Чтобы быть чернобыльским инвалидом, у меня здоровья не хватит, — ликвидатор аварии развивает в Зоне отчуждения туризм
Вряд ли в Украине можно найти место, окутанное таким же количеством противоречивой информации, страхов и домыслов, как Чернобыль. У многих это слово до сих пор ассоциируется только с трагедией. А между тем сегодня Зона отчуждения — это и биосферный заповедник, где водятся беркуты, олени и даже медведи, и огромный музей под открытым небом, туристический магнит для людей со всего мира. Туризм вдыхает в Чернобыльскую зону жизнь, стимулирует ее возрождение, обеспечивает рабочими местами жителей окрестных сел. А еще дает поддержку самоселам, тем самым чернобыльским бабушкам и дедушкам, которые вернулись в родные дома после аварии.
«А ты смотришь на них и знаешь, что через сутки местным жителям объявят: „Выселяйтесь навсегда!“ Какой тут поднимется крик, плач…»
Примечательно, что именно ликвидатор, который работал здесь в первые месяцы после взрыва ядерного реактора, стал первым комплексно развивать туризм в зоне.
— Я командовал взводом радиационной разведки, а фактически отвечал за организацию разведки роты, — рассказывает «ФАКТАМ» ликвидатор, эколог и писатель Сергей Мирный. — Полсотни человек под моим командованием каждый день выезжали мерить уровни радиации на земле, в воздухе и над водой. По этим данным главный военный штаб составлял таблицы и карты радиационной ситуации. Только зная ее, правительственная комиссия могла решать, где и как проводить дезактивацию, как защищать рабочих, выселять или нет населенные пункты… Вот такая непростая и опасная работа была у меня летом 1986 года.
— Какие самые высокие уровни радиации вы лично мерили?
— Около десяти рентген в час в Рыжем Лесу, в начале Западного радиационного следа. А в другой раз на железнодорожной станции, у города Припять, мы неожиданно обнаружили грузовой вагон, с которого «светило» в сотню раз больше, чем везде рядом, — 17 рентген в час! Это в миллион раз больше нормального уровня в Украине. Видимо, вагон стоял на АЭС во время взрыва, а потом его оттуда отогнали и забыли о нем.
Читайте также: «В ночь аварии я голыми руками снимала форму с пожарных, доставленных с ЧАЭС. Теперь у меня нет отпечатков пальцев»
— Как работа в таких чудовищных условиях сказалась на вашем здоровье?
— Я проработал в Чернобыле 35 суток — вроде бы немного. Но когда вернулся домой, началось: все время вялость, в сон клонит, с трудом могу работать… Зона высосала огромное количество сил: сказались хронический недосып, стресс, ответственность, ну и, конечно, огромные дозы облучения. Через полгода радиационная травма прошла, а вот психологическая осталась.
У нас бывали задания под названием «объективный контроль». Это когда правительственная комиссия отправляет в населенный пункт экипаж, чтобы удостовериться, достаточно ли там высокие дозы для его выселения. В первый раз приехали в белорусское село, померили — 1 миллирентген в час: смешные для нас уровни. Мы вообще не поняли, зачем нас сюда прислали. А потом узнали, что порог выселения — 0,7 миллирентгена. Представьте: ты приезжаешь — люди хлопочут, дети смеются, огороды, куры, жизнь бурлит…
Или вот на свадьбу попали, жених с невестой стали фотографироваться перед нашей бронемашиной… А ты смотришь на них и знаешь, что вечером вернешься в штаб с отчетом и через сутки местным жителям объявят: «Выселяйтесь навсегда!» Какой тут поднимется крик, плач…
На тебя люди смотрят с надеждой, ты для них олицетворение власти и силы… А ты — офицер, командир, взрослый мужик! — ничем не можешь им помочь…
Позже, когда получал второе образование, экологическое, в Центрально-Европейском университете, я исследовал здоровье ликвидаторов и изучал природу психологической травмы. Один из ее источников — это survivor’s guilt, «вина выжившего» — комплекс вины того, кто сам выжил, а другим помочь не смог. Мне это хорошо знакомо, преодолевать эту травму пришлось долго. В том числе по этой причине я старался сделать хоть что-то, чтобы помочь местным жителям, которым не смог помочь тогда.
