Незрячий житель закарпатского села, 63-летний иван костяк, наощупь работая со столярными инструментами и… Циркулярной пилой, мастерит домашнюю утварь, за которой приезжают даже жители соседней области
Слепота, пожалуй, один из самых страшных недугов, вызывающих чувство безысходности, изолированности от остального мира. Кому-то достаточно и менее ощутимого удара судьбы, чтобы опустить руки и потерять волю к жизни, но житель села Лопухово Закарпатской области Иван Костяк, потерявший зрение около тридцати лет назад, сумел приспособиться к, казалось бы, безвыходному положению и остался кормильцем многодетной семьи. Он мастерит необходимые в хозяйстве вещи, за которыми приезжают даже из соседней области.
«Приедь я в областную больницу раньше, мне сохранили хотя бы часть зрения»
Село Лопухово Тячевского района -- самый отдаленный и тупиковый населенный пункт Закарпатья, расположенный среди гор возле административной границы с Ивано-Франковской областью. С каждым десятком километров дорога становится все хуже, а на берегах горных речек все чаще встречаются последствия разрушительных паводков -- остатки смытого железнодорожного полотна, следы огромных оползней, полуразрушенные хаты. Лопухово имеет статус высокогорного села и находится на такой высоте, что при подъезде к нему автомобиль запросто может въехать в облако. Зато здесь прекрасный, не тронутый индустрией ландшафт и необычайно чистый воздух.
В шести километрах от Лопухова, еще дальше в горах, находится поселок Прочка, получивший название от ручья, в котором до сих пор водится форель. Добраться сюда можно лишь на внедорожнике или полноприводном грузовике-лесовозе. Местные жители говорят, что зимой к их хатам нередко спускаются волки, а иногда может наведаться даже медведь-шатун. В нескольких сотнях метров от горной стремнины стоит хата Ивана Костяка. Чтобы подойти к ней, мне пришлось преодолеть крутой, до 45 градусов, склон.
63-летний Иван Федорович -- потомственный лесоруб (впрочем, как и остальные жители близлежащих высокогорных сел, основной работой для которых испокон веков была обработка леса). Его трудовая биография была бы такой же, как у других местных селян (школа, лесхоз, пенсия), если бы не болезнь.
-- Зрение у меня начало ухудшаться после тридцати лет, а особенно резко -- с тридцати четырех, -- рассказывает Иван Костяк. -- Я перестал различать в доме предметы, которые отчетливо видел всего несколько дней назад! Врачи в райцентре, куда я поехал обследоваться, установили диагноз «глаукома» и положили меня на стационарное лечение. Но зрение продолжало резко ухудшаться. Я просил дать направление в областной центр, где, наверное, лучшие условия для лечения, но окулист заявил, что глаукому везде лечат одинаковыми методами. Я остался в Тячеве и постепенно ослеп совсем. Когда позже родственники все-таки отвезли меня в Ужгород, тамошние врачи сказали, что могли сохранить хотя бы часть зрения, приедь я раньше. Мне прооперировали сначала правый, затем и левый глаз, но зрение не восстановилось. А через некоторое время резко увеличилось глазное давление, сопровождавшееся такой невыносимой болью, что я не спал по нескольку суток. На «скорой» меня снова отвезли в Ужгород, где хирург удалил один из зрачков. Некоторые пациенты советовали мне обратиться в Одессу, в знаменитую клинику Филатова, но по разговорам врачей я понял, что ехать туда уже нет смысла.
«Лишь однажды строгальный станок немного поцарапал мне палец и зацепил ноготь… »
Иван Федорович полностью ослеп в тридцать пять лет. К тому времени он был отцом шестерых детей, самому старшему из которых исполнилось тринадцать. В небогатых многодетных семьях прекрасно знают, что значит, когда кормилец превращается в лишний рот. Сам Иван Федорович по этому поводу высказывается кратко: «Как Бог назначил, так и вышло… » На первых порах, сцепив зубы, незрячий пытался смириться со своим новым положением. А чтобы стать максимально самостоятельным и не слишком обременять родных, наощупь изучил расположение предметов в доме и во дворе. Например, чтобы выйти в сарай, ему нужно было сделать от кровати четыре шага и нащупать рукой дверную ручку, а в коридоре повернуть направо, пройти три шага и отпереть входную дверь. Затем, держась за стену дома, подняться вверх к сараю. Далеко от хаты Иван Федорович не отходит (ведь его подворье находится на крутом склоне), а если нужно сходить к соседям, его отводит за руку кто-то из детей.
Когда первый шок от слепоты миновал, глава семьи понял, что просто сидеть в доме и ничего не делать он не сможет. Думать, чем занять себя, не пришлось -- руки сызмальства привыкли к дереву. Иван попросил жену принести несколько брусьев, ножик с напильником и для начала попытался смастерить несколько нехитрых вещей -- ручку для ножа, разделочную доску, отремонтировал стул. Ко всеобщему удивлению, получилось ничем не хуже, чем у зрячего! А затем перешел к более сложным вещам: изготовил держак для косы и грабли. Слух о том, что незрячий мастерит деревянные изделия, в небольшом селе, где жители знают друг друга в лицо, разлетелся молниеносно, и вскоре его завалили заказами.
