Генерал Виктор Назаров: «Трагедия с малайзийским „Боингом“ спутала планы ВСУ»
17 июля 2014 года в 16:20 по местному времени в небе над оккупированным Донбассом случилась крупнейшая в XXI веке авиакатастрофа. Боевики сбили пассажирский «Боинг 777», выполнявший рейс МН17 из столицы Нидерландов в столицу Малайзии. Мгновенно погибли все 298 человек, находившиеся на борту: 154 голландца, 38 малайзийцев (15 членов экипажа и 23 пассажира), 27 австралийцев, 11 индонезийцев, шесть британцев, четыре немца, четыре бельгийца, три филиппинца и один канадец. В том числе 80 детей, из них трое младенцев. Тела и фрагменты самолета разбросало по территории в 15 квадратных километров.
28 сентября 2016 года международная следственная группа JIT (в ее состав входят представители правоохранительных органов пяти стран — Нидерландов, Бельгии, Украины, Австралии и Малайзии) объявила промежуточные итоги расследования. Согласно выводам экспертов, рейс MH17 был сбит с территории, подконтрольной пророссийским боевикам (с поля вблизи села Первомайское в районе Снежного) ракетой серии 9М38, которую выпустили из зенитно-ракетного комплекса «Бук-М», доставленного из России (потом его вернули в страну-агрессор). 24 мая 2018-го следователи уточнили, что «Бук» прибыл на Донбасс из Курской области, где базируется 53-я зенитно-ракетная бригада противовоздушной обороны Вооруженных сил РФ, и что маршрут, по которому перевозили установку, уже полностью установлен. Тогда Нидерланды и Австралия официально обвинили Россию в гибели MH17. Альтернативные сценарии, которые выдвигались ранее (взрыв на борту; «Боинг» атаковал украинский истребитель; «Бук» принадлежит Украине), отброшены как безосновательные.
В причастности к преступлению подозревают 100 человек. 19 июня 2019 года были названы фамилии четырех нелюдей, которых считают причастными к транспортировке и боевому применению «Бука». Это трое граждан России — бывший «министр обороны ДНР» офицер ФСБ Гиркин (Стрелков), сейчас генерал, а в то время полковник ГРУ Генштаба Вооруженных сил РФ, он же экс-глава «ГРУ ДНР» Дубинский, бывший подполковник ГРУ РФ Пулатов и гражданин Украины, командир разведывательного батальона «ГРУ ДНР» Харченко, который якобы находится на неподконтрольной территории Донбасса. Прокуратура обвиняет эту четверку в том, что они запросили из России систему ПВО с экипажем, подобрали стартовую площадку для «Бука», организовали его транспортировку и охрану.
Судебное заседание над подозреваемыми по сути началось 9 марта 2020 в Гааге. Суд рассматривает ключевые вопросы: был ли самолет сбит «Буком»; была ли ракета запущена с поля вблизи села Первомайское; какова роль этих четырех подсудимых. Уголовное дело состоит из 65 000 страниц, плюс много часов видео- и аудиоматериалов, результаты экспертиз, перехват телефонных переговоров, биллинг и прочее.
В июне этого года суд впервые обнародовал свидетельства очевидцев пуска ракеты. Одни видели в небе инверсионный след, вторые перед тем слышали грохот или взрыв (момент запуска сопровождает звук громкого удара, возникающий из-за того, что ракета развивает сверхзвуковую скорость; этот звук может быть слышен на расстоянии примерно пять километров в течение 20 секунд), третьи непосредственно видели полет ракеты или слышали звук полета, четвертые в тот день видели «Бук» или слышали о том, что он был в той местности. Есть свидетель, который незадолго до катастрофы находился на блокпосту у Первомайского. Он видел, как мимо проезжала военная машина с зелеными ракетами, которая потом уехала в сторону сельскохозяйственного поля и скрылась за деревьями, а вскоре она уже двигалась в обратном направлении, при этом одна из ракет на верхней части машины отсутствовала. Еще он видел, как горел клочок поля, с которого приехала установка. Сгоревший участок травы в поле вблизи села через несколько дней после трагедии нашел журналист Daily Telegraph…
Генерал-майор запаса Виктор Назаров, который в тот период был начальником штаба АТО, рассказал «ФАКТАМ», что тогда происходило на фронте и как эта трагедия повлияла на планы ВСУ освободить Украину от оккупантов.
