Командир медбригады Яна Зинкевич: "Парни от боли ругаются матом, а я… радуюсь — значит, в сознании!"
В апреле, когда батальон «Правого сектора» только создавался, Яна Зинкевич была в нем единственной девушкой-медиком. Бойцы удивлялись: зачем сюда приехала, что будет делать, когда увидит кровь и грязь? Но вскоре изменили свое мнение. Миниатюрная, весом чуть больше 50 килограммов, Яна бесстрашно вытаскивала из-под пуль раненых мужчин и тянула их на себе в тыл, в медицинский центр, куда переправляют всех раненых из Донецкого аэропорта и прилегающих поселков.
— На нашем участке действует единственное медицинское подразделение, — объясняет Яна Зинкевич. — Всех раненых с передовой вывозят именно наши санитары, затем врачи переправляют их в другие госпитали. Забирая с поля боя раненых, я специально снимаю знаки различия. Ведь снайперы в первую очередь целятся в командира и медика. Если их убьют, то некому будет руководить и спасать жизни бойцов. Террористы нарушают все существующие международные конвенции, которые запрещают убийство медицинских работников. Даже фашисты не стреляли в санитаров, позволяя им выносить с поля боя раненых и убитых. Но путинские наемники ужаснее! До этой войны я считала, что ничего нет хуже фашизма. Оказывается, ошибалась.
— Расскажи, как добираешься к раненым.
— Как повезет. Иногда едем на машине, но чаще бежим или… ползем. Тяжело, когда пострадавших бойцов много, и все ждут помощи. Просят, молят, стонут. Конечно, в первую очередь спешу к тяжелым. Если у парня ранена конечность, но при этом он стонет громче всех, к нему подойду в последнюю очередь. Знаю, что может подождать, а сейчас нужно спасать того, кто тихо лежит и уже почти не дышит.
— Что чаще всего приходится делать прямо на поле боя?
— Вынимать осколки, зашивать рассечение. Сложнее обстоят дела с огнестрельными ранениями, но и здесь справляюсь. В основном использую местную анестезию. А бывает, что под рукой нет болеутоляющего или его нельзя применить. Тогда операцию приходится делать без наркоза. Парни от боли ругаются матом, а я… радуюсь — значит, в сознании! Если бойцу не остановить кровотечение, он не дотянет до больницы.
— Но как ты с этим справляешься? У тебя же нет медицинского образования?
— После окончания школы я готовилась поступать в медицинский, зубрила биологию и анатомию, прошла курсы первичной медпомощи. Думала, пригодится при сдаче экзаменов. Но помешала война, учебу пришлось отложить. Поэтому осваивала навыки хирургии в прямом смысле слова на ходу. Если раненому необходима помощь, а специалисты далеко, то поневоле станешь и анестезиологом, и хирургом, и терапевтом.
Девушка говорит, что уже не пугается близких взрывов снарядов — привыкла. Во время боя не ощущает страха, лишь сосредоточенность. Особенно когда видит истекающего кровью человека, нуждающегося в ее немедленной помощи.
Родители Яны вынуждены были смириться с тем, что их единственная дочь пошла воевать. Бывало, девушка звонила матери, называла населенный пункт, в котором она находится, а через час женщина узнавала из теленовостей, что село было уничтожено «Градами». К счастью, батальон успевал поменять позиции.
С 16 лет Яна путешествует, ездила в Карпаты, где жила одна в лесу около месяца. Сначала питалась тем, что было припасено в рюкзаке, потом искала еду в лесу. Как объясняет девушка, испытывала на себе экстремальный туризм и спортивное ориентирование. Это тоже пригодилось на войне.
Девушка считает, что воевать придется еще два-три года. Когда мы сказали, что все может закончиться намного раньше — например, к весне, она только грустно улыбнулась.
— Я бы со всеми разделила такую радость,— говорит Яна. — Но, здесь, на передовой, виднее. Пока Россия только наращивает свое присутствие на нашей земле. На оккупированные части Донецкой и Луганской областей стягивается военная техника и живая сила противника. Сам собой напрашивается вывод: война будет затяжной. Поэтому наши бойцы продолжают укреплять оборонительные рубежи и позиции, строят блиндажи, укрытия для техники.
Нам нужно во что бы то ни стало сдержать натиск путинских боевиков-профессионалов. С ними воевать намного сложнее, чем с обычными террористами. В ином случае все бы давно забыли о войне, вернув украинскую границу на прежние позиции, в частности и в Крыму.
— Скажи, трудно командовать мужчинами?
— Всякое бывает, иногда приходится повышать голос. Может, кому-то гордость не позволяет подчиняться женщине, которая еще и моложе его. Может, и возмущался бы, но только в мирное время.
— Твои подчиненные из медицинской бригады часто меняются?
— После отпуска кто-то не решается возвращаться на войну, кого-то не отпускает жена, у кого-то ребенок остался без матери. Я понимаю этих людей.
— Сколько раненых бойцов ты вынесла с поля боя?
— Полторы сотни, может, чуть больше. Сначала запоминала лица, а теперь уже нет. Общее же количество всех спасенных нашим подразделением еще труднее подсчитать. А сейчас ситуация обострилась, становится больше раненых, возрастает нагрузка. Работаем почти по всей Донецкой области.
С приближением холодов многие простужаются. Поэтому есть потребность в разных лекарствах, в том числе сердечных. Ваты и перекиси водорода всегда было предостаточно, только этим людей не вылечишь. Поэтому сейчас одна из приоритетных задач — наладить систему снабжения. Решили обновлять список требующихся препаратов, которые будут размещаться в социальных сетях и в областных штабах «Правого сектора».
Очень нужны теплые вещи, зимняя обувь, потому что у ребят уже проявляются признаки «окопной болезни». А еще требуются одеяла и матрасы, дизельные генераторы, буржуйки, продукты питания.
— Минобороны отчиталось, что удалось собрать 150 миллионов гривен благотворительных средств. Добровольческим батальонам перепадет что-то из этих пожертвований?
— На эту помощь могут рассчитывать только те подразделения, которые подчиняются напрямую Минобороны. Добровольческий корпус «Правого сектора» действует скорее как партизанский отряд. Добровольцы координируют свои действия со штабом АТО, больше никому не подчиняются. Наверное, в этом кроется секрет, почему среди добровольцев меньше всего погибших.
В начале боевых действий мы пытались сотрудничать с военными. Они не понимали, как можно в экстремальных условиях так быстро реагировать, как мы. Бывало, что тяжелораненые ожидали по несколько суток, чтобы их доставили в тыл. Вскоре я сделала для себя вывод: не стану ждать «добро» руководства на то, вывозить или не вывозить раненых. Даже если мы знаем, что там обстрел, все равно прорываемся.
Мы не выполняем бессмысленные приказы командиров, которые находятся за сотни километров от передовой и не владеют ситуацией. Нами руководит человек, который вместе со всеми идет в бой. Огромную роль добровольческие батальоны сыграли в первое время войны на востоке Украины, когда армия была практически деморализована.
Хотя, бесспорно, у нас хуже обеспечение, чем у воинских частей, которых государственные органы снабжают централизованно. Бойцы Добровольческого украинского корпуса рассчитывают только на помощь волонтеров, благотворителей. Ведь такого воинского формирования юридически не существует, поэтому государство ничего не выделяет.
Нечистые на руку люди наживаются на наших проблемах. Появляются разные номера карточек, куда перечисляют деньги якобы для батальона. Но у нас официальная карточка только одна! Вообще считаю, что добровольческие батальоны надо легализовать, чтобы мы хоть какую официальную помощь от государства получали. Ситуация может измениться, если добровольческие подразделения пройдут аттестацию.
Девушка признается, что на войне не позволяет себе строить отношения с близким человеком.
— Если будешь постоянно думать о любимом, это отвлечет от основной работы,— объясняет Яна. — Не дай Бог, с ним что-то случится, ты надолго выбудешь из строя. А меня ждут раненые. Поэтому все отношения лучше отложить на мирное время.
— Как удается решать вопрос с личной гигиеной?
— На войне баня — праздник для любого бойца, что уж там говорить о представительницах женского пола. Меня спасают влажные салфетки. Очень часто они заменяют и душ, и баню. Наступают холода — вторая женская проблема на войне. Попытаюсь полюбить заморозки, другого выхода нет. Если есть «буржуйка» — хорошо, а если нет, мерзну вместе со всеми.
— Ты была ранена?
— Пока Бог миловал. Хотя частенько пули черкали по одежде. Интуитивно чувствую, когда за мной охотится снайпер, но продолжаю делать свою работу. Уже научилась его обманывать, вилять. В основном не везет новичкам. К примеру, один боец из моего медицинского подразделения был ранен в первом же бою. Во внедорожник угодила мина, и парню осколки посекли обе ноги. Главное — он жив, сейчас в госпитале.
— Учиться на врача все же думаешь?
— Обязательно! Это моя вторая мечта. Первая — чтобы закончилась война. Буду здесь до победы, у меня просто нет иного выбора. Если сегодня не остановить врага здесь, в Донецкой области, то завтра он может оказаться в моем родном Ровно.
*Яна со своими боевыми товарищами
P. S. Яна просит не передавать деньги или самостоятельно покупать лекарства, которых может быть в излишке, а звонить лично ей (телефон (098) 373 26 50).
Фото из личного архива Яны Зинкевич
13975Читайте нас у Facebook
