«после организованного в 1934 году степаном бандерой покушения на польского министра внутренних дел исполнитель теракта отсиживался у меня на квартире, которую я снимал… У прокурора полиции… »
Недавно правительственная комиссия, которой поручено разобраться, кем же все-таки следует считать участников западно-украинского сопротивления, на своем заседании приняла решение в основном одобрить проект закона «О восстановлении исторической справедливости в отношении борцов за свободу и независимость Украинского государства». Этот законопроект предлагает признать деятельность ОУН-УПА «борьбой за свободу и независимость Украины, а период с сентября 1939 года до середины 50-х годов XX столетия -- движением сопротивления ОУН-УПА с одной целью -- объединением и созданием единой Украины».
Одним из руководителей этого движения был Василий Кук -- человек, чья фамилия была известна лишь узкому кругу лиц из числа тех, кто стоял во главе ОУН-УПА -- Степану Бандере, Роману Шухевичу, Евгению Коновальцу… В 1947 году Кук (псевдоним Полковник Коваль) стал вторым человеком в Проводе ОУН, а с марта 1950-го (после гибели Романа Шухевича) и вплоть до ареста органами НКВД в 1954-м, занимал все руководящие посты ОУН-УПА: председателя Провода ОУН, главного Командира УПА…
Сейчас Василий Степанович живет в Киеве, ему 89 лет, на общественных началах возглавляет научный отдел Братства воинов ОУН-УПА. С его именем связано немало легенд. Но наибольшее количество разного рода домыслов и кривотолков связано с утверждением, будто бы Василий Кук в результате сговора с органами КГБ СССР выступил автором открытого письма к бывшим братьям по оружию, в котором он якобы не только отрекся от своих убеждений, но и осудил тех, кто все еще симпатизировал ОУН-УПА… Так ли это? С этого вопроса и началась наша с ним беседа.
«Многим политзаключенным КГБ помог с выездом за границу. Одним из них был митрополит Иосиф Слепой»
-- Действительно, в 1960 году перед выходом из тюрьмы, -- рассказывает Василий Степанович, -- я написал открытое письмо к Ярославу Стецько, Мыколе Лебедю, Степану Ленкавскому, Дарии Ребет, Ивану Гринехе и другим украинцам, которые жили за границей. По моему убеждению, тогда это была едва ли не единственная возможность предостеречь товарищей от возвращения на Родину, где бы их арестовали.
Конечно, я отдавал себе отчет в том, что мое письмо сотрудники КГБ отредактируют. Но они его… переписали, вложив в мои уста и то, что я отрекаюсь от своих бывших товарищей по оружию. Лишь годы спустя, когда была проведена лексико-стилистическая экспертиза письма, стало ясно: Василий Кук не является его автором. Письмо написано другим человеком, который использовал лишь отдельные фрагменты авторского оригинала.
-- Тогда, в 1960-м, по странному стечению обстоятельств «прозрение» постигло не вас одного: на свободу были отпущены еще пять политзаключенных, среди которых были и Степанюк, и митрополит Иосиф Слепой…
-- Да, Иосифу Слепому комитетчики даже обеспечили выезд из СССР. А что касается меня, то КГБ постарался, обеспечив мне неплохую научную карьеру в СССР: за двенадцать лет я прошел путь от рядового сотрудника Центрального Государственного исторического архива до старшего научного сотрудника Института истории Академии Наук Украины. За это время я экстерном закончил историко-философский факультет Киевского госуниверситета, написал диссертацию. Правда, защитить ее мне так и не было суждено.
-- В личной жизни, наверное, тоже без перемен не обошлось?
-- Да, ведь из тюрьмы досрочно был освобожден не только я, но и супруга. Более того, КГБ вернул нам нашего сына из детдома, в котором он воспитывался с двухлетнего возраста и был записан на фамилию Чеботарева. С Юрком ни я, ни супруга не виделись целых одиннадцать лет! С того самого 1949-го, когда сотрудники НКВД, арестовав моих родителей, дали им по десять лет лагерей за пособничество «врагам народа» (так они классифицировали их участие в воспитании внука). Сейчас сын живет в Киеве, работает в Институте кибернетики.
«Мне не простили того, что в одной из работ я документально доказал негативное отношение Ленина к созданию суверенной Украины»
-- Василий Степанович, а что произошло в 1972-м? За что вас уволили из института, запретив работать не только в научных, но и в школьных учреждениях?