— Вы получили чернобыльскую инвалидность?
— Нет. Это вообще была удивительная история. Встречаю как-то в начале 90-х знакомого чернобыльца, и он мне говорит: «Ты же ликвидатор 1986 года? Ты теперь можешь стать инвалидом!» Объяснил, что для этого «анализы должны быть хорошими… в смысле плохими», каждый год месяц надо лежать в больничке, ну и заплатить-отблагодарить кого надо. Я отшутился: «Чтобы быть инвалидом, у меня просто здоровья не хватит».
У меня как раз тогда жизнь бурлила: поездки, конференции, встречи — нет времени лежать в больничке! Досадно, что из-за липовых инвалидов, которые съедают значительную часть выделенного бюджета, многие настоящие, сильно облученные чернобыльские герои получают позорные копейки…
Читайте также: Зеленский утвердил повышение пенсий для «чернобыльцев»: кто, когда и сколько получит
«Все маршруты передвижения туристов проверены дозиметристами»
— Как сложилась ваша судьба после Чернобыля?
— Я стал экологом, работал в Центрально-Европейском университете в Будапеште, написал несколько научных работ и статей. И обнаружил, что для преодоления психологической травмы, для поддержания чернобыльцев-ликвидаторов нужно показывать колоссальные достижения их работы. Для чего надо преобразовать Зону отчуждения в Чернобыльский мемориально-культурный и природный парк.
В 2006 году я вернулся в Украину. Тогда туризм в Чернобыле уже начинался, но еще на общественных, любительских началах. Я даже успел немного поработать гидом. Постепенно понял, как это надо организовывать по международному стандарту, но это требовало профессиональной структуры, которой на тот момент не было. А затем меня нашел мой бывший турист Ярослав Емельяненко, который загорелся идеей показывать Чернобыль людям всего мира. Так возник «ЧЕРНОБЫЛЬ-ТУР».
Очень долго пришлось бороться со стигматизацией этого места и этой деятельности: у людей просто не укладывалось в голове сочетание слов «Чернобыль» и «туризм», нас укоряли какими-то «танцами на гробах». Постепенно удалось поменять отношение к этому, доказать, что Чернобыль не только место глобальной техногенной катастрофы, но еще и место героизма ликвидаторов, настоящий оазис восстанавливающейся природы. И место это радиационно безопасное. На большей части зоны, в том числе в самом городе Чернобыль, уровень радиации давно вернулся к природным, доаварийным значениям.
Читайте также: «Глаз Полесья»: в Чернобыле обнаружили озеро идеально круглой формы
Все маршруты передвижения туристов официально проверены и утверждены дозиметристами. То, что только за 2019 год Чернобыльскую зону посетили 125 тысяч туристов со всего мира, — яркое свидетельство верности развития туристического направления Чернобыля.
— Вы открыли на въезде в зону, на КПП «Дитятки», несколько инфоцентров, где продаются кофе, бутерброды, карты, книги, сувениры. Насколько это органично вписалось в вашу турдеятельность?
— Совершенно органично! Туристы сами натолкнули нас на эту идею, они буквально требовали сувениры на память о посещении знакового места. Проект удалось воплотить, когда мы вовлекли в него местных ребят, жителей соседнего с зоной Иванковского района. Инфоцентры дают им достойную зарплату, моральное удовлетворение и удобство. Ведь теперь им не нужно кататься на заработки в Киев или еще дальше, можно работать рядом с домом.
Кроме того, мы продаем товары только украинских производителей, причем самого высокого качества. Туристы, особенно иностранцы, очень ценят ручную работу. Например, такую вроде бы простую вещь, как теплые носки, связанные местной жительницей.
