«Врач ни разу не попросила прощения, не предложила помощь...»
Об этой трагедии «ФАКТЫ» рассказывали в апреле 2010 года.
— До сих пор корю себя за то, что заставила дочку лечиться! — с горечью говорит
Наташе предложили лечение за полторы тысячи гривен. Но тогда она была стеснена в средствах. Дочка оплачивала мое лечение в онкобольнице, к тому же они с мужем взяли кредит на покупку двухкомнатной квартиры в Броварах. Наташа сказала: «Полторы тысячи дорого! Мне ведь еще ремонт делать. Поищу больницу, где мне помогут за меньшие деньги». И нашла...
«Увидев, что врач прячет лекарства в карман, я закричал: «Что вы делаете?»
— Наташа, хоть и была прописана в другом районе Киева, пошла в центральную районную поликлинику Деснянского района к врачу, которого ей порекомендовали подруги, — рассказывает Ирина Евгеньевна. — Врач объяснила: «Нужно сделать анализы в институте матери и ребенка, чтобы исключить онкопатологию». Но направление в институт могла дать только гинеколог-онколог женской консультации Наталья Нестереня, которая работала в этой же поликлинике. Когда Наташа пошла к ней за направлением, Нестереня сказала: «Зачем тебе куда-то ходить? Я тебя и так вылечу».
Посещала дочка Наталью Нестереню полгода. А 18 марта 2010 года отправилась с мужем Димой в поликлинику, где врач должна была ей прижечь эрозию.
— На клочке бумаги врач выписала лекарства для обезболивания, — вспоминает Дмитрий. — В аптеке спросили: «Вам какой лидокаин — двух- или десятипроцентный?» Но врач процент не уточнила, и Наташа пожала плечами: «Не знаю...» Аптекарша продала ей пять ампул десятипроцентного лидокаина и две ампулы кетанова.
Минуты через три после того как Наташа зашла в кабинет, я услышал за дверью стук упавших инструментов. А когда оттуда с испуганным лицом выбежала одна из медсестер, я ворвался в кабинет. Наташа на гинекологическом кресле билась в судорогах. Медсестра держала ее за ноги, а врач нашатырным спиртом пыталась привести в чувство. Жена тянула ко мне руки, но ничего не говорила... Позже мне объяснили, что наступил анафилактический шок. Врачи потом утверждали, что в кабинете женской консультации был набор для оказания первой помощи в таких случаях. Я видел только... ватку с нашатырным спиртом.
Медсестры в панике бегали по поликлинике в поисках других врачей и капельницы. Пришел какой-то доктор, стал измерять моей жене давление, потом сделал уколы. Еще один поставил капельницу, проверил пульс — его практически не было... Сказал: «Вызывайте реанимацию» и стал делать массаж сердца. У Наташи пошла пена изо рта и носа. Прибывшая бригада городской «скорой» уже ничего сделать не могла.
Я остался в кабинете. Плакал. Пытался натянуть на умершую жену одежду, ведь ее бросили голой, только лицо накрыли полотенцем. Минут через 15 вошла гинеколог, делавшая супруге операцию, и начала складывать в карман все ампулы с препаратами, которые кололи Наташе. Закричал: «Что вы делаете?! Оставьте все как есть!» Видно, у меня было такое лицо, что врач положила ампулы на стол и быстро ушла. Я закрыл дверь манипуляционной ключом изнутри и вызвал милицию.
«Подсудимая свою вину не признала»
— Позже врач утверждала, что спрашивала Наташу, есть ли у нее аллергия на лидокаин, и, получив отрицательный ответ, сделала жене пробу, — продолжает Дмитрий. — Но Наташа не знала, ведь ей лидокаин никогда не кололи. И если допустить, что врач таки сделала пробу, то почему не выдержала положенные 15 минут с момента укола и ввела сразу полную дозу?
Прокуратура Деснянского района Киева возбудила уголовное дело по статье «Ненадлежащее выполнение профессиональных обязанностей медицинским или фармацевтическим работником вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, если это повлекло тяжкие последствия для больного». Пока шло следствие, гинеколог, находившаяся на подписке о невыезде, уволилась из поликлиники и устроилась на работу в одну из частных клиник.
— Четыре независимые экспертизы пришли к однозначному выводу: смерть
— Подсудимая вину признала?
— Нет. Говорила, не понимает, отчего произошел анафилактический шок, но «допускает, что женщина перед походом к врачу употребляла какие-то лекарства». Объясняла: долгие годы проводила подобные манипуляции и не могла халатно отнестись к местному обезболиванию пациентки. Все сделала правильно: вколола женщине уже разведенный физраствором до правильной пропорции лидокаин. Однако изъятые милицией на месте происшествия лекарства опровергали это. Банки с физраствором в кабинете не было, а в использованных ампулах находились остатки неразбавленного десятипроцентного лидокаина.
Тем не менее врач сказала, что чувствует моральную ответственность за гибель Наташи и будет этот грех искупать до конца жизни. Правда, читала эти слова по бумажке. «Не считаю вывод экспертизы окончательным, поскольку мне непонятно, каким образом я могла ввести в организм погибшей такую высокую концентрацию обезболивающего», — говорила гинеколог.
Защита подсудимой настаивала на проведении дополнительных экспертиз и новом судебном разбирательстве. Но эту просьбу Деснянский районный суд отклонил, и 7 мая 2012 года признал вину гинеколога и приговорил ее к году и шести месяцам лишения свободы. В июне того же года апелляционный суд оставил приговор районного суда без изменения.
— Гинеколог сидела в тюрьме, — рассказывает Ирина Евгеньевна. — Тем временем Дима, муж Наташи, женился. В новой семье родился ребенок. Конечно, я понимала, он молодой мужчина, ему нужно строить свою жизнь. Но все равно было больно... Внуки живут со мной, Дима — с новой семьей в той квартире, которую они взяли с Наташей в кредит. До сих пор его выплачивает. А дочка в ней так и не пожила... Дима говорит о Наташе: «Я ее любил и буду всю жизнь любить. И никогда своих детей не брошу». Но материально ему тяжело. Жена в декрете. Квартира в кредите. Он сутками на работе. Всю пенсию на детей и все возможные деньги отдает мне. Приезжает к нам каждые выходные...
— Почему Дмитрий не забрал детей?
— В тот момент я не готова была их отдать. Внуки для меня все. Матвейчик и Ульяша, им сейчас пять и семь лет, оба очень тяжело пережили смерть мамы. В доме стоит портрет Наташи в траурной рамке, так малыши сами конфету не съедят, пока к портрету не положат. Я не могла их травмировать, отдать другой женщине