«когда еще в детстве из-за обожженных ног меня назвали уродом, решил доказать всем, что я нормальный человек и смогу снова научиться ходить»
Ожоги -- страшная, коварная вещь. Кто из нас случайно не обжигался о раскаленный утюг или сковородку. Вначале маленькое розовое пятнышко просто жжет, потом боль утихает, и нам кажется, что все уже позади. Однако утром вдруг появляется гнойный волдырь, рука распухает, начинается зуд, нам больно, и мы нервничаем от того, что эта маленькая ранка доставляет нам столько неприятностей. И даже когда боль проходит, рана, затянувшись тонкой пленочкой кожи, еще долго напоминает о себе -- неосторожное движение, и кожа трескается.
А теперь представьте себе, что должен был пережить Саша Горовецкий, тогда еще восьмилетний мальчонка, когда по колено провалился в яму с угольной пылью -- спрессованная, она тлеет, как угли костра, при температуре в несколько сотен градусов. Лишь секунду мальчик находился в этом пекле, но когда выскочил и упал рядом с ямой, то его ноги были черного цвета, а от обожженной плоти осталась только спекшаяся корка… Мы встретились с Александром в канун его двадцатипятилетия.
«Готовясь к встрече с сыном, я получила телеграмму: «Саша в реанимации»
-- В тот день, 26 августа, сын и муж должны были приехать домой, -- рассказывает Светлана Горовецкая, мать Александра, преподаватель английского языка. -- Были каникулы, Саша гостил у бабушки в Кировоградской области и вечером должен был вернуться с отцом домой. Помню, как я с утра побежала на базар, накупила продуктов, наготовила всякой вкуснятины. Некоторые покупки решила сделать на следующий день, так как выходить в город в неимоверную жару, стоявшую тогда на улице, не было сил. Прибрала в нашей одиннадцатиметровой комнатушке. Посмотрела на время -- поезд уже должен был прибыть, значит, Санечка уже по дороге домой. После летних каникул я его больше месяца не видела, поэтому немного волновалась -- хотелось побыстрее увидеть сына. И вдруг -- звонок в дверь, открываю, а мне вручают телеграмму, в которой муж сообщает, что у Саши травма ног и он находится в реанимации…
Я бы сравнила свои переживания с теми, что нередко приходится видеть в фильмах об осужденных -- человек приговорен к смерти, его уже ведут на эшафот, но он еще до конца не верит, что это смерть. Его еще тревожат другие мысли.
У меня сразу мелькнуло в голове, что надо срочно выезжать к Санечке. Но что делать с продуктами? Я же столько всего приготовила и купила. Взять с собой нельзя, а тут они пропадут… Я бросилась раздавать соседям: кому борщ, кому сладости. Все в растерянности, не поймут, что происходит. До меня самой только где-то на уровне подсознания дошло -- с моим сыном произошла страшная трагедия! Через пару часов я была уже в поезде «Киев-Кировоград». Первое, что четко вырисовывается в памяти, -- это слова свекрови, когда я уже приехала: «Света, мужайся, у Санечки сильно обожжены ноги… »
-- Как же произошла трагедия?
-- Мы с братом решили пойти на свалку рядом с городком, где жила наша бабушка, -- рассказывает Саша Горовецкий. -- Точно не помню, почему нас туда понесло, но, кажется, мы решили, что сможем там насобирать редкие пустые пачки от сигарет. Тогда местные мальчишки этим увлекались. Не подозревая об опасности, мы бегали по свалке. А опасность заключалась в том, что здесь закапывались отходы перерабатывающего коксокомбината -- угольная пыль. Ее ссыпали в огромные ямы, прикрывая сверху тонким слоем земли. Пыль спрессовывалась и в жаркую погоду начинала внутри тлеть. Тем летом жара стояла неимоверная. Температура в ямах огромная, как в топке паровоза, но на поверхности этого не было заметно. В одну из таких ям я и провалился по колено. Уже гораздо позже иногда задумывался: ведь я мог провалиться глубже, и тогда…
Не знаю как, но выскочил я буквально через мгновение и упал рядом с ямой, так как стоять уже не мог. Мои ноги почернели -- настолько сильно обгорели: верхний слой кожи и мышц просто обуглился. Да, мне было страшно больно, и я кричал. Но, наверное, не только от боли, а еще и от страха -- мне было восемь лет. Я четко помню, как в голове мелькнула мысль о том, что я калека.
-- Как вы добирались оттуда домой?
-- Выручил брат. Ему было уже десять лет, и он быстро сориентировался. Нашел какого-то мужчину на велосипеде, попросил довезти нас до города или хотя бы до автостанции. Но тот, как увидел меня, сразу сел на велосипед и уехал. В общем, как-то мы добрались до автобусной станции, благо, она была недалеко. Помню, в автобусе пассажиры меня все время тормошили, пытались разговорить, умоляли не закрывать глаза. А я не мог удержаться -- мне жутко хотелось спать. Боли не чувствовал, только пощипывание. Как потом объяснили, это был болевой шок. На автобусе добрались до больницы…
«Обожженную спекшуюся кожу Сашеньке снимали без наркоза»
-- Тяжело передать все то, что нам с Сашенькой довелось пережить, -- продолжает рассказ Светлана Горовецкая. -- Первую ночь, когда сына перевезли из реанимации в обычную палату, я не забуду никогда. У него стала резко подниматься температура, градусник «зашкаливало». Несмотря на инъекции обезболивающего, боль в ногах была настолько сильной, что распространялась по всему телу. К сыну невозможно было дотронуться. Даже малейшее колебание кровати вызывали у него неимоверную боль. Он стонал. Но, что удивительно, когда сыну становилось хоть чуть-чуть легче, Сашенька улыбался, иногда даже сквозь полудрему. Он словно подбадривал нас всех. Мы едва сдерживали слезы, глядя на его улыбку. Хотя состояние было отчаянным. Не хотелось верить в то, что ребенок может остаться инвалидом и никогда не встанет на ножки.