-- В одной из своих работ, посвященных истории украинских политических партий на западно-украинских землях, я документально доказал негативное отношение Ленина к идее создания независимой и суверенной Украины. Этого, конечно, мне простить не могли. Так в одночасье я остался без работы. Все попытки трудоустроиться были тщетны. Доходило до курьезов. Например, отказ принять на работу в качестве кладовщика мотивировали тем, что у меня, видите ли, высшее образование. В результате бесконечных мытарств и унижений мне удалось устроиться на комбинат «Укрбытреклама» с окладом аж в 60 рублей. Там я проработал до 1986 года, вплоть до выхода на пенсию. А тот, 1972 год, для нашей семьи действительно был ужасным: смерть жены, мое увольнение, отказ сыну в выдаче документов, подтверждающих успешную защиту диссертации. (Такие документы он получил лишь через 14 лет)… Это было время беззакония и произвола.
-- Сегодня в Украине вряд ли есть человек, который был так хорошо знаком со Степаном Бандерой, как вы…
-- Со Степаном я познакомился в 1933 году. Тогда он еще был студентом, и между нами установились очень доверительные отношения. Например, когда в 1934 году Бандера организовал покушение на польского министра внутренних дел Бронислава Перацкого, Степан дал исполнителю теракта Мацейко адрес квартиры, которую я снимал, и, пока нашего товарища разыскивала польская полиция, тот отсиживался у меня дома. Кстати, та квартира принадлежала прокурору, а значит, изначально была вне подозрения. Позже я неоднократно бывал у Бандеры в гостях, хорошо знал его супругу. Степан одевался крайне скромно, а в его доме из мебели были лишь предметы первой необходимости. Он противился тому, чтобы его имя всячески культивировали (чего, кстати, нельзя сказать еще об одном лидере националистов Мельнике). Но все это не мешало Бандере оставаться незаурядным организатором. Показательно, что еще в мае 1941-го, то есть за месяц до начала войны, под его руководством были разработаны подробные инструкции для членов организации на случай военных действий. Так что, когда фашисты арестовали Степана в сентябре 1941 года, в рядах оуновцев паники не было. Более того, уже 30 июня 41 года во Львове Бандера провозгласил Акт Украинской державы. Тогда же, в июне 1941-го, мы виделись с ним в последний раз.
-- Говорят, мощным стимулом развития националистического движения явилось то, что польские власти на Галичине не больно жаловали украинцев?
-- Да. Я хорошо помню так называемую пацификацию, когда отряды польской кавалерии окружали украинские села, сгоняли жителей и устраивали показательные порки. Людей (поляки украинцев иначе как «свиньями» не называли) укладывали на землю лицом вниз и, ступая по телам несчастных, избивали палками. Не выдерживая издевательств, многие умирали. Кроме того, поляки поджигали украинские избы-читальни, грабили церкви, закрывали школы, а муку и другие продукты питания смешивали с керосином. Весь этот беспредел происходил на глазах молодежи и, понятно, вызывал у нее желание отомстить. Я также не был исключением из правил и в 1934 году был осужден за саботаж польской власти. В 1936-м умер Пилсудский, была объявлена амнистия, под которую попали я и Шухевич. Выйдя на свободу, был вынужден уйти в подполье. Ведь на тот момент одного из моих братьев поляки повесили, другого -- расстреляли. При повторном аресте та же участь была уготована и мне. Будучи на нелегальном положении, я создал подпольную типографию, где мы выпускали газеты, листовки, а позже, уже в годы Второй мировой, -- бифоны (сокращенно «боевой фонд»). Так назывались подпольные деньги нашей организации. Они были достоинством в 5, 20, 50 и 100 карбованцев. Например, я помню, что свинью мы оценивали в 300 бифонов. Эти бифоны мы печатали в наших типографиях и позже обменивали их у местного населения на одежду или продукты питания.
-- А как складывались отношения между Бандерой и Мельником -- двумя идеологами украинской самостийности?
-- Их вряд ли можно было назвать приятельскими. И хотя оба искренне мечтали о самостийной Украине, в тактике их позиции существенно отличались. Если Мельник ратовал за сотрудничество с фашистами, то Бандера категорически исключал какую бы то ни было связь с ними, ориентировался исключительно на сознательность украинцев и хотел, чтобы идеей независимой Украины «заболели» на востоке. С этой целью весной 1942 года я возглавил поход пятитысячного отряда ОУН-УПА на восток Украины.
