Майли Сайрус: «Отец научил меня курить в три года. И сейчас я чуть не потеряла голос»

«Я отказалась от курения, алкоголя, наркотиков»

— Майли, ты переехала сюда после развода с Лиамом Хемсуортом?

— Да. Мы жили с ним сначала в Малибу, но в конце 2018 года наш дом был полностью уничтожен масштабным лесным пожаром. Это было серьезное потрясение для нас обоих. До этого мы были помолвлены уже полгода, но со свадьбой не спешили. Пожар заставил нас задуматься о неожиданностях, которыми полна жизнь. И мы поженились. Но спустя восемь месяцев расстались, подали на развод.

— И ты сразу стала встречаться со своим старым другом Коди Симпсоном (популярный австралийский певец. — Ред.)?

— Так получилось. Мне нужна была поддержка. А у кого еще ее искать, как ни у старых друзей?! Но нам с Коди очень быстро стало понятно, что это был мимолетный порыв. Мы решили, что лучше будет остаться друзьями.

— Да, последние два года оказались для тебя непростыми…

— Это так. Потеря дома, свадьба, развод, переезд… А потом мне пришлось перенести сложную операцию. У меня обнаружили отек Рейнке. Я могла полностью потерять голос. Для меня это означало бы смерть. К счастью, врачи все сделали замечательно. И мой голос теперь звучит даже лучше, чем раньше.

— Согласна, это чувствуется, когда слушаешь твой новый альбом Plastic Hearts. Отек Рейнке — это скопление жидкости в голосовых связках? В чем причина, врачи объяснили?

— В курении. Мой отец Билли Рэй научил меня курить, когда мне было всего три года. И вот результат. Мой голос — самое ценное, что у меня есть. И я больше не хочу им рисковать. Эта операция впервые в жизни заставила меня серьезно пересмотреть собственные привычки и образ жизни. И я отказалась от курения, алкоголя, наркотиков.

— Но ты сейчас разговариваешь со мной и пьешь пиво Heineken!

— Оно безалкогольное. Это я так — для настроения.

— Страх потерять голос — единственная причина, заставившая тебя пересмотреть свою жизнь?

— Если честно, есть еще один страх. И он куда сильнее. Все это произошло со мной, когда мне было 27 лет. Я восприняла это как знак. Не хотелось стать членом «клуба 27».

— Ты о чем? Можешь объяснить?

— Думаю, ты уже догадалась. 27 лет — это проклятие, роковая отметка для многих великих рок-музыкантов. В этом возрасте умерли Джими Хендрикс, Дженис Джоплин, Джим Моррисон, Курт Кобейн, Эми Уайнхаус, Брайан Джонс. И не только рок-звезды. Еще знаменитый художник Жан-Мишель Баския, мой хороший знакомый, актер Антон Ельчин. И это далеко не весь список! И мне, повторяю, совершенно не хотелось стать членом этого клуба. Буквально вчера кто-то сказал мне: «Ты похожа на вольную птицу, которую нельзя заставить свить гнездо». Я с этим не согласна. Сейчас я весьма приземленный человек. Да, я люблю и ценю свободу, но у меня есть и чувство ответственности. Именно поэтому теперь отношусь к своему психическому и физическому здоровью куда серьезнее, чем прежде.

— Мне всегда казалось, что тебя больше тянет к рок-музыке, нежели к поп или кантри. С удовольствием слушаю твой кавер на Say Hello 2 Heaven, песню группы Nirvana. Почему же тебе потребовалось так много времени, чтобы записать настоящий рок-альбом? Это была продуманная стратегия?

