«когда по приказу шелеста я вывернул свои карманы, он спросил: «а где же твое заморское звукозаписывающее устройство? »
К изощренным ругательствам начальства руководитель Главкиевгорстроя Владимир Гусев всегда относился с философским спокойствием -- мало ли что в жизни бывает! Поэтому о ситуациях, в которые он попадал, когда его вызывало на ковер партийное и республиканское руководство, вспоминает сегодня с улыбкой.
«На мой вопрос «Что брать с собой?» Шелест ответил: «Свою дурную голову!»
-- Прибыв в Киев в 1962 году, первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев собрал руководство Украины и ее столицы на даче председателя Президиума Верховного Совета УССР Гречухи в Межигорье, -- рассказывает Владимир Гусев. -- На хозяйстве в ЦК остался только секретарь по промышленности Шелест. По саду Гречухи Никита Сергеевич прохаживался в вышиванке и парусиновых брюках, на голове красовался брыль. Собравшихся руководителей республики Хрущев обходил уже без головного убора. Когда очередь дошла до меня, он уточнил: «Вы кто?» Узнав, что главный инженер, исполняю обязанности начальника Главкиевгорстроя, спросил: «Почему так неправильно застраиваете Киев? Я видел, как на Куреневке, напротив стадиона «Спартак», сначала возводится дом, потом ставят леса и начинают облицовывать стены керамической плиткой. А вам бы сразу, по мере кладки, и облицовку делать!»
Я спокойно возразил: «Но со временем кирпич усаживается, поэтому заранее закрепленная плитка упадет на головы прохожих. Как в Москве». «Как это в Москве? -- вспылил Хрущев. -- «Я, когда учился в Высшей партшколе при ЦК КПСС, обратил внимание на сеткоуловители на столичных домах и догадался, что это сделано для падающей плитки, которую клали одновременно со строительством дома. В Киеве мы такую технологию не применяем». «Разберемся, какой вы строитель!» -- гневно бросил Хрущев. Его глаза сверлили меня, как буравчики.
Услышав это, столичные руководители изменились в лице. По дороге в Киев изрекли: «Будь проклят день, когда мы тебя пригласили в Межигорье!»
Когда я приехал в главк на Крещатик, встревоженная секретарь доложила: «Вам уже несколько раз звонил Шелест». Я перезвонил в ЦК, Петр Ефимович отчеканил: «Срочно ко мне!» -- «А что с собой брать?» Услышав в ответ: «Свою дурную голову!», -- подумал: «Конец света!»
«Вы нагрубили Хрущеву?» -- с порога спросил Петр Шелест. «Ничего подобного! -- ответил я, -- рассказал ему только правду». Хотя знал, что он возражений никому не прощал. Когда союзная Академия строительства и архитектуры не одобрила идею возведения панельных домов в Москве, считая ее неудачной, Никита Сергеевич… ликвидировал эту организацию.
Хрущев дал команду создать комиссию из заслуженных киевских строителей, и они пришли к выводу: главный инженер главка прав -- сразу дом облицовывать нельзя. После этого глава государства сказал в мой адрес: «Пусть работает!» В 1966 году наш главк был награжден орденом Ленина. На приеме Петр Ефимович поднял тост: «За наших строителей! Если им дать все и НЕ МЕШАТЬ, они выполнят любую поставленную задачу».
«Щербицкий терпеть не мог, когда на улицах под его «ЗИЛом» хлопали крышки люков»
-- Первый секретарь ЦК КПУ интересовался многим, в том числе и техническими новинками, -- вспоминает Владимир Алексеевич. -- Однажды он вызвал меня для уточнения рабочих нюансов на Выставку передового опыта, где строился павильон механизации. Во время нашей беседы подбежавший водитель сообщил: «Начальнику главка звонят из Москвы!» «Как это из Москвы?» -- удивился Петр Ефимович. «А у меня в машине радиотелефон», -- ответил я.