«У нас не было никакой информации о том, что у боевиков появился «Бук»
— Виктор Николаевич, малайзийский самолет был сбит 17 июля. Что в те дни происходило на фронте?
— Прежде всего скажу, что информация, которую мы имели непосредственно в то время, когда произошла трагедия, не была такой, как сейчас, когда мы многое знаем. Знания о событиях тогда и сегодня — это совершенно разные вещи.
В середине июля продолжалось наступление сил АТО по нескольким направлениям. Что касается системы управления войсками, важным было то, что мы с 14 по 16 июля осуществили перемещение штаба АТО из села Долгенькое Изюмского района Харьковской области на аэродром Краматорска. В этом был и чисто управленческий шаг, чтобы показать войскам — штаб их не бросает и вместе с ними продвигается ближе к линии соприкосновения, и социально-политический аспект, поскольку, находясь в таком важном промышленном городе, фактически в середине той агломерации, мы показывали, что государство постепенно восстанавливает контроль на этих территориях.
Читайте также: «Весной 2014-го мы были готовы полностью зачистить Донецк»
С этим периодом нашего перемещения совпало то, что сепаратисты и российские военные (считаю, не только наемники, спецназовцы и другие военнослужащие регулярных войск) попытались перерезать линию коммуникации наших сил вдоль государственной границы на юге, по которой они продвигались в направлении Должанска из района Саур-Могилы, Степановки и Дмитровки.
Эта операционная линия была довольно узкой — проходила в 5−10 километрах от государственной границы, а иногда и вплотную к ней, как, например, у Кожевни. Они пытались перерезать проход в этом узком месте и блокировать наши силы, которые уже зашли в этот коридор. В то время были радиоперехваты разговоров боевиков по этому поводу, в том числе и Гиркина.
Читайте также: «Гиркин — дурак, Россия его бросила» Александр Сурков о том, почему ВСУ не дошли до границ РФ
Информация, которую мы получали из радиоперехватов, данных нашей технической разведки и оперативных источников, как раз свидетельствовала, что именно такие планы они вынашивают. Но мы предусмотрели это и соответствующим образом отреагировали. То есть их попытки перекрыть нам кислород в этом узком месте не дали положительного результата. Напротив, боевики сами там оказались фактически в ловушке.
После того как они поняли, что могут быть не только блокированы, а также окружены и захвачены в плен или уничтожены, они попытались прорваться на территорию Российской Федерации. Именно в этом районе в то время были ожесточенные схватки. По нашим данным, противник понес существенные потери.
Другое важное направление было в центре нашего оперативного построения сил и средств АТО — из района Дебальцево начали движение на Шахтерск. Была идея соединиться нашим силам, которые двигались с юга и с севера. Некоторые из них, как, например, подразделения 25-й бригады, уже находились на восточных окраинах Шахтерска. Плюс еще было существенное продвижение в направлении Луганска на левом фланге, где на нескольких участках наши уже начали закрепляться на правом берегу Северского Донца.
И еще. Именно в тот период произошел довольно напряженный момент, когда появилась информация о том, что якобы вот-вот начнется прямое вторжение войск Российской Федерации в районе Суходольска. Хотя потом эта информация не была подтверждена, некоторые меры мы предприняли, в том числе о нанесении ответных ударов. После того как там поработали наши силы и средства, никаких дальнейших движений противника с той стороны уже не было. Вот такая общая оперативная обстановка сложилась в то время.