— Знаешь, я могла бы сейчас важно надуть щеки и заявить, что все это было спланировано много лет назад. Черта с два! Какой из меня стратег, твою мать! Я вообще не умею ничего планировать — ни в жизни, ни в творчестве. Приходя в студию, понятия не имею, какую песню я собираюсь сочинить, что у меня выйдет в итоге. На самом деле, я — это коктейль из хаоса. И это характерно для меня во всем. Я выросла, слушая кантри — стиль, в котором поет мой отец, поют его друзья. И кантри мне тоже нравится. Мне нравится любая музыка, лишь бы она была честной. Честность — вот главное для меня. И в жизни тоже. А музыка… Хорошая песня должна рассказывать историю. Только так она может стать настоящим хитом, на долгие годы.

— Альбом Plastic Hearts, как мне кажется, принес тебе уважение, которого прежде к тебе не испытывали. Для тебя это имеет какое-то значение?

- Безусловно. Возможно, впервые СМИ и соцсети обсуждают мою музыку, а не мое поведение или внешний вид. Посмотри на стену за моей спиной! Видишь эти портреты? Например, вот этот сделанный в 2013 году, где я весьма провокационно лижу мороженое. Все эти картинки доказывают, что тогда мои песни никого не интересовали. Интересовала я. Какую еще выходку позволит себе Майли? Увы, это неотъемлемая часть поп-культуры. И часто поведение поп-звезды затмевает собой творчество, музыку. Конечно, мне очень нравится, что сегодня пишут о моих песнях, а не моей заднице. О, а раньше таких комментариев было огромное количество. Как на меня набрасывались!

— Так, а зачем ты оголялась на публике, позволь спросить?

— Я люблю шоу-бизнес. Люблю мир развлечений. Люблю поп-культуру. Ребенком я смотрела концерты Шер, затаив дыхание. Для меня ее прекрасные шоу сродни религии. И мне казалось, что я, выходя на сцену или снимаясь в клипах, выдерживаю необходимый баланс. В 2013 году я впервые поняла, что ошибаюсь. И это благодаря клипу на песню Wrecking Ball…

— В котором ты снялась обнаженной?

— Да. Мне так и хотелось закричать что есть сил: «Ребята! Вы вообще слышите песню?!» Думаю, в текст песни никто и не пытался вникнуть. Всех интересовала голая Майли Сайрус, раскачивающаяся на огромном шаре. А ведь это был яркий образ! Беззащитная обнаженная девушка пытается достучаться, хочет разрушить стены, разделяющие ее с теми, кого она любит. И ведь в клипе больше кадров, снятых крупным планом, когда я пою и смотрю прямо в объектив. Но нет — все ждали, когда камера снова отъедет, и можно будет попытаться разглядеть голую грудь Майли или что там у нее между ног. Итог грустный — все запомнили голую Сайрус, но никто не запомнил ни текст песни, ни мелодию. И мне трудно сказать, чья это вина — моя, или проблема в том, что наши мозги запрограммированы на сексуальность. Чем меньше слов в песне и чем больше голого тела, тем лучше! Я называю это искусством шлюх.

— Сильно сказано.

— Мне кажется, это очень точное слово. Я действительно верю в силу сексуальности. Но несколько поколений поп-звезд приучили нас с вами смотреть на нее иначе. Обнаженное тело стало одним из символов поп-культуры, но это неправильно. Поп-звезды, они сродни супергероям из комиксов. Я обожаю Долли Партон (американская певица и актриса. — Ред.). При том, что у нее пышный бюст, Долли никогда не превращала его в фетиш. Она завоевывала сердца своими текстами песен, характерами, которые создавала на экране и в музыке. Или еще один мой кумир — Дэвид Боуи. Он часто выходил на сцену и снимался в клипах в обтягивающих комбинезонах, в туфлях на каблуке. При этом он не был гомосексуалистом. Боуи был прекрасен. Его воспринимали как инопланетянина. Он будил в людях фантазию. И это вдохновляло людей, помогало им переживать трудные времена. Особенно такие, с которыми мы все столкнулись за последний год. При этом многие считают творчество Боуи деструктивным, разрушительным.

