Мэр Ахтырки Павел Кузьменко: «Совещания провожу на улице, потому что городской совет взорван
«Все многоэтажки полностью непригодны для жизни»
— Павел Петрович, вы недавно призвали земляков: «Готовим клумбы к цветам». Неужели такое нужно делать в разрушенном городе?
— Нужно. Город живет и понемногу наводит порядок. Есть жители, которые предложили: «У нас много тюльпанов и другой рассады, давайте высаживать». Так и поступим. А что изменилось? Солнце как восходило, так и восходит, как заходило, так и заходит.
— Какая сейчас ситуация в Ахтырке? Какой вред враг нанес инфраструктуре?
— Все многоэтажки полностью непригодны для жизни. Часть разрушена бомбами, часть из-за того, что 3 марта разбомбили ТЭЦ и она перестала подавать тепло. К тому же после нескольких налетов в домах выбиты окна и двери, то есть в помещениях было почти как на улице. С 5 по 8 марта ночью было минус 17 градусов. Поскольку вода в трубах и батареях отопления замерзла, их просто разорвало. Значительная часть горожан вынужденно переселилась в частный сектор к родственникам, знакомым, друзьям.
Читайте также: «У нас была тихая сдача Херсона», — жительница города рассказала о сопротивлении земляков оккупантам
— До 24 февраля сколько людей проживало в городе?
— Сорок восемь тысяч, сейчас осталось около двадцати тысяч. Более пятидесяти процентов населения мы вывезли. Мы об этом не говорили, но вывозили каждый день по 10−15 автобусов.
— Детей осталось много?
— Очень много. Поэтому начинаем онлайн-обучение. Я дал задание посчитать точное количество детей.
— Есть ли продукты?
— Продуктами обеспечены. Мы их завозим. Раньше было небезопасно, но все равно завозили.
— А цены какие?
— Почти такие, как были. Даже кое-что несколько подешевело. Цена мяса та же, крупы и мука, возможно, немного подорожали, потому что их стали чуть меньше завозить. Цена хлеба осталась по-прежнему — 16−18 гривен за буханку.
Еще за этот месяц мы раздали более ста тонн гуманитарной помощи и несколько фур памперсов через аптечную сеть.
— Что с лекарствами?
— Работают шесть аптек. Не все лекарства есть. Нет наиболее необходимых. Я лично разношу по аптекам противовоспалительные, обезболивающие, антибиотики, памперсы, детское питание. Но на следующий день прихожу — ничего нет. Не исключаю, что некоторые берут впрок. Чтобы было. Когда разнес первые пять тысяч упаковок противовоспалительных (парацетамол, ибупрофен
— Вы до избрания мэром занимали должность заведующего ортопедическим отделением районной больницы. Говорят, сейчас тоже оперируете.
— Оперировал в первые дни. Сейчас уже нет такого количества пострадавших. Хирурги и травматологи справляются. Моя задача — обеспечивать, чтобы у них было все для операций, чтобы были медикаменты, перевязочные материалы, свет, хоть немного тепло, чтобы все работало.
На сегодняшний день в городе остались пенсионеры, хронические больные и инвалиды. Знаете, как только прекращаются обстрелы, они считают, что в Украине уже мир, поэтому все услуги должны быть, потому что раньше были. Вот они приходили ко мне и стучали кулаком по столу: «У меня жена или муж инвалид, вы обязаны предоставить то-то и то-то». Сегодня то же самое продолжается. Только стучат не по столу, потому что стола нет — мэрию разбомбили, а по телефону. Слышу хамские слова каждый день. Чем меньше обстреливают и бомбят, тем больше хамства.
Читайте также: «Меня окружили вооруженные до зубов кадыровцы»: Юлия Панкова о жизни в оккупированном Гостомеле
— Почему люди так себя ведут? Надо же наоборот подходить ко всему с пониманием, сейчас всем очень тяжело.
— Почти каждый день в своих видеообращениях говорю: «Давайте будем толерантными, давайте уважать и заботиться друг о друге». Хотя те, кто раньше заботились и уважали, так и ведут себя.
Война обнажает самые сокровенные струны души каждого. Если человек был потребителем, так он и останется им, только еще больше. Будет считать: если война, ему должны все давать бесплатно, и все должно работать. И никого не интересует, что нет возможности подать свет или воду. Люди сейчас начали возвращаться в город из сел или близлежащих областей. Заходя в многоэтажный дом, который не был разбомблен, спрашивают: «Почему у нас канализация не работает?» Мол, вода есть. Когда им говоришь: «Извините, вы не видели, где бомбы взорвали. У нас городской откачивающий коллектор разорван. Если вы сходили в туалет, все у вас и останется», людям это непонятно. Им нужно, чтобы кнопочку нажал — и вода смыла, и никак не по-другому.