— После освобождения Славянска, Краматорска, Бахмута была надежда, что вот-вот оккупантов выгонят и из других городов. Понятно, что россиянам надо было совершить нечто такое, чтобы вздрогнул весь мир. Почему они атаковали именно самолет?
— По состоянию на середину июля авиационные силы АТО понесли существенные потери. Уже были сбиты зенитно-артиллерийским оружием, переносными зенитно-ракетными комплексами и даже управляемыми ракетами класса «воздух-воздух» десять летательных аппаратов: АН-30 в небе над Славянском, АН-26 восточнее Луганска в районе Ивановки, месяцем ранее на аэродроме Луганска Ил-76, два Су-25, три вертолета Ми-8 и два Ми-24. Кстати, кроме этих сбитых самолетов были еще и другие, пораженные в воздухе, но они даже с повреждениями смогли совершить посадку на свои аэродромы базирования.
Мы понимали, что противник применяет не только средства ближнего действия, которые у него были, но и более мощные, как в случае с Ан-26. Этот самолет сбрасывал на десантных платформах боеприпасы и материальные средства нашим силам, которые держали оборону на аэродроме Луганска и куда как раз начинали пробивать коридор по суше. Самолет был сбит, скорее всего, управляемой ракетой класса «воздух-воздух» с российского истребителя, который осуществил пуск с территории Российской Федерации, приблизившись вплотную к нашей государственной границе (где-то на расстоянии от 20 до 30 километров он поразил самолет). То есть было понятно, что по всем направлениям нашего продвижения там, где для врага была самая большая угроза, он будет применять по максимуму все, что у него есть, и, возможно, даже использовать средства поражения авиации воздушных сил Российской Федерации.
Но в то время у нас не было информации ни из одного источника о том, что осуществляется передвижение таких зенитно-ракетных комплексов, как «Бук», или что есть такие намерения.
— Украину обвиняют в том, что мы не закрыли воздушное пространство над территорией, где проводили АТО. Почему не закрыли?
— Это вопрос не столько военного плана, сколько политического и экономического. Там остались коридоры пролета на определенных высотах, на которых разрешалось движение пассажирских самолетов. Они касаются условий мирного времени. У нас же не было объявлено о вооруженном конфликте — шла Антитеррористическая операция.
Угроза использования таких средств поражения, как «Бук», не предусматривалась. По крайней мере на том этапе трудно было представить, что противник на это пойдет. Их шаги не были предсказуемыми. Так же, как и в случае, когда они начали обстреливать наши позиции с территории Российской Федерации ракетными войсками и артиллерией.
К тому же полеты осуществлялись на довольно значительных высотах. С 6 июня запрет достиг эшелона полета 260 (7900 метров). С 14 июля он был увеличен до эшелона 320 (9750 метров). И только после катастрофы «Боинга» полеты в этом районе запретили окончательно.
Думаю, просто не было понимания, что россияне способны будут пойти на такие ужасные шаги. В тех конкретных условиях это трудно было спрогнозировать.
— То есть в то время никакой информации о том, что у боевиков появился «Бук», у вас не было?
— Не было.
— Где находились наши «Буки»?
— Ближайшие — на большом расстоянии. До перемещения штаба АТО на аэродром Краматорска наши силы и средства ПВО ближнего действия находились в отдаленных от линии соприкосновения районах. Когда штаб начал работать на аэродроме, система ПВО там еще не была полностью развернута. От Краматорска до Снежного почти 160 километров. На таком расстоянии от места, где находились наши средства, они физически не могли поразить самолет согласно их тактико-техническим характеристикам.
И главное. Не было необходимости ставить им задачи на поражение любых летательных вражеских аппаратов. А беспилотные летательные аппараты тогда еще не применялись так широко, как в дальнейшем. Было понимание, что на том этапе Российская Федерация применять против нас свои самолеты регулярных воздушных сил не будет, потому что «их там нет». А возможности захватить аэродромы, откуда они могли бы поднимать самолеты, которыми будут управлять «шахтеры» и «металлурги», как они говорили, мы их лишили.