— Возможно, именно эта деструктивность и сделала Боуи легендой. Говоря о нем, хотела спросить вот что. Дэвид на концертах никогда не исполнял свои старые хиты. Таков был его принцип. Ты же и сегодня поешь песни, которые стали популярны в те дни, когда ты была звездой канала Disney…

— Попробую объяснить. У меня есть еще один кумир — Джоан Джетт. Сейчас ее обычно ценят за песни, которые она исполняла со своей группой The Blackhearts в 80-х. Но Джоан впервые стала популярной в составе группы The Runaways. И это была подростковая девичья команда. Их называли бунтарками. И было за что. Они пели о том, о чем в те времена, да и сейчас тоже, подростковые группы не поют. Джоан никогда не стеснялась своих старых песен. Боуи тоже не стеснялся, но он хотел, чтобы публика слышала его новые композиции. Тут я больше на стороне Джоан. Когда я подбираю песни для концертного выступления, то следую совету своего психотерапевта. А он говорит так: «Прежде, чем что-то сказать другому человеку, подумай, сказала бы тебе это твоя сестра?» И это работает. Себе я могу сказать любое дерьмо. Но готова ли выпалить это человеку, которого люблю? Нет, не всегда. Признаюсь, прежде я всегда стыдилась того, что делала раньше. Теперь понимаю — я стыдилась самой себя, а не своих песен. Думаю, человек может считать себя повзрослевшим только после того, как смирится с тем, каким он был прежде.

— Значит, ты больше не стыдишься себя образца, скажем, 2018-го или 2017 года, когда ты пила и употребляла наркотики?

— Это сложно. Думаю, здесь проблема не в том, стыжусь я или нет. Такая постановка вопроса может привести к тому, что я снова сорвусь. Повторяю еще раз — я поняла, что не хочу стать очередным легендарным покойником. Я пережила отметку в 27 лет. Бросила пить и принимать всякую наркоту, когда мне было примерно 26 с половиной. Но иногда позволяла себе немного. В ноябре 2019 года мне исполнилось 27. С того момента я полностью завязала. Но, как оказалось, не выдержала психологического давления, которое оказала на многих из нас это чертова пандемия. Сорвалась. И это была настоящая жесткая борьба с самой собой. Борьба за психическое здоровье, за жизнь. Мне удалось справиться с этим. Надеюсь. С сентября 2020 года в полной завязке.

«Я видела змей повсюду. Они обхватывали мое тело. Это полное сумасшествие»

— Ты сказала — сорвалась. Речь о спиртном?

— Да, алкоголь. Наркотики не принимаю уже много лет. Честно. Мне больше не хочется возвращаться в этот ад. Не знаю, может быть, когда-нибудь попробую грибы (смеется).

— Что ты употребляла?

— Больше всего мне нравилась аяуаска. Индейцы, живущие в бассейне Амазонки, называют этот отвар «лианой духов». Их шаманы варят аяуаску для общения с духами предков. Но с ней я точно завязала.

— Слышала, это чертовски крепкое зелье.

— Так и есть. Ты не пробовала?

— Нет.

— А я подсела. И угощала всех своих знакомых. Кто хотел, конечно. Сидим, бывало, у меня. Я даю попробовать, а потом, когда эффект пройдет, спрашиваю: «Вам понравилось? Ваша жизнь изменилась? Чувствуете, что вы стали совершенно другими?» А мне отвечают: «Нет». А потом добавляют: «Ты такая экстремалка!» Один шаман сказал мне, что обычно человеку нужно попробовать «лиану духов» три, четыре, пять раз, чтобы почувствовать то, что ощущала я. У меня было не меньше 30 раз. И я видела змей повсюду. Они подползали ко мне. Обхватывали мое тело и несли меня к своему божеству. Индейцы называют ее Мама Айя. Это полное сумасшествие. Больше не хочу, хотя мне нравилось.

— Ты уже упоминала, многие люди считают, что ты не можешь остепениться, осесть, создать семью. Насколько я знаю, с Лиамом Хемсуортом ты начала встречаться еще в 2009 году. То есть, тебе не было еще 17 тогда. Вы сходились и расходились. Но потом все же поженились. Мне всегда казалось, что такие браки самые прочные. Я имею в виду создание семьи с человеком, с которым отношения начались в столь раннем возрасте.