«Мы с мужем вернулись сюда после двух лет изгнания»
— Я по профессии инженер, но в перестройку с работой стало очень трудно, — рассказывает 56-летняя Наталья Эдуардовна. — Зарплата мизерная, трое детей. Надо было хозяйство держать — без этого не выживешь. Сейчас уже дети выросли, а на хозяйство нет здоровья. А вязание мое любимое дело, я вяжу с девяти лет все — от носков до пледов и пальто. Раньше продавала знакомым, а когда в зоне открылись инфоцентры, мои работы стали раскупать туристы. Я всегда вяжу с выдумкой, с любовью. Людям нравится, и мне заработок.
Читайте также: Рада повысила пенсии чернобыльцам: что известно
А одну из самых известных «бабушек Чернобыля» — Валентину Кухаренко — туристы любят за гостеприимство, вкусное угощение, неиссякаемый оптимизм и душевную игру на баяне под «подпевание» любимой собачки Даны.
— Мы здесь, в Чернобыле, от деда-прадеда, — объясняет «ФАКТАМ» 82-летняя Валентина Борисовна. — Это был райский уголок: лес, грибы, ягоды… А какая река! Мы с мужем ни на море не ездили, ни в другие города, чуть свободное время — рыбалка. До аварии я работала на швейной фабрике, а муж портовым крановщиком. Он видел вспышку во время аварии, плохо себя потом чувствовал. Ему сказали пить водку, но он у меня вообще не пил и не курил. Чувствовал першение в горле, металлический вкус. Только мы не понимали, что произошло, никто же ничего не говорил.
В субботу, 26 апреля 1986 года, пошли на работу и встретили знакомую, майора милиции: «Вы идете, смеетесь, как будто ничего не произошло. А знаете, что станция взорвалась?» Но и тогда мы не придали значения, ведь о масштабах аварии не подозревали. Когда же 27 апреля увидели, как мимо нас вывозят жителей Припяти, стало очень страшно. Стояли и плакали. После этого все поменялось. Мы отчаянно работали, помогали ликвидаторам. Готовы были шапками, спичечными коробками вывозить радиоактивный мусор, только бы нас не забирали из города. А в первых числах мая случилось странное: наша собачка вдруг замерла, и у нее из глаз потекли слезы. «Не к добру», — думаю. Так и вышло.
Пятого мая Чернобыль эвакуировали. Самое страшное было — прощание с собаками: они нас не отпускали, выли, плакали. Я никогда не забуду эту разрывающую душу картину.
Читайте также: Тревожно: ученые сообщили о возобновлении ядерной реакции в разрушенном реакторе ЧАЭС
Жилье нам дали, но обещали, что это временно. Проходили недели, месяцы… После двух лет изгнания мое терпение лопнуло. Я поняла: не смогу жить без своего Чернобыля. Молодежи было легче — молодое дерево приживается в новой земле, старое — нет. Мы с мужем вернулись, нашли здесь работу. Но скитания на этом не кончились. Первый наш дом закопали, просто сровняли с землей. Мы нашли другой, переселились, приходим — а он заколочен накрест. Каждый раз ты лишаешься дома, опять заселяешься в какую-то хибару, без дверей, без мебели, закатываешь рукава и начинаешь все с нуля. Но мы не сдавались. Понимали, что живы, пока мы здесь, в Чернобыле.
Я всю жизнь любила людей, всегда была хлебосольная. Поэтому, когда ко мне приходят туристы, я счастлива. Они вносят жизнь в мой любимый город, без них Чернобыль не будет жить и развиваться. Я уже не говорю о том, что многие новые знакомые помогают финансово, и мне стало легче жить. Так что обязательно хочу, чтобы приезжало еще больше людей, чтобы узнавали об аварии и о нас — людях, продолжающих жить на своей родной земле, несмотря ни на что.
На фото в заголовке: «На большей части зоны уровень радиации давно вернулся к природным, доаварийным значениям», — говорит Сергей Мирный (фото Ярослава ЕМЕЛЬЯНЕНКО)
1577Читайте нас в Facebook