Читайте также: Валентин Наливайченко: «Боевое оружие „Альфы“ вывезли в Донецк еще в феврале 2014-го, а оперативные материалы СБУ — в Симферополь»
«Первые „радостные“ сообщения боевиков были о сбитом украинском военном самолете»
— Возвращаемся в тот день. Когда вы услышали о трагедии?
— Буквально сразу, как только прошла информация, что сбит самолет. В штабе знали, где находятся наши самолеты. В тот период времени у нас в том районе не было ни одного летательного аппарата.
Что касается гражданских летательных аппаратов, которые осуществляли перемещение в разрешенных коридорах на установленных эшелонах высот, то мы их не контролировали. Это не входило в наши полномочия, тем более, что у нас не было таких возможностей. Но мы четко знали, что на тот момент ни одного военного самолета, который мог бы, по версии россиян, поразить этот «Боинг», в воздухе не было. Все они находились, после выполнения задач, на аэродромах базирования или на оперативных аэродромах.
Мы узнали о трагедии, когда прозвучали первые «радостные» сообщения боевиков о сбитом украинском военном самолете…
— Гиркин тогда очень быстро написал в соцсетях: «В районе Тореза только что сбили самолет Ан-26, валяется где-то за шахтой „Прогресс“. Предупреждали же — не летать в „нашем небе“. А вот и видеоподтверждение очередного „птичкопада“. „Птичка“ упала за террикон, жилой сектор не зацепила. Мирные люди не пострадали». Затем этот текст он удалил. Когда выяснилось, что сбили пассажирский рейс, кремлевские СМИ сразу начали вопить, что это сделали из «Бука» ВСУ.
— Буквально в течение часа были звонки из разных киевских инстанций, в том числе из Администрации президента: «Это не ваш „Бук“?» Мы уверенно отвечали, что ни средств воздушной обороны, ни каких-либо летательных аппаратов, которые способны были бы поразить самолет, у нас в этом районе в то время не было.
— Какой должна быть квалификация военных, чтобы справиться с «Буком»?
— На этот вопрос можно ответить по-разному. Да, они однозначно должны иметь опыт, но надо понимать, что поразить гражданский самолет, который движется со скоростью 800−900 километров в час на высоте девяти километров и не осуществляет никаких маневров, это гораздо более простая задача, чем поразить боевой самолет, движущийся на высоте 500−600 метров и применяющий противоракетные маневры, тепловые ловушки, использующий рельеф местности и прочее, чтобы избежать поражения. В тех конкретных погодных условиях, когда не использовались ни средства радиоэлектронной борьбы, ни какие-то другие средства противовоздушной обороны, это не сложная задача. Это фактически был, скажем так, пуск ракеты по воздушной цели — проще, чем на любых учениях.
— Когда вы поняли, откуда боевики сделали этот роковой выстрел?
— Буквально в течение ближайших дней. Когда начали сравнивать информацию из своих источников, из интернета, СМИ, мы пришли к выводу, что, исходя из оперативного положения наших войск, боевиков и российских сил, «Бук» мог находиться на позиции где-то в районе Снежного или Тореза. Других мест, куда он мог бы переместиться, не будучи обнаруженным, было мало. Разворачивать его севернее было бы опасно, потому что там наши силы уже двигались от Дебальцево вниз и некоторые из них уже дошли до Контарного. Южнее тоже было опасно, ибо силы АТО продвигались в направлении Должанска. То есть, скорее всего, это и было то место на позициях, которое могли использовать для развертывания этого ПЗРК с целью поражения летательных аппаратов.
Читайте также: Вице-адмирал Гайдук: «Преподаватель Академии Генштаба в 2008 году сказал: «Украине нужна маленькая война. Чтобы понять, кто мы такие»
Но здесь возникает вопрос: какой была конечная цель? Не уверен, что целью был именно гражданский самолет малайзийских авиалиний.