Но еще большие испытания ожидали нас впереди. Сашеньку перевезли в Кировоград. Для того, чтобы делать операции по пересадке кожи, сыну нужно было снимать с ножек обуглившуюся корку. Почему-то, когда начались эти процедуры, обезболивающие уколы ему не делали, а снимали обожженную плоть, что называется, вживую. Возможно, Сашеньке не давали наркоз, так как боялись, что такой сумасшедшей нагрузки не выдержат сердце и почки.
Как сын пережил все это, я до сих пор не могу представить. Его забирали в перевязочную. Процедура длилась около получаса, и все это время я слышала душераздирающий Сашин крик, разносившийся по всему этажу. Вывозили его из перевязочной на коляске совсем обессиленного. Помню, везут его по коридору, а он, бледненький, сидит, склонив голову на плечо, и еле дышит, губки искусанные, пересохшие. Потом были месяцы лечения в Киевском ожоговом центре, где сын перенес пять операций по пересадке кожи. Здесь через день ему делали перевязки под общим наркозом.
Следствием ожогов стал еще и остеомиелит. Но мы и с этим справились. К сожалению, последствия ожогов оказались очень серьезными -- на левой ноге были задеты центры роста, и она развивалась хуже правой, была слабее. В результате левая нога Санечки короче правой на один сантиметр. Из-за этого искривился позвоночник. Все эти годы на ногах открывались раны. В шкафу у меня до сих пор наготове бинты, перекись, зеленка…
«Я даже не могла представить, что сын сможет танцевать»
-- Тебя не посещали печальные мысли по поводу того, что ты не такой, как другие, что ты инвалид? -- спрашиваю Александра.
-- Конечно, понимал, -- говорит он, -- но, честно говоря, не мог свыкнуться с этой мыслью. А однажды произошел эпизод (о нем, кстати, я даже маме не рассказывал, который перевернул всю мою жизнь и заставил искать выход. В тот день меня привезли домой из больницы. Ходить я еще не мог, и бабушка несла меня от машины до квартиры на руках, подложив под ноги подушечку. Эту картину увидели ребята из моего двора. Я хорошо слышал, как они, посмеиваясь, переговаривались: «Смотрите, урода понесли. » Взрослые на это не обратили внимания или просто не расслышали, но мне эти слова запали в душу. И тогда решил доказать всем, что я нормальный человек.
Учиться ходить начинал на четвереньках, сначала по ковру, потом уже по полу. Первое время коленки были фиолетового цвета от синяков. Постепенно встал на костыли, однако долго передвигаться на них не мог -- руки уставали, а сами костыли до крови натирали подмышки. Через несколько месяцев с большим трудом я все-таки начал ходить самостоятельно. Было тяжело. От прилива крови в ногах чувствовалось покалывание, постепенно оно переходило в боль, словно тысячи иголок кололи тебя одновременно. И когда казалось, что все беды уже позади, снова начинала воспаляться больная кость на левой ноге. Меня положили в Охматдет, ногу загипсовали. Снова я на несколько месяцев был прикован к кровати. Выписавшись, так же, как и в прошлый раз, опять начал учиться ходить.
Когда я впервые побежал, было очень страшно. Но постепенно стал бегать и даже играть в футбол, потом записался в секцию рукопашного боя. Правда, часто мои попытки заканчивались печально: после всего, что со мной произошло, кости стали очень хрупкими, и я четыре раза ломал руки и ключицы. После футбола на ногах открывались кровоточащие раны. Но все равно я старался что-то делать. Первая попытка заняться бальными танцами в шестом классе оказалась неудачной. Второй раз попробовал уже в шестнадцать лет -- предложили знакомые девочки.
-- Ты не боялся, что и эта попытка окажется неудачной, закончится травмой?
-- Я просто почувствовал, что это мое. О своих проблемах и болячках никому не рассказывал. Хотелось, чтобы тренер относился ко мне так же, как и ко всем остальным. Было тяжело, болели мышцы, из-за того, что левая нога была короче правой, новая танцевальная обувь натирала ноги в кровь. За пять лет я прошел путь от любителя до кандидата в мастера спорта по бальным танцам. Для сравнения могу сказать, что многие танцоры добиваются таких успехов, начиная танцевать в 7-10 лет, проведя на паркете по 10-12 лет. Уже через полтора года занятий танцами на чемпионате Украины я занял третье место. Потом были призовые места на международных соревнованиях в Чехии.
Сейчас я сам преподаю бальные танцы в клубе, веду несколько групп. Но все, что удается заработать, уходит на покупку костюмов и затраты, связанные с поездками на соревнования. Было даже время, когда я подрабатывал на стройке, чтобы собрать средства для очередной поездки на международный турнир: с шести утра до четырех часов дня таскал кирпичи и месил раствор, а вечером шел на тренировку… Несколько пар детей я тренирую бесплатно -- у родителей нет средств на оплату тренировок. А дети действительно замечательные, если удастся их удержать, то гарантирую, что скоро они будут танцевать на международных соревнованиях.
-- «Старые раны» не беспокоят?
-- Да я уже привык. Правда, как дамоклов меч, надо мной висит операция по ампутации пальца на левой ноге. Я не боюсь, что потом не смогу танцевать. Смогу. Просто будет довольно большой перерыв, а время терять не хочется. Да и пока, если честно, нет средств, чтобы лечь в больницу. Пока потерплю…
Читайте нас в Facebook