-- И как вас восприняло тамошнее население?
-- Поверьте, мы не чувствовали себя чужаками. Не забывайте, что на востоке Украины тоже было немало тех, кто пострадал от голодомора в 1933-м, от массовых арестов и репрессий в 1937-м. Это подталкивало людей к вступлению в ряды нашей организации. Кстати, со своей будущей супругой я познакомился именно там, в Днепропетровске. Ульяна родом из Днепропетровска. В 1947 году у нас родился сын Юрий. Во время оккупации Ульяна работала у немцев. Спасла сотни людей, оказавшихся в фашистских застенках. Немцы ее разоблачили, она чуть не погибла, позже отбывала срок в советских лагерях. Так что встретились мы только в 1960-м…
-- И все же ОУН-УПА в сознании большинства людей -- организация, запятнавшая себя сотрудничеством с фашистами. Как вы думаете почему?
-- Видите ли, на первых порах, вплоть до сентября 1941 года, пока Киев не был занят фашистами, те оказывали нам поддержку, а отдельные отряды из числа украинских националистов (такие как «Нахтигаль», СС «Галичина») даже выступали на фронтах Второй мировой под знаменами Третьего рейха. Этот альянс, заключенный с фашистами, мог означать одно: вы признаете независимость Украины, а мы помогаем вам в войне против большевиков. Но когда они в сентябре 1941-го арестовали Бандеру и Шухевича, между бандеровцами и фашистами началась непримиримая вражда.
«После убийства Ярослава Галана эмгебисты собирались покончить с Максимом Рыльским»
-- А как складывались отношения между вами и регулярными частями Красной Армии?
-- Понятно, что единым фронтом против фашистов мы не воевали. Однако нужно признать, что красноармейцы, как правило, не проявляли агрессии по отношению к нам, а многие из них даже переходили на нашу сторону. Это, кстати, одна из причин того, почему позже регулярные части Красной Армии были заменены войсками НКВД. Их численность на землях Галичины после войны достигала почти миллиона человек.
Мы были реалистами, понимали, что разбить большевиков -- утопия. Единственное, чего мы хотели, так это сохранить у людей веру в то, что история еще обязательно предоставит Украине шанс стать независимым государством. Так что нас вряд ли можно назвать проигравшими. Ведь мечту о независимой Украине позже реализовала на практике целая плеяда украинской интеллигенции 60-х годов: Черновол, Лукьяненко, Хмара, Стус, Драч…
-- Василий Степанович, не могу не поинтересоваться у вас подробностями резонансного убийства, происшедшего на Галичине более полувека тому назад. Я имею в виду убийство в 1944-м немецкого генерала в Ровно.
-- Видите ли, сразу после этого по городу были разбросаны листовки, где сообщалось, что эта акция -- дело рук оуновцев. Гестапо отреагировало мгновенно: около 200 ни в чем не повинных людей были убиты, еще 500 попали в фашистские застенки как заложники. Их судьба была предрешена. Но волею случая наши люди оказались в селе Братын. Тогда-то местные жители и дали наводку: мол, в селе -- немцы. Когда же оуновцы, окружив хату, предложили немцам сдаться, те ответили отказом. Завязалась перестрелка, в результате которой «немцы», а точнее, как потом оказалось, советский разведчик Николай Кузнецов и его товарищи, были убиты. Тогда же нашим людям удалось разыскать и рапорт, в котором Кузнецов подробно описал ход проведенной им операции. Имея на руках такой документ, мы нашли возможность передать его в гестапо. Так нам удалось сохранить сотни жизней ни в чем не повинных людей.
Это, кстати, пример того, как большевики путем провокаций натравливали немцев на оуновцев. Позже нечто подобное произошло и в истории с убийством украинского писателя Ярослава Галана. Ведь группа, организовавшая покушение на него, тоже была создана из числа сотрудников НКВД. Кстати, следующим в этой цепочке смертников должен был стать Максим Рыльский. Энкаведисты заставили его написать листовку против ОУН, на которую те якобы ответили своей, но наши на эту провокацию не поддались.
395Читайте нас в Facebook