— Наверняка его сбили случайно.
— Это мое субъективное видение. Со временем начала поступать информация об общей воздушной обстановке в регионе на момент катастрофы — буквально чуть раньше или позже (уже не помню в деталях) там должен был пролетать еще один гражданский самолет, причем российских авиалиний, который двигался с юга. Если эти два коридора пролета — «Боинга» и того российского самолета — наложить друг на друга, возможно, целью этого обстрела был именно российский самолет.
Знали они или нет, но в том районе мы не собирались использовать транспортные самолеты для выполнения любых задач. Ведение зенитно-ракетного огня из таких комплексов по боевому самолету, который мог бы там появиться в любое время суток, было совсем нелогично, как по мне. А вот устроить провокацию, то есть сбить собственный самолет (погибнут люди!) — это для них была бы серьезная причина затем обвинить Украину во всех смертных грехах, как говорится, и получить основание легитимизировать свое вооруженное вторжение.
«Только после трагедии представители ОБСЕ начали приезжать к нам»
— В ходе следствия было обнародовано много перехваченных разговоров боевиков и их российских кураторов о транспортировке «Бука» и свидетельств, как тот «Бук» передвигался, — его таскали по Макеевке, окрестностям Зугрэса, по Торезу и Снежному. Неужели наша разведка не слышала новость, что там появился некий «Бук»?
— Опять-таки хочу вернуться к моей первой фразе — нельзя воспринимать события, произошедшие в прошлом, основываясь на информации, которую мы знаем сегодня. Да, у меня очень много вопросов в то время было к нашей разведке. Эффективность ее деятельности мы воспринимали довольно скептически.
Я готов утверждать, что ни накануне, ни непосредственно во время самой катастрофы никакой информации о том, что некий «Бук» выдвигается и он имеет цель осуществить запуск ракеты в этом районе по самолету, тем более гражданскому, ни от разведки, ни от других источников штаб АТО не получал. Любые инсинуации и манипуляции о том, что разведка что-то знала и что-то нам докладывала, не соответствуют действительности.
— Какие события происходили на фронте после трагедии? Она, наверное, не могла не повлиять на ваши планы.
— Я в начале беседы разъяснил, куда и для чего мы двигались и что пытались делать в дальнейшем. Но некоторые эксперты высказывают мнение, что, мол, на том этапе трагедия с малайзийским «Боингом» спасла Украину от вторжения сил Российской Федерации. Об угрозе вторжения, которая не подтвердилась, я тоже чуть раньше уже сказал. Насколько все это было обоснованно — тут есть существенные вопросы.
Но если брать последствия данной конкретной ситуации для применения наших сил и средств, то эта катастрофа очень сильно осложнила выполнение нами дальнейших задач. Понятно, что мы не имели доступа к территории, где упал самолет, и ко всем мероприятиям — работе международной комиссии по исследованию места катастрофы, сбору останков пассажиров и фрагментов конструкции самолета.
Читайте также: «Подключали провода к глазам, зубам, гениталиям, на морозе голого обливали водой»: разведчик о пытках боевиков «ЛНР»
Чтобы способствовать работе следственных групп и работе ОБСЕ, нам были доведены очень жесткие требования. Из Генерального штаба ежедневно приходили директивы на 15−20 страницах, где было написано, чтобы в этой зоне не было ни ведения огня, ни даже движения сил — ничего не должно быть. Сначала в радиусе 10 километров от места катастрофы. Затем, через несколько дней, радиус увеличили до 20 километров. Это огромная территория. Фактически, если брать от Грабово, то этот круг диаметром 40 километров, который перекрывал и Шахтерск, и Торез.
А наши подразделения уже находились в районе Орлово-Ивановки и в окрестностях Шахтерска, двигались в нескольких направлениях. И все эти силы мы вынуждены были остановить. Такие же шаги должен был делать и противник. Но не делал. Пользуясь запретом нам на передвижение и на ведение огня, он вел огонь по нам. Не только стрелковым оружием, а и минометами и артиллерией. Понимаете?