-- В работе я пользуюсь обычными столярными инструментами, -- говорит Иван Федорович, -- ножом, пилой, рубанком, которые раскладываю возле себя полукругом, чтобы сразу найти. Прошу лишь кого-нибудь из сыновей сверлить в заготовках отверстия. Хотя могу сделать это и сам -- с помощью ручной дрели (у меня для этого есть специальный шаблон). А при необходимости сверлю даже металл.
Кроме обычных инструментов, Иван Костяк пользуется… электрическим строгальным станком и циркуляркой. Сколько усилий стоило слепому человеку, чтобы научиться работать на этой сложной и опасной технике, знает лишь он сам.
-- Все мои инструменты стандартные, -- объясняет Иван Федорович. -- Разве можно придумать какие-нибудь предохранители для ножа, пилы или дрели? Вполне обычный и строгальный станок. Лишь на циркулярке рядом с режущим полотном я установил планку, в которую вбил небольшой гвоздь. Когда двигаю по станку доску и палец упирается в шляпку гвоздя, знаю, что дальше нельзя, -- «укусит» пила. За несколько лет я научился работать на станках очень осторожно и не получил ни одной травмы, хотя за мной никто никогда не присматривает. Лишь однажды строгальный станок немного поцарапал мне палец и зацепил ноготь. Но это не в счет, такие мелочи случаются и со зрячими мастерами.
Отремонтировав старую прялку, мастер решил изготовить новую -- усовершенствованной конструкции
Как-то один из соседей принес Ивану Федоровичу старую поломанную прялку (ручной станок, с помощью которого из овечьей шерсти изготовляют нитки). Мастер наощупь разобрался в механизме, обнаружил поломку и отремонтировал прялку. А потом решил изготовить новую, причем не по старому образцу, а другую -- усовершенствованной конструкции, которую придумал сам. Прялка в селе, где многие жители держат овец, -- одна из самых необходимых вещей в хозяйстве, поэтому заказы посыпались один за другим. Когда же выяснилось, что подобные станки не делают во всей округе, заказы стали приходить из соседних сел и даже из Ивано-Франковской области. А некоторые ценители этнографических редкостей заказывают прялки в качестве сувениров для своих знакомых из крупных городов Украины. Ведь подобные предметы народного быта жители мегаполисов считают настоящей экзотикой, а стоит изделие Костяка совсем недорого, хотя и требует немало труда, особенно если учесть, что мастер слепой.
-- За месяц, вытесывая отдельные детали небольшими партиями, я собираю пять-шесть прялок, -- говорит Иван Федорович. -- Для прочности и надежности все станки изготовляю из ясеня -- твердой и более долговечной, по сравнению с хвойными породами, древесины (кстати, разные породы дерева я различаю наощупь). Прялку продаю за пятьдесят гривен, держак для косы -- за пять, а грабли -- всего за трешку. Этих инструментов я сделал очень много, практически для всего села.
Изготовление граблей требует намного больше труда, чем, к примеру, держака для косы. Однако держак стоит дороже, поскольку на него идет больше материала. А поднять цену за трудоемкость нельзя по той простой причине, что у клиентов -- местных селян -- туго с деньгами.
Впрочем, не денежное вознаграждение является определяющим для незрячего мастера (хотя в семье, где привыкли считать каждую копейку, игнорировать его тоже нельзя). Главное то, что вопреки нависшей было безысходности Иван Федорович снова сумел вернуться к жизни и занять в ней достойное место. В Лопухове есть Центр по присмотру за пенсионерами, в котором созданы прекрасные условия для немощных и одиноких людей, однако перебираться туда Иван Федорович не собирается даже в глубокой старости. Прирожденный оптимизм и возможность содержать семью зарядили его такой уверенностью в своих силах, что через несколько лет после потери зрения они с женой завели еще… троих(!) детей -- двух дочерей и сына. Теперь в семье девятеро детей. Вместе со старшими Иван Федорович построил новый просторный дом. Столярку (окна и двери) слепой мастер изготовил собственноручно, ему лишь немного помогали сыновья. А чтобы побыстрее справить новоселье, Иван Федорович иногда поднимался с кровати и включал в сарае станок даже среди ночи. «Для меня ведь не имеет значения, когда работать, -- говорит он, -- я давно привык обходиться без солнечного света… »
Пятеро старших детей Ивана Федоровича уже выросли, завели собственные семьи и живут отдельно, поэтому мастер остался на хозяйстве с четырьмя младшими. В свободное от работы время он любит поиграть с внуками, которые часто пристают к дедушке с просьбами смастерить из дерева какую-нибудь игрушку…
P. S. Автор выражает благодарность заместителю председателя Тячевской райгосадминистрации Ивану Паппу за содействие в подготовке материала.
Читайте нас в Facebook
