообще огромная ошибка — проводить параллели с другими операциями. Можно с некоторым приближением говорить о чем-то подобном, как я сейчас о Косово. Но я рассуждаю о возможных тактических механизмах и сценариях миротворческой операции.
— Короче, ждем миротворцев.
— Да. Мы сделали максимум из того, что могли.
Сделаю акцент еще на одном очень важном моменте. Речь о колоссальном загрязнении оккупированной территории неразорвавшимися боеприпасами и минами. До 40 процентов составляет отказ боеприпасов с обеих сторон. Снаряд не разорвался, но от этого не стал менее опасным.
Допустим, боеприпас пролежит на открытой площадке более 50 лет. Внутри него идут процессы естественного разложения тротила на инициирующие ингредиенты. Один из них — нитроглицерин. Внутри на мине образуется нитроглицериновая пленка, и никто не может даже предсказать, как она себя поведет. Неосторожный чих — и взрыв.
Вы даже не представляете, сколько у нас проблем… Каждый день оккупации Крыма стоит одной недели восстановления. Точно так же можем говорить о Донбассе.
— Снова вернемся к миротворческой миссии. А если операция по каким-либо причинам не состоится?
- Тогда переходим к варианту «Б»: тлеющий конфликт на достаточно долгий период времени. Не на десятилетия, потому что Россия выдыхается.
Миссия нам нужна. И неплохо было бы, если бы в нее вошли страны, которые уже заявили о своей готовности участвовать: Австрия, Швеция, Финляндия. Положительный наглядный пример присутствия делает больше, чем огромный массив пропаганды. Есть еще одна опция, о которой миротворцы не сильно любят говорить, — создание дружеской среды. В переводе на доступный язык это означает, что местные будут привлекаться для работы на базах миротворцев: кухня, уборка
Плюс на месте наверняка останется использованная техника. После тендеров население может выкупить какую-нибудь прачечную, бензовоз и прочее.
— Если бы они о таких плюсах сразу знали.
- Самая страшная беда нашего общества — это совковая ограниченность, нежелание получать и анализировать информацию и боязнь новизны.
Многие убеждены, что ООН нам не помогает. Помогает и достаточно серьезно! Организация вкладывает сейчас в проекты по восстановлению инфраструктуры Донбасса десятки миллионов долларов. Важные вопросы решаются по многим гуманитарным программам, тонны медикаментов постоянно поступают туда сегодня. Нужно понимать, что с введением миротворцев такая помощь увеличится в разы. Ведь не секрет, что сегодня на оккупированных территориях ооновские структуры достаточно ограничены в своих возможностях. Ситуация ожидаемо изменится в случае введения вооруженных миротворцев.
Читайте нас в Facebook