Тогда у меня несколько раз были довольно жесткие разговоры с руководством Генерального штаба. Вот звонят и требуют прекратить продвижение, не двигаться и не стрелять. А я отвечал: «Вы мне говорите не делать этого, а мне с другого телефона докладывают из 25-й бригады: „По нам ведут огонь, прикройте нас, дайте нам возможность ответить“. Как быть? Что делать?»
Понятно, что никто не вел огонь непосредственно по окрестностям Грабово, где работали группы следователей. Но иногда, несмотря на запреты, мы вынуждены были поддерживать наши силы, чтобы не допустить потерь. Мы должны были это делать.
В конце концов все эти запреты на ведение огня и на продвижение сил привели к тому, что наши планы на этом направлении были частично сорваны. Через неделю нам пришлось оставить Контарное. Отошли в район Дебальцево и оттуда начали продвижение на Ждановку. 31 июля был последний выход ротной тактической группы 25-й бригады из Шахтерска.
То есть с тактической и оперативной точки зрения эта трагедия спутала наши планы.
Еще одна интересная деталь. К тому времени к нам ни разу не обращались представители ОБСЕ. Только после трагедии они начали приезжать к нам: «Расскажите, что тут у вас». После двух-трех раз общения с ними я пришел к выводу и доложил об этом руководителю АТО Муженко: «Они приехали сюда собирать информацию». Конечно, ни наши замыслы, ни задачи мы им не открывали. Но, имея доступ, общаясь с военными, присматриваясь, они, я так думал, составили определенную картину о том, чем мы занимаемся и в каком направлении движемся. Затем эти сомнения подтвердились. Как только вывели из Контарного подразделения 25-й бригады, эта группа ОБСЕ исчезла и больше мы ее не видели. Видимо, поняли, что угрозы блокировки уже нет как таковой, то и нечего туда приезжать.
Это я рассказываю для того, чтобы понять, насколько сложно было выполнять задачи силам АТО в тех конкретных условиях и обстоятельствах.
Читайте также: Как спецслужбы вычисляют российских шпионов: наблюдениями делится дипломат
«В нашем обществе доминирует правовое язычество»
— Российская Федерация своей причастности к трагедии не признает и постоянно меняет свои нелепые версии. Вы лично верите в то, что преступники будут наказаны международным судом?
— Уверен, что так и произойдет, что и международная следственная группа, и непосредственно следственные органы прокуратуры Нидерландов работают не так, как работали в моем деле наши следователи и суды.
Если у нас виновного определили через четыре месяца после катастрофы и дело прошло через семь лет три инстанции, то в Нидерландах суд длится до сих пор. Прокурор Нидерландов Фред Вестербеке в одном интервью отметил, что, мол, нельзя приносить доказательства в жертву общественному резонансу. Что, разделяя боль людей, потерявших родных и близких, следствие должно собирать неопровержимые доказательства законным путем для того, чтобы доказать вину, сколько времени на это ни понадобилось бы. И они законным путем, будьте уверены, придут к результату. А у нас что было семь лет? Общественный резонанс, политическая целесообразность и вокруг этого вся заваруха.
Читайте также: Назвать Путина убийцей было ошибкой Байдена. Но он не ошибся в оценке Путина, — Джон Хербст
Помните катастрофу над шотландским Локерби (21 декабря 1988 года через 58 минут после вылета из Лондона в грузовом отсеке носовой части «Боинга» 747 взорвалась пластическая взрывчатка; горящие обломки лайнера упали на город Локерби; погибли 270 человек — 243 пассажира, 16 членов экипажа и 11 жителей города; 5 апреля 1999-го правительство Ливии выдало подозреваемых; 31 января 2001 года суд вынес им вердикт. - Авт.)? Уверен, что-то же самое будет и в этом случае, как ни пыталась бы помешать суду Российская Федерация.