Мы тогда работали над созданием системы телефонной радиосвязи, которая сегодня называется мобильной. Нашли нужного специалиста в Новосибирском академгородке, с помощью которого установили сотни телефонов на строительных площадках и в машинах строительных руководителей.
Шелест подошел к моей 24-й «Волге» и обратился к заместителю управляющего делами ЦК Коржову: «А ну, Иван, позвони к себе домой!» Чтобы было лучше слышно стоявшему рядом Петру Ефимовичу, я попросил водителя включить громкую связь. Раздался раздраженный женский голос: «Слушаю!» Коржов ответил: «Это я, Иван. Я с тобой из автомобиля разговариваю». -- «О-о-о, ты уже с утра стал нажираться!.. » Шелест захохотал, а замуправляющего недовольно положил трубку.
«В каком радиусе работает телефон?» -- обратился ко мне Петр Ефимович. -- «40 километров от центра Киева и слышно хорошо». -- «Поставьте и в мою машину».
-- Между прочим, именно с моей подачи у первого секретаря ЦК КПУ появился диктофон, -- вспоминает Владимир Гусев. -- Когда меня избрали председателем горсовета, мне исполнился только 41 год. Многие подчиненные были старше и относились ко мне весьма ревниво.
Как-то я пришел на доклад к Шелесту, и он неожиданно сказал: «Выворачивай карманы». Увидев содержимое, Петр Ефимович удивился: «А где же твой заморский звукозаписывающий аппарат?» «В машине лежит», -- ответил я.
Тогда диктофоны уже привозили из-за границы. Проезжая по городу, я наговаривал на него свои наблюдения: «Улица Франко -- на двух канализационных колодцах хлопают крышки (этого терпеть не мог председатель Совета министров УССР Щербицкий, под «ЗИЛом» которого они просто грохотали). Улица Мечникова -- повален строительный забор… » Потом отдавал кассету машинистке для распечатки и рассылки замечаний по райисполкомам. Я показал Петру Ефимовичу, как пользоваться новинкой. «Ну, -- сказал он, -- клади все обратно в карманы. Недавно у меня был твой заместитель и предупреждал: будьте с Гусевым поосторожней -- у него в кармане лежит заморский мини-аппарат, и все разговоры он записывает на пленку. И вас, Петр Ефимович, тоже записывает!»
«По первому проекту линии метро на Оболонь предполагалось снести улицу Жданова»
-- В 1968 году, -- продолжил Владимир Гусев, -- Петр Ефимович мне сказал: «Председатель горисполкома по пьянке не явился в Совет министров СССР к Косыгину. Мы это больше терпеть не можем и рекомендуем вас на должность председателя горисполкома». -- «Не хочу быть дворником». «Ты что, дурак?» -- удивился Шелест. -- «Вот видите, Петр Ефимович, я еще не председатель, а вы меня уже оскорбили». «Упрашивать никого не будем, -- сухо сказал Шелест. -- Кроме тебя, у нас есть девять кандидатов. Иди!» И я со спокойной душой уехал в отпуск.
Через две недели звонят в Сочи, где я отдыхал: «Чтобы завтра был в Киеве!» Встретив меня в горкоме, Ботвин -- секретарь Киевского горкома партии -- сообщил: «Послезавтра на сессии горисполкома по заданию Политбюро избираем тебя председателем!» «Так я же отказался, -- возмутился я. -- Сейчас позвоню Петру Ефимовичу!» -- «Ха-ха! Он улетел в Крым, а мне приказал тебя вызвать. И предупредил, если не явишься на сессию, рассмотреть вопрос о твоем соответствии должности. Зачем нам члены партии, которые не подчиняются решениям ЦК?» Потом Шелест рассказал мне, что остальные кандидаты буквально целовали руки за эту должность, и это его насторожило.
