«когда купальщицы выходят из воды, мужчины с криком преследуют несчастных женщин и не позволяют им одеваться»
В старину не было одежды для купания — трусов не носили, купались голыми. Находили где-нибудь укромное местечко и, оставив одежду на берегу, заходили в воду. Именно такое простое и приятное купание изобразил на своем офорте «В Киеве» Тарас Шевченко: выйдя из воды у стен Выдубицкого монастыря, молодая горожанка одевается, нисколько не смущаясь тем, что на нее смотрит усатый странник, отдыхающий неподалеку в тени деревьев Правда, «женщины из хорошего общества» избегали купаться в людных местах или же надевали на себя нелепые балахоны, напоминавшие длинные ночные рубахи. Мужчины же раздевались на глазах у всех. И никто не находил в этом ничего неприличного. Таков был обычай, пришедший от дедов-прадедов.
«Голые солдаты вылезали на берег и, напялив только головные уборы, приветствовали царя»
Сестра императора Николая II вспоминала, что в годы ее детства царская семья часто встречала в парках Петергофа раздетых дачников. Случалось видеть и солдат в совершенно неподобающем виде.
«Однажды, — рассказывала великая княгиня Ольга Александровна, — императорская семья ехала по парку. То и дело попадались солдаты, которые нагишом купались в реках и прудах и стирали свое обмундирование. Внезапное появление императорских экипажей вызывало сущий переполох. Опешившие солдаты вылезали из воды, но, не успев полностью одеться, лишь хватали головные уборы и напяливали их на свои мокрые головы. Затем, вытянувшись в струнку, отдавали честь и громко приветствовали царя». Никому из членов августейшего семейства не приходило в голову отвернуться
Киевляне же, гуляя по дорожкам Купеческого или Царского сада (нынешний Мариинский парк), нередко видели компании голых мужчин и женщин, отдыхающих на обоих берегах реки. Сценки, подобные той, которую, к великому соблазну парижан, изобразил Эдуард Мане на картине «Завтрак на траве», были в Киеве обычным делом. В жаркие дни на берега живописной речки Почайны и легендарного, ныне уже исчезнувшего Чернечего озера стекались сотни горожан. Расстилали ковры, ставили самовары, угощались и понемногу выпивали. Кто купался, как на картине Мане, в белых рубахах, а кто, по старому киевскому выражению, — «голый, как турецкий святой». Люди раздевались без злого умысла, только для того, чтобы освежиться в прохладной воде. И никто не думал им мешать. Не хочешь смотреть — отвернись! Вот и все правила старых городских купаний.
Для богатых или слишком щепетильных горожан на берегу Днепра под памятником Магдебургскому праву были выстроены мужские и женские купальни. Первые упоминания о них находим в газете «Киевлянин» за 1874 год и путеводителе Стороженко (1879 год).
Вместо теперешнего пляжного песочка посетители купален пользовались гладкоструганными деревянными настилами и лавками. Высокие заборы скрывали купальщиков от нескромных взглядов. «Отдельный номер» стоил 15-25 копеек, а купание в общем помещении обходилось в 3-5 копеек. (Для сравнения: французская булка или калач традиционно стоили 5 копеек. ) Какое удовольствие получали горожане от купания в таких огромных деревянных ящиках, сказать трудно, а спросить уже не у кого.
Впрочем, раздевание — дело тонкое и деликатное. На этой почве всегда происходят недоразумения и скандалы. Даже в старые добрые времена всегда находились безобразники и буяны, которые умышленно переносили вольные нравы купаний в другие сферы жизни, чтобы провоцировать «забавные сцены» и скандалы.
Пресса требовала учредить при купальнях строгий полицейский надзор
Можно было выйти к гостю после купания, скажем, в халате. Но в ночной сорочке или же вообще голым — Боже упаси! Уважающий себя человек молча вставал и удалялся.