Вот взорванный дом, в нем жить нельзя. Наверное, в мирное время мы его разрушим до конца и что-то построим другое. Они заходят: «А чего в нашей квартире нет света и газа?» Их не волнует, что на третьем этаже разорван газопровод и оборваны все провода. Говорят: «После бомбардировки это все было?» Правильно, было. Но когда мы увидели, что газ и ток могут уничтожить людей, все отключили и сейчас восстановить нет возможности. Тогда начинают мне рассказывать, что они уже позвонили по телефону в Кабинет министров и написали кучу жалоб.
— Как вы все это выдерживаете? Это за пределами понимания.
— Конечно, за пределами. Когда ты разъясняешь человеку, что есть множество причин, он говорит: «Если ты не можешь выполнять свою работу, пиши заявление и уходи с должности». Потом, когда я по городу хожу или езжу, вылавливают меня там, где скопления людей, и начинают при всех пропесочивать и кричать: «Мы твои ответы записали на видео».
Есть еще некоторые моменты. Знаете, я совсем не исключаю, что после войны мне придется проходить по уголовным делам. Потому что на меня напишут заявления в полицию и прокуратуру вот такие граждане и еще какие-нибудь предприниматели, которые захотят возместить ущерб. Они начнут мне рассказывать, что и как я должен был делать в условиях войны. И будут добиваться наказания.
Поймите, что сегодня никто не сказал, что страна должна работать по новым нормативам. Она работает по тем, что были раньше. Никаким иным образом работать не может, потому что никто не изменил условия игры. Хотя за это время иерархия власти выстроилась немного по-другому.
Мы с первых минут войны прилагаем все усилия, чтобы помогать военным. Когда они говорили: «Нам нужны батарейки, компьютеры, перевозки, горючее», мы открывали все точки (обычно под описания) и брали все, что нужно. Доставали, приносили, привозили в тот же день. Максимум на следующий. Это давало свой результат в борьбе с врагом.
Но здесь есть одно «но». Военных должно содержать государство. Городской голова должен обеспечивать жизнедеятельность города, и все. Поэтому мы задаем вопрос: каким образом мы можем финансово поддержать военных из местного бюджета? Ответ — никаким. Согласно законодательству, не может любое подразделение финансироваться из двух бюджетов. Сегодня у них проблемы с горючим и так далее. Мы могли бы закрыть эти проблемы за средства местного бюджета — закупить и обеспечить, но не можем выделить средства, потому что для этого нужно провести сессию.
— То есть вы сознательно идете на преступление?
— Да. Мне все рассказывают: «Так нельзя, и так нельзя». Вот рядом город Тростянец. Их никто не спрашивал, можно или нельзя. Этот город все отдал для врага. А мы все отдаем для победы.
Еще никто за все существование человеческой цивилизации не жил в условиях, в которых мы живем. Никто не готовился к войне. Никто не понимает, что сейчас должны появиться, например, пять законов Украины, отменяющих предыдущие законы и говорящие, что, возможно, при наличии средств городские власти могут сделать это и это и таким-то способом. Когда говоришь военным: «Можем ли мы с вами так поступить?» Они говорят: «Нет-нет, после войны нам придется за это отвечать. Сделайте лучшее вы». То есть им придется отвечать, а мне нет. Как мне найти решение этих вопросов? Однако 31 марта мы все же смогли собрать большинство депутатов и провести сессию. Горсовет проголосовал за то, чтобы выделить на нужды военных три миллиона гривен.
«Почти на всех свадьбах и похоронах я бывал»
— Как складывается ваш день?
— Просыпаюсь, завтракаю, уезжаю на работу. В семь часов утра записываю обращение к жителям города. Потом провожу совещание. Это происходит на улице, потому что городской совет взорван.
Проблем слишком много. Сначала даю задание коммунальным службам. Затем теробороне. У нас есть несколько бригад, которые оказывают первую помощь, грубо говоря, — где-то окна забить, чем-то дыры в крышах накрыть, заварить газопровод, если прорыв был, провести электричество. Далее решаем, что нужно для транспортного обеспечения всех подразделений, для вывоза мусора, для борьбы с мародерами, для питания военных и живущих в бомбоубежищах. Потом по гуманитарной помощи — что и когда людям было предоставлено, из каких штабов оно берется, что у нас есть чего нет.
— Ваша команда на месте? Все работают?