Первый секретарь ЦК КПУ всегда был против строительства в Киеве новых заводов. Хотя союзные министерства настаивали на размещении своих предприятий именно в столице Украины. Это было очень выгодно: инфраструктура готова, деньги нужны были только на строительство. Например, предлагали построить часовой завод в районе Никольской Борщаговки. Шелест сказал: «Обойдутся. В городе добавится пять тысяч человек, а где найти деньги на детские сады, школы, больницы, магазины, транспорт?» Хотели у нас и автомобильный завод построить -- это же вообще десятки тысяч человек, бесконечная головная боль с детскими садами, школами!.. Мол, в Москве же есть такой завод, и в Киеве должен быть. Но Петр Ефимович парировал: «А в Ленинграде нет. Зачем раздувать города-монстры, как Москву?»
Кроме того, Шелест всегда защищал Украину от сдачи очередного миллиарда пудов зерна, говорил: «Мы не можем губить животноводство!». Это потом Щербицкий покорно сдавал миллиард, а в результате республика теряла поголовье скота: фуражного зерна не хватало.
Как-то в обход меня был подписан проект строительства наземной линии метро на Оболонь через Подол. Все дома по улице Жданова (сегодня Сагайдачного. -- Авт. ) планировали снести. Проезжую часть улицы превратили бы в глубокую траншею. Когда я узнал о таком варварстве, ужаснулся! Перед утверждением проекта на Политбюро мы с Владимирской горки сделали панорамную фотографию улицы Жданова, на которой красным фломастером обозначили траншею и указали, какие здания придется снести.
На Политбюро обсуждение шло по накатанной схеме: «Строительство метро на Оболонь. Читали? Читали. Возражения есть? Возражений нет». Тут я поднял руку: «Есть возражения!» И показал фотографию: «Такой проект я бы никогда не завизировал, поэтому меня обошли. А вместо снесенных домов придется строить новые, тратить деньги». Шелест возмутился: «Предлагаю снять этот вопрос с обсуждения на Политбюро!».
«Ваша столовая никогда памятником не будет!»
-- Или еще один случай, -- заканчивает свой рассказ Владимир Гусев. -- В 1972 году секретарь обкома партии Цыбулько пригласил меня к себе: «Нам на Десятинной тесно. Будем строить здание обкома на Владимирской горке -- на месте разрушенного Михайловского собора». -- «Я такое решение не подпишу. Мы должны обозначить остатки фундаментов Михайловского собора, Десятинной церкви. А на вопросы туристов придется отвечать: «Коммунисты на этом месте построили административное здание», что не прибавит нам авторитета в глазах иностранцев. Придет время, этот собор еще будет восстановлен». «Горком партии «за», и ты подписывай!» -- настаивал Цыбулько. -- «Только через мой труп!» Цыбулько ответил мне: «Так будет труп!»
Щербицкий (тогда председатель Совмина УССР) отреагировал быстро: «Здание нужно обкому партии -- пусть ЦК и решает! Иди к Шелесту!» Я предложил Петру Ефимовичу свой вариант строительства обкома -- на бульваре Леси Украинки. Но на этом идеи застройки Владимирской горки не закончились. Когда мы начали реконструкцию Трапезной и Братского корпуса Михайловского монастыря, мне позвонил Ботвин: «В какую сумму обойдется это удовольствие?» -- «600 тысяч рублей». -- «Лучше бы детский сад построил! Я договорюсь с военными, солдаты приедут ночью, все разберут и вывезут. Тебе только траву посеять придется!» -- «Я сейчас пойду на Владимирскую горку и буду там до тех пор, пока не прибудет бульдозер. Пусть меня раздавит!» Ботвин со злостью бросил трубку. Через некоторое время мне позвонил второй секретарь ЦК КПУ Лутак: «Что ты затеял с Трапезной? И вообще, что это такое?» «Столовая, где трапезничали монахи Михайловского монастыря», -- просветил я второго секретаря. «Так что, столовая, где я обедаю, тоже будет святыней, памятником культуры?» -- издевательским тоном уточнил Лутак. «Нет, ваша столовая никогда не будет памятником!»
430Читайте нас в Facebook