«Нудизм и культ тела, — рассказывал историк украинского авангарда Дмитрий Горбачев, — процветал в 1920-х годах в доме известного живописца-футуриста Пальмова, живущего на улице Дорогожицкой. Как-то в гости к нему зашел художник Николай Тряскин. Двери открыла жена Пальмова Капитолина. Сказала, что муж принимает ванну, попросила подождать и усадила за стол. Они уже было начали пить чай, как на пороге появился хозяин дома совершенно голый.
- А что в том такого, — равнодушно произнес Пальмов, увидя недоумение гостя. — Капитолина меня голым видела, а вы натурщиков еще недавно каждый день рисовали. Так зачем одеваться, если мне и так хорошо?
Возмущенный Тряскин молча вышел».
И его можно понять. Нарочитое оголение обычно скрываемых частей тела считалось грубым оскорблением. Однажды большой киевский оригинал, генерал-губернатор Драгомиров таким образом отомстил своему старому недругу, жандармскому генералу Новицкиму.
«Как-то Новицкий, — рассказывал писатель Евген Кроте-вич, — донес на Драгомирова, что тот допустил «недозволенный либерализм», уменьшив административное наказание двум курсисткам. Узнав про этот донос, Драгомиров немедленно вызвал к себе Новицкого и принял его в одной ночной рубашке и шлепанцах, держа в руке пучок розог. Повернувшись к генералу спиной и поднявши одной рукой рубашку, а другой протягивая Новицкому розги, Драгомиров сказал:
- Что ж, провинился, генерал, провинился! Прошу высечь меня розгами!
И Новицкому осталось лишь одно — пулей вылететь за двери».
В повести Николая Лескова «Заячий ремиз» враждующие между собой соседи-помещики из киевского предместья пытались насолить друг другу так. Когда один с гостями на балкон выйдет, то другой, его недруг, стоит напротив голый. А если на него не смотрят, то и крикнет: «Кланяйтесь бабушке и целуйте ручку»
Но не только голые издевались над одетыми. В старом Киеве существовал особый вид хулиганства, заключавшийся в публичном глумлении над наготой. Городские шалопаи выслеживали женщин, уединявшихся для купания в каком-нибудь укромном местечке, и устраивали им безобразные сцены.
«Мужчины, — писала городская пресса, — незаметно подбираются к кустам, около которых раздеваются купальщицы, прячутся, а когда купальщицы выходят из воды, они с криком и гиком выбегают из-за кустов, преследуют несчастных женщин и не позволяют одеваться им, несмотря на их слезы и мольбы, пока вволю не натешатся этой возмутительной дикой забавой». Все это, замечает корреспондент, «происходило близ Набережного шоссе, по которому ежедневно проезжает много экипажей и проходят сотни богомольцев».
Чтобы прекратить безобразие, городские власти обнесли забором два песчаных участка на берегу Днепра неподалеку от платных заведений и оборудовали там в 1890 году бесплатные народные купальни. Но забор не спасал киевских купальщиков от хулиганов.
«В отдыхающих, — писал «Киевлянин», — бросают камнями, залазят в женское отделение и разгоняют купающихся женщин; или же влезают на крышу купальни и оттуда смотрят в женское отделение. В разговорах полная несдержанность, доходящая до цинизма, при этом не обращается ни малейшего внимания на присутствие детей, которые становятся невольными свидетелями и слушателями таких безобразий, с какими им едва ли пришлось бы познакомиться где-либо в другом месте. К зданиям купален прихлынул всякий сброд, ютящийся по кабакам, и одежда купающихся подвергается самому тщательному осмотру с целью очистки карманов.
Этот же сброд устроил для себя развлечение, которое состоит в том, что по команде какого-нибудь босяка в купальни залпом направляются десятки камней, взятых с мостовой, и этим способом вынуждают купающихся с криком бежать из купален».
Трогательная забота киевской Думы о благопристойности купаний ни к чему хорошему не привела. Выяснилось, что отдыхать под градом камней, держась за карманы и слушая мат босяков, не очень приятно.
Пресса требовала учредить при купальнях строгий полицейский надзор. Но Дума решила иначе и вскоре их закрыла. И только спустя без малого 30 лет в Киеве наконец-то обустроили первые общественные пляжи
3341Читайте нас в Facebook