— Возможно. Но со мной это не сработало. Мне кажется, у меня выработался комплекс вины. Меня так долго критиковали за то, что я в 16 лет позировала, провокационно играя со своими сиськами, что мне стало казаться, что я действительно очень плохая испорченная девчонка. Сейчас отношение к подобным вещам в нашем обществе, к счастью, меняется. И я понимаю, что ничем не отличалась от подавляющего большинства таких же подростков, которые неизбежно в таком возрасте интересуются сексом. В них играют гормоны, они взрослеют, вступают в конфликт с учителями, родителями, обществом, стремятся выразить свой протест. Так что я была обычным подростком, не хуже и не лучше других.

— Мне интересно, как реагировали твои родители на все эти выходки? Например, на то, что ты слила в сеть свои интимные фотографии? Или на церемонии вручения премии «Выбор детей» попыталась устроить танцы на шесте?

— Отец все это игнорировал. Списывал на мой возраст. Знаешь, так ведут себя многие отцы. Они не хотят или не в состоянии обсуждать с дочерьми, достигшими возраста полового созревания все эти проблемы. Позиция моего отца — «избавьте меня от этих разговоров»! А вот маму я, похоже, злила по-настоящему. Она понимала, что у меня отличный голос, верила в мой талант. После того случая на «Выборе детей» она мне прямо сказала: «Какого черта?! У тебя была такая классная песня! Лучшая из всех! Ты что, не могла просто выйти и спеть ее? Для чего тебе потребовалось изображать из себя стриптизершу?!»

— С мамой были сложные отношения?

— Суди сама. Одной из первых песен, которую я сочинила, была Evil Mother in the Dead of the Night (можно перевести как «Злая мать в ночной тиши». — Ред.). Она о моей маме, которая пытается купить счастье в торговом центре. Сейчас я ее не сужу. Но тогда меня поведение мамы просто бесило. Для нее отдушиной был поход в торговый центр. И всякий раз она тащила меня с собой. Мама могла ходить там по магазинам часами. Когда мне это надоедало, я ей назло изображала из себя манекен. Вокруг меня обычно собиралась толпа. А ее это злило невероятно. После одного из таких походов я и сочинила песню. И спела ее маме. «Маленькая сучка!» — сказала она.

— Сколько тебе тогда было?

— Точно не помню. Я начала сочинять песни, когда мне было лет 10. Чуть позже создала первую группу. Конечно, девчоночью. Мы назывались Blue Roses («Голубые розы». — Ред.). И это была рок-группа. Я мнила себя гением (смеется).

— Ты продолжала писать, когда снималась в сериале «Ханна Монтана»?

— Я никогда не прекращала сочинять песни. И тот период не был исключением. Но не все мои песни подходили для Ханны Монтаны. Например, я предложила «Семь вещей». Это была честная песня о том, что я ненавижу в моем парне, который в итоге разбил мне сердце. Песня не понравилась представителям Disney. Они попросили что-нибудь еще. Я предложила «Муху на стене». Ее уже крутили тогда по радио, но СМИ встретили песню в штыки. Рецензии были примерно такие: «Любимица Америки пошла не тем путем». Парни из Disney сказали: «Нет, тогда уж лучше «Семь вещей». А я подумала: «Жаль, что вы не мухи на стене, а то бы я вас с радостью прихлопнула!»

— Трудно было отказаться от роли, которая сделала тебя знаменитой?

— Это было необходимо. Ханна Монтана стала настолько популярной, что затмила собой Майли Сайрус. Я поняла, что больше не могу справляться с этим. Моего настоящего имени никто не помнил. Когда у меня просили автограф, то кричали: «Ханна Монтана!» Черт! Даже в 2019 году, когда Lil Nas X записал вместе с моим отцом свой суперхит Old Town Road, он заявил журналистам: «Я хотел сделать это только с Билли Рэем Сайрусом! Это так круто — спеть дуэтом с отцом Ханны Монтаны!»