— Да. Каждый отвечает за свой участок. Это гуманитарные и финансовые вопросы, питание и одежда для военных, координация деятельности жилищно-коммунального хозяйства — где можно восстановить, где нельзя, бумажные дела. Поскольку не известно, куда делся руководитель коммунального предприятия, занимающегося благоустройством и уборкой города, его зам и один депутат возглавили это подразделение и занимаются всеми вопросами. Очень помогают местные депутаты и наш депутат областного совета Юрий Меерович. Больше всего депутатов осталось в городе, кстати, из ОПЗЖ. Секретарь городского совета Виктория Булах с первой минуты войны рядом со мной. Она тоже из ОПЗЖ. Когда два месяца назад ее выбрали, все мне говорили: «Она тебе нож в спину вставит». Сколько она выдержала унижений! Сейчас могу сказать одно: человек работает на победу.
Без этой команды я ничего не сделал бы. Все эти люди каждое утро у меня на совещании. Каждый получает задание, я от них получаю задание и иду на совещание к военным. Там ставлю им определенные задачи по охране города, по некоторым случаях мародерства, каких-нибудь самогонщиков, они мне. То есть все сотрудничают очень плодотворно.
— Какое настроение у горожан? Есть ли среди них те, кто встречал бы оккупантов с радостью?
— Нет. Возможно, есть какие-нибудь, простите, скоты, но их насколько мало, они растворились, их и не видно. Это даже не один процент и не полпроцента, это единицы. Наши люди показывают полное неприятие «русского мира».
— За это время были какие-то поступки, которые вас лично поразили?
— Одна жительница нашего города позвонила мне 7 марта: «У меня много цветов, раздайте их людям». На следующий день наш город был разрушен достаточно сильно — центр, железнодорожный вокзал. И вот в этот момент мы приехали к ней домой. У этой женщины десятки тысяч цветов — какие-то весенние в вазонах, тюльпаны и все остальное. Человек понимал, что он уезжает из города, и они все равно погибнут. Почти полдня я и моя команда занимались тем, что раздавали цветы по всему городу женщинам, которых встречали, передавали мужчинам, чтобы они подарили их своим женам, мамам, дочерям. Я отвез в больницу больше тысячи цветов в вазонах, ими заставили все подоконники. Несмотря на то, что все понимали: может, завтра города как такового уже не будет и вообще завтра может не быть. Но был такой день.
— Наверное, нашлись и те, кто потерял лицо?
— Кому война — кому мать родная. В городе с первого дня вторжения запрещены продажа и употребление алкоголя. И вот мне сказали, что накрыли точку самоговарения. Мы приехали к ним утром. Зашли в дом, увидели весь процесс и вылили две с половиной тонны бражки. Хуже всего то, что я этих людей знаю. Сказал им: «Хотите, я сейчас обращусь к горожанам, назову ваш адрес и вас сожгут? Если нет — собирайтесь отрабатывать». Они говорят: «А чего вы ругаетесь? У нас дети спят в погребе». То есть они любят своих детей, но судьба родителей других детей их не волнует. Они что, не знали, сколько водка нанесла вреда в нашем городе? В первые несколько дней, когда раздали оружие гражданам, к сожалению, были неприятные моменты. И ответственность за эти трагедии лежит на тех, кто продавал этот самогон.
Читайте также: «Военный взял мою дочь и успокоил ее»: женщина с обложки Time о том, как семья спасалась из оккупированного Ирпеня
— Война война, но жизнь продолжается. Малыши рождаются?
— Как же! Все есть — и рождения, и свадьбы, и похороны. Почти на всех свадьбах и похоронах я бывал. К сожалению, многие похоронено непознанных людей.
— Вы говорите, что каждый день ваша дочь вас спрашивает: «Папа, за что русские нас убивают?» У вас есть ответ?
— Могу сказать одно. Путин это маньяк-убийца. Все маньяки оправдывают себя. Если их послушать, они совершают преступления ради спасения человечества. Я даже не догадывался, насколько россияне зомбированы. Был уверен, что через две недели войны до них дойдет много информации об их погибших и пленных, и люди начнут выходить на акции протеста. Но они поддерживают политику путина. Это значит, что у них у всех этот маниакальный синдром. Они, от старого до малого, уверены в том, что убийство украинцев это хорошо. Что касается путина, он не умеет проигрывать. Этот маньяк будет идти до конца. Но в войне с украинским народом он уже проиграл…
Тем временем ВСУ продолжают освобождать территорию Украины от оккупантов. Сегодня, 2 апреля, наши бойцы вошли в многострадальный город Буча под Киевом.
2310Читайте нас в Facebook