Это пример для наших следственных органов, прокуратуры и судов, как подходить к расследованию подобных катастроф. Важный вопрос — не только доказательство вины тех, кто совершил это ужасное преступление, но и еще установление правды — как это произошло. Чтобы в дальнейшем можно было учесть все вопросы, касающиеся организации перелетов, технических и многих других аспектов, чтобы такие события больше не происходили. Не так, как в деле об Ил-76. Ну хорошо, меня оправдали, поскольку я был незаконно привлечен к уголовной ответственности. Довольны и военнослужащие, которые не воспринимали это незаконное обвинение, и еще много людей в Украине и за ее пределами.
Но мне, например, больно, что в конце концов все суды так и не установили правду о реальных событиях — почему произошла катастрофа Ил-76. Да, пришли к выводу, что оснований считать Назарова виновным нет. Но давайте разберемся хотя бы после семи лет в условиях, которые привели к этой катастрофе. Да, непосредственная причина — это теракт, здесь не возникает вопросов. Но было и стечение обстоятельств, которые могли способствовать такому ходу событий. К сожалению, никому это не интересно. И это очень плохо, потому что в будущем авиационные начальники, и сами летчики, и другие военные и гражданские лица, которые завязаны на выполнение подобных заданий, не будут иметь того опыта, который они должны были бы получить, если бы следствие провели объективно.
Если посмотреть шире и выйти за пределы истории катастрофы малайзийского «Боинга» и даже нашего Ил-76, то было много ошибок и каких-то непонятных, непродуманных и несовершенных решений, касающихся в целом проведения антитеррористических операций. Помню, что в 2014—2015 годах, когда этот формат противодействия российской агрессии, то есть АТО, был определен, звучали высказывания представителей истеблишмента некоторых стран НАТО о том, что это обернется для Украины и украинских военных проблемами.
Читайте также: Андрей Илларионов: «Мюнхенский сговор — 2021. Угроза для Украины — в начале осени»
— Имеете в виду, что не назвали войну войной?
— Не совсем так. Речь не идет об объявлении войны Российской Федерации классическим способом. Последний раз объявление войны было, пожалуй, в 1941 году. Но вооруженные конфликты между странами велись, они и сегодня продолжаются. А у нас получилось так: как лодку назовешь, так она и поплывет. Сначала проблемы возникли для Украины как для государства (в плане восприятия в мире, международных санкций, поддержки
— Это стыд вообще.
— Поэтому были так удивлены те западные эксперты и военные, с которыми вы делали интервью.
Читайте также: Бридлав: «Путин одновременно испытывает на прочность и Байдена, и Зеленского»
Они люди толерантные и очень мягко выражают свои мысли, чтобы нас не обидеть. Они пытаются донести до нас свой испанский стыд за наши действия.
К сожалению, в нашем обществе доминирует правовое язычество и верхоглядство. Нам надо понимать, что эти казацкие наскоки ни к чему хорошему не приводят. Посмотрите историю. Да, казаки были упорны и воинственны. Они могли выиграть какой-то бой или сражение, как в Конотопской битве, но проигрывали все войны. Потому что у них не было ни концепции, ни стратегии, разве что тактика. Вспомним Сунь-цзы: «Стратегия без тактики — это самый медленный путь к победе. Тактика без стратегии — это просто суета перед поражением». Снести все на своем пути, а для чего — не понятно, как и что делать дальше.
Читайте также: Марк Фейгин: «Мне кажется, Украине следует действовать, исходя из того, что вторжение России точно будет»
К сожалению, у нас в основном политика так и проводится — наскоками. Думаем только о настоящем, стараемся какие-то рейтинги себе заработать, но потом все, как говорится, выходит боком. Без слаженности, единства, без выверенных шагов в политической, военной, социальной плоскости очень трудно противостоять Российской Федерации. А это противостояние, по моему мнению, затянется еще не на один год.
6900Читайте нас в Facebook