«Я большой специалист в том, чтобы с чем-нибудь завязать. Или кого-нибудь бросить»

— А сегодня ты не боишься, что твое прошлое помешает твоей карьере? Что слава поп-звезды Майли Сайрус затмит нынешнюю Майли?

— Мне кажется, я переросла этот страх. Я успокоилась. Мне комфортно с собой, с тем, что я делаю сегодня. Мечтала об уважении к себе как к артисту. И ты сама сегодня сказала, что я этого добилась. Думаю, я достигла того этапа, когда количество заголовков в прессе и упоминаний в соцсетях перестали вызывать в мозгу ту химическую реакцию, которая обязательно возникала прежде. Меня наконец не заводит наличие моих фото на обложках журналов, когда я прохожу мимо киосков и газетных стендов в отелях и супермаркетах. Я съела и этот страх, и это возбуждение, и выплюнула то, что переварила.

— В 2018 году ты отказалась от большого турне, решив вместо этого остаться дома с Лиамом. Почему?

— Это был период, когда мне захотелось поиграть в примерную домохозяйку. Теперь я понимаю, что это было ошибкой. Я узнала о себе гораздо больше за последние два-три года. Я поняла, чем могу пожертвовать ради другого человека, а чем нет. Тогда, в начале 2018 года, мне казалось, что я попала в сказку. Возможно, это было следствием моих все еще продолжавшихся экспериментов с наркотиками. Или результат неудовлетворенности собой.

— Прости, хочу уточнить. Ты играла в домохозяйку и одновременно продолжала экспериментировать с наркотиками?

— Да, совершенно точно. Делала это одновременно. Знаешь, СМИ никогда не могли правильно оценить то, что со мной происходит. Вы почему-то решили судить об этом по моей прическе и цвету волос. Это смешно. Например, когда я выступала с концертами в рамках турне Younger Now, это был период полной трезвости. Но у меня были ярко выкрашенные волосы. И все газеты писали, что Майли пустилась во все тяжкие. А в 2018 году я отрастила волосы и была блондинкой. «Она святая!» — утверждали масс-медиа. Ага! Святее не бывает!

— Ты хочешь сказать, что СМИ создают стереотипы женственности, стереотипы отношения к женщинам?

— Именно! И я тому убедительное доказательство. «Она помолвлена. Она вышла замуж. Она живет с мужем и ведет хозяйство. Она стала праведницей», — вот примерно то, что писали обо мне в тот период. Как раз в этот период я была дальше всего от праведного пути! Только разведясь с Лиамом, я твердо встала на этот путь. И уверяю тебя, не верь дамочкам, которые в утренних шоу сидят на диванах, заваленных миленькими подушками, и вещают о том, какие они святые.

— Хорошо, последний вопрос. Трезвость для тебя — сознательный выбор или вынужденная необходимость?

— Трезвость — это мой выбор. Во всяком случае, на данный конкретный период жизни. Я поставила перед собой ряд задач, которые намерена выполнить. А что будет дальше, загадывать не хочу. И не люблю. Решила больше не давать себе клятв и твердых обещаний.

— Справишься?

— Надеюсь. Вообще, я большой специалист в том, чтобы с чем-нибудь завязать. Или кого-нибудь бросить (смеется). Видишь, вот стоит в углу машина для закрутки косячков? В ней полно марихуаны. Но я ее ни разу не пользовалась. И не испытываю желания. Хотя раньше… Ну, ты поняла. Мне это уже не нужно, чтобы развеселиться. Настоящее веселье, удовольствие, развлечение доставляет мне теперь работа, умение на все сто использовать имеющийся у меня потенциал. Вот это круто по-настоящему…

Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ» (оригинал Brittany Spanos/Rolling Stone)

Фото журнала Rolling Stone

2480

Читайте нас в Facebook