Антонина Кабанец: «Я пошла на телепроект ради семьи, а в результате ее потеряла»
«Стану суррогатной мамой для вашего ребенка (двойни). Меня зовут Антонина, мне полных 37 лет. Веду здоровый образ жизни, совсем не употребляю алкоголь. Имею своих двух детей: 18-летнего Рому и пятилетнюю Дашеньку. Участвовала в программе суррогатного материнства дважды, и дважды успешно. Во второй раз родила двойню, здоровеньких малышей. Первая группа крови, резус положительный. Проживаю в Киевской области».
Это объявление Тоня, швея по образованию, разместила в интернете, когда поняла, что нет лучшего способа разбогатеть, кроме как стать суррогатной матерью.
— Однажды по телевизору показали программу о россиянке, родившей ребенка для богатой пары, — рассказывает 39-летняя Антонина Кабанец. — Женщина спасала свою дочь — той нужна была донорская почка. В результате и дочь спасла, и новое жилье купила. И я загорелась. Так мне же тоже квартира нужна! Ведь в доме мужа нам с двумя детьми принадлежала всего одна шестая часть. А тут родил — и целый дом купить можно. Но когда я обзвонила несколько киевских клиник, мне дали понять, что в бой я рвусь рановато: моему второму ребенку, Даше, было чуть более полугода и организм еще не отдохнул. Я уже забыла об этой идее, как вдруг через восемь месяцев мне позвонили: «Это вы хотели стать суррогатной матерью? Приезжайте к нам в Киев». Я спросила у мужа: «Ты не против, если я рожу ребенка другим людям? Дом потом купим…» Он не возражал.
Первичный осмотр показал: мать двоих детей абсолютно здорова и пригодна к вспомогательным репродуктивным технологиям. Заказчики — супруги из Испании Лукас и Ева (имена изменены), побеседовав с Тоней и ее мужем, приняли решение остановиться именно на этой кандидатуре суррогатной матери.
Еве было уже за сорок. Женщина, болеющая сахарным диабетом, в свое время решилась на беременность, но на седьмом месяце плод замер, и врачи были вынуждены сделать операцию, после которой испанка уже не могла иметь детей. Пациентке предложили использовать яйцеклетку, взятую у донора, но та отказалась. Ведь у них уже был чужой ребенок — мальчик, усыновленный в России, а они хотели стопроцентно своего. В итоге испанская супружеская пара и суррогатная мать подписали договор.
— Он был составлен очень грамотно, — вспоминает Тоня. — В нем были защищены интересы обеих сторон. Если я передумаю и прерву беременность, должна выплатить компенсацию в сумме, даже превышающей оплату суррогатного материнства, — около 20 тысяч долларов. В случае выкидыша родители оплачивают количество месяцев, на протяжении которых я носила ребенка. Если с первого раза плод не приживется, были предусмотрены еще две попытки подсадки эмбриона.
В случае смерти биологических родителей — Лукаса и Евы — ребенка забрали бы их родные. В случае моей смерти компенсацию получили бы мои родственники. В случае рождения неполноценного ребенка биологические родители обязывались его забрать.
Месяц (в это время я жила дома, в Переяславе-Хмельницком) меня готовили к подсадке эмбриона: я пила гормоны, по часам делала сама себе уколы в живот. Со мной постоянно связывался куратор киевской клиники, который помогал решать возникающие проблемы: медицинские, психологические, юридические.
Наконец мне подсадили эмбрион. Но на восьмой неделе плод замер. Врач клиники меня успокоила, сказав, что здесь нет моей вины, это какие-то неполадки на хромосомном уровне. Ева и Лукас оплатили мне компенсацию за срыв беременности, увеличив оговоренную сумму — 500 евро — вдвое.
Через полгода, со второй попытки, эмбрион прижился. Мне нужно было уезжать из Переяслава-Хмельницкого и обосновываться ближе к столичной клинике — так требовалось по договору.
Многие заказчики настаивают на том, чтобы суррогатная мать в период беременности жила в отдельной квартире одна. Боятся, чтобы она не таскала своих маленьких детей на руках, ведь это может привести к срыву беременности, или не заразилась от них, если они где-то подцепят инфекцию. Но для плода не опасно, если я подниму собственное дитя или буду заботиться о нем. Гораздо опаснее, если мои родные дети будут жить отдельно и я начну сходить с ума, думая ежеминутно, в порядке ли они.
Я заявила, что переезд в отдельное жилье без моих детей даже не обсуждается. И вскоре с сыном Ромой и дочкой Дашей перебралась к сестре в поселок под Киевом, где за деньги испанцев (на жилье и питание они платили 400 евро в месяц) мы сняли отдельную квартиру. Сын пошел в восьмой класс местной школы. Муж остался в Переяславе-Хмельницком, у него там была работа.
Беременность мне особых проблем не доставляла. Оказалось, будет мальчик. Родители придумали ему имя Энрике. Я очень люблю своих детей, они всегда со мной, поэтому мысль, что придется отдать новорожденного малыша, хоть он и чужой мне генетически, не давала покоя. Так что с первых дней я начала себя готовить к расставанию с младенцем. Его — тоже. Постоянно повторяла: «Энрике, у тебя хорошие родители. Они будут тебя любить. Очень-очень. Ты будешь самым счастливым ребенком на свете…» Не знаю, слышал ли меня Энрике, но себя я таким образом утешала и ободряла, это точно.
Как-то супруг позвонил и сказал: «Тут продается «Форд». Он стоит 20 тысяч долларов. Ты мне дашь деньги на машину?» Я рассердилась: «Эти 20 тысяч еще заработать надо. Ты к нам не приезжаешь пять месяцев, за все время приехал раз на Новый год, не звонишь, а тут просишь деньги…» И муж перестал звонить и приезжать, потеряв ко мне интерес.
— Может, дело было не в «Форде», а в запрете на интимную жизнь? Этот пункт оговаривался?
— Такого запрета не было. Единственное, врач попросила, чтобы мы с мужем воздерживались от секса первые двадцать дней после подсадки эмбриона. А вот когда я второй раз пошла на суррогатное материнство, вынашивая двойню для другой семьи, заказчики уже прописали этот пункт в договоре. Возможно, потому, что к тому времени я была уже разведена, и они не хотели, чтобы я, вынашивая их ребенка вне брака, вела сексуальную жизнь.
Своего первого «подсадного» сынишку я родила самостоятельно и в срок. Энрике весил 3850 граммов, рост 55 сантиметров. Медики его сразу же унесли, не дав покормить.
— Тяжело было пережить этот момент? В одном из интервью певица Алена Апина упорно называла суррогатную мать, родившую ей дочь Ксюшу, «наша мама-инкубатор», как бы лишая ее человеческих чувств и умаляя роль в рождении ребенка.
— Конечно, я отдавала себе отчет, что я лишь часть процесса под названием «вспомогательные репродуктивные технологии», что генетический материал других людей просто «загрузили» в мое тело на нужный срок. Но, как я себя ни утешала, что это чужой ребенок, организм ведь не обманешь. Что же это? Был-был ребенок девять месяцев, тело готовилось его кормить и любить, и вдруг он исчез… Когда меня везли обратно в палату и я расплакалась, санитарка сказала: «Ну чего ты? Не плачь. И людям добро сделала, и себе помогла…»
Она была, пожалуй, единственным человеком в роддоме, кто меня поддержал. После родов ко мне никто не подошел, не осмотрел, а ведь заказчики уплатили внушительную сумму за мое пребывание в этом известном киевском роддоме, не хочу называть его номер. Это неприятно поразило. Как будто я была не роженица, а машина, надобность в которой отпала сразу после появления ребенка.
Я лежала голодная, ждала, пока на меня обратят внимание. На второй день в палату забежал муж Евы Лукас. Приподнял одеяло и начал целовать мои ноги, плакать, смеяться, так он был счастлив, что родился сын. Говорить ему, что врачи не уделяют мне должного внимания, огорчать его в момент радости было как-то неудобно. И лишь когда после ухода Лукаса я пожаловалась своему куратору, все сдвинулось с места, и врачи зашевелились.
— Как вы объяснили односельчанам, куда делся ребенок?
— Сообщила, что он родился мертвый. А потом испугалась: «Зачем я такое сказала? А вдруг с ним и правда что-то произойдет!» На следующее утро побежала к соседке и говорю: «Оксана Николаевна, давайте я вам расскажу всю правду, а то уснуть не смогу». После того как я решила раскрыть свою тайну, чего только в селе не говорили. Одна соседка заявила: «Боже, она страшный человек! Я брезгую ею. И к ней даже не подойду!» Другая возмущалась: «Это аморально. Продать своего ребенка, которого выносила под сердцем!»
А я думала: «Но я продавала не ребенка, а услугу. И не смогла бы обмануть тех людей, которые ждали этого малыша девять месяцев, а до его появления на свет — еще полжизни. Этот мальчик мне не принадлежал. Я была лишь временным местом жительства для него».
— Сколько вам заплатили за услугу?
— 18 тысяч евро. Еще четыре тысячи выплатили за весь период вынашивания беременности. Из этих денег оплачивались питание и аренда квартиры. То есть всего я получила 22 тысячи евро. Это лишь малая часть, которую платят заказчики за суррогатное материнство. Всего же, по их разговорам, такая программа обходится в сто тысяч долларов.
— Муж вас из роддома встречал?
— Он не звонил и не знал даже, когда я рожаю. Я недели три после родов подождала, а потом сама набрала его номер: «Я получила деньги и еду домой». Он ответил: «Не надо. Тебе здесь делать нечего»… Меня будто обухом по голове ударили. Пыталась с ним связаться, но он не брал трубку, не хотел ничего объяснять. Похоже, что его уже не интересовали ни я, ни деньги.
— Но что могло случиться за это время? Может, он опомнился и счел коммерческое материнство чем-то чудовищным? Одно дело подписать контракт и сдать жену в аренду. Другое — наблюдать, как у нее растет живот, а в нем — чужой ребенок.
— Позже я все-таки вызвала мужа на откровенный разговор. Он признался, что чужой ребенок здесь ни при чем. Сказал, что его начал смущать… мой возраст и то, что мой сын Рома от первого брака так вырос. Но когда мы начинали встречаться, мне было 29, ему 18, и мой возраст не был для него препятствием. Я не собиралась за него замуж, это он, вернувшись из армии, настоял. И вот, в 28 лет, супруг задумался о моем возрасте. А тут еще я уехала на полгода, и он привык жить без меня. Но ведь раньше он меня очень любил!
Я была в отчаянии: пошла на этот проект ради блага семьи, а сама эту семью потеряла.
*На передаче «Детектор лжи» Тоня честно ответила на три блока вопросов и заработала 25 тысяч гривен
Своего жилья в Переяславе-Хмельницком у меня не было, и я сняла квартиру. Решила: раз денег на покупку дома не хватает (а я мечтала о доме), возьму автомобиль. Купив машину, стала думать о профессии, которая могла бы приносить мне стабильный доход. По образованию я швея, но эта профессия не кормит. Так что окончила курсы массажистов и маникюра-педикюра, устроилась на работу курьером, стала подумывать о том, чтобы открыть свой массажный салон.
Доходы были невелики, поэтому Тоня дала объявление в интернете, что готова стать суррогатной матерью. Вскоре одно из столичных агентств, которые сопровождают репродуктивные программы (в первый раз Антонину пригласила на программу непосредственно клиника), пригласило женщину на собеседование с заказчиками — американцами русского происхождения.
Феликсу и его супруге Жене, как и предыдущей паре, было уже за сорок. Они выехали в Америку из России, но в Киеве у них жили родственники, поэтому супруги решили обзавестись ребенком в Украине.
На собеседование с американцами приехали 28-летняя Настя, мать двоих детей, не имеющая опыта суррогатного материнства, и 37-летняя Тоня, уже находившаяся в критическом для вынашивания чужих детей возрасте, ведь обычно нужны женщины до 35.
— Среди кандидаток в суррогатные матери существует конкуренция?
— Конечно. Даже несмотря на то, что каждая такая беременность — это риск для здоровья. Есть заказчики, которые не хотят знакомиться с суррогатными мамами (или, как нас еще называют, «гестационными курьерами», от слова гестация — срок, отведенный на вынашивание ребенка). А есть, наоборот, такие, кому необходим личный контакт. Я думала, что проиграю Насте, поэтому поставила завышенные цифры гонорара в контракте этого агентства. Моя конкурентка называла 12 тысяч долларов за услугу, я — 18 плюс триста долларов каждый месяц на содержание.
Но американцы остановились на моей кандидатуре. Позже я спросила почему, ведь я старше и запросила большую сумму. Они сказали, что в моей конкурентке их насторожило несколько моментов. Представляясь, она заявила: «Меня зовут Настя, но называйте меня Глэдис». Им такое требование показалось странным. Ведь все пары ищут психологически устойчивую, адекватную суррогатную мать и очень внимательно смотрят, как женщина ведет себя во время собеседования, что и как говорит.
«И в ней не было ничего «мамского», несмотря на двоих детей, — добавила американка. — Она, скорее, напоминала офисного работника. А вы нам понравились: как вы улыбаетесь, как говорите о своих детях. Вот вы мамочка, которой можно доверить все».
У Жени не нашли качественных яйцеклеток, ее репродуктивный возраст практически закончился. Поэтому взяли у женщины-донора. Евгения потом, правда, переживала: «Тоня, может, надо было рискнуть на своей яйцеклетке… Может, даже на твоей попробовать?» Я отвечала: «Нет-нет, свои яйцеклетки я не отдаю!»
За пятьсот долларов Женя и Феликс сняли для меня с детьми квартиру в Киеве неподалеку от клиники. Они платили мне 300 долларов в месяц. Когда оказалось, что я ношу двойню, притом разнополую, Женя добавила еще сто долларов к месячному жалованью.
Двойню носить было значительно тяжелее. У меня начались проблемы с поджелудочной железой. Врачи, которые сопровождали беременность, надо мной просто тряслись: лечили гомеопатическими средствами, корректировали отдых и питание. В последние месяцы беременности Женя и Феликс прилетели в Киев из Америки, чтобы быть со мною рядом. Они приходили ко мне на съемную квартиру каждый день.
— Суррогатная мать в определенный момент становится очень могущественной. И, несмотря на подписанные контракты, может сделать с семьей все, что угодно: выкрасть их ребенка, запросить удвоенный гонорар, соблазнить мужа заказчицы, чтобы женить его на себе. Вы ощущали страх со стороны Жени и Феликса, что что-то может пойти не так?
— Конечно, это очень щепетильный момент, когда ребенка, зачатого от любимого мужчины, вынашивает другая женщина. Феликс в этом смысле щадил чувства Жени. Не говоря ничего супруге, забегал иногда ко мне, смотрел горящими глазами на… мой живот, просил разрешения послушать, как толкаются дети. То есть я интересовала его «фрагментарно». (Смеется.) Да, могущество в определенной мере ощущаешь, что вот другие не могут выносить, а ты можешь. Но спекулировать на этом мне и в голову не приходило.
Двойня родилась в срок, без кесарева, что, говорят, большая редкость. Девочка Марта весом 3200 граммов и мальчик Артур весом три килограмма. Если в первый раз в роддоме ко мне отнеслись достаточно равнодушно, то в этом роддоме просто пылинки сдували.
После родов Женя спросила, не соглашусь ли я хоть немного покормить детей. Я была только за.
— Если говорить языком прейскуранта, кормление было дополнительной услугой?
— Безусловно. Я боялась, что это меня психологически ранит, но ведь речь шла о здоровье детей. За каждый день кормления Женя платила мне по 500 гривен. Она поселилась рядом в палате и помогала мне с новорожденными. Когда нас выписали из роддома и я уехала с двойняшками на съемную киевскую квартиру, там помогали мои дети Роман и Даша. Через десять дней я сказала Евгении: «Все! Забирай малышей скорее. Если они еще хоть немного побудут, я их от себя уже оторвать не смогу…»
Супруги с детками улетели в Америку. Мы с Ромой и Дашей еще два месяца (это был период летних каникул) решили пожить в Киеве. Много гуляли, ходили на экскурсии, в музеи и кино. Сын (он учится на психолога в университете) сказал: «Мама, мы получили двойную порцию любви и нежности. Это ты свои чувства к двойняшкам на нас перенесла?»
Тогда же летом, найдя мое объявление в интернете, меня с родными пригласили на передачу канала СТБ «Детектор лжи», где я заработала 25 тысяч гривен. Боялась, что тон передачи будет оскорбительным, ведь многие не приемлют суррогатное материнство, которое, кстати, в Украине разрешено, но все было вполне корректно.
Передача вышла 4 февраля 2013 года. После этого телефон не умолкал. Звонили женщины, которые хотят стать суррогатными матерями. Звонки были в основном из провинции, где нет работы.
— Как потратили гонорар за двойняшек? Квартиру купили?
— Нет. Пока живем в Переяславе-Хмельницком на съемной. Я вложила деньги в бизнес, но он, к сожалению, не пошел. Я бы с удовольствием родила детей еще для какой-то пары, однако уже не подхожу по возрасту.
— У вас есть информация о рожденных вами детях?
— Двойняшкам Марте и Артуру из Америки исполнился год, они прилетали этим летом в Киев. Маленькому испанцу Энрике уже три года. Когда он подбегает к трубке и кричит: «Антонина!» — у меня просто мороз по коже: где-то, на другом конце земли, растет ребенок, к рождению которого причастна и я.
— Что вам дал этот опыт?
— Я решила, что никогда больше не буду делать аборты. Потому что поняла, какой это подарок судьбы — ребенок. Побывав в клиниках, я ужаснулась от длины очередей, от количества заплаканных глаз, от зрелища, как мужья стучат кулаками в стену, когда врач говорит, что беременность сорвалась, какие эмоции переживают люди, узнав, что зачатие все-таки произошло. Поэтому решила: если Бог сейчас вдруг даст мне своего малыша, обязательно буду рожать.
* «Я решила, что никогда больше не буду делать аборты. Потому что ребенок — это подарок судьбы», — говорит Антонина Кабанец (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
20774Читайте нас у Facebook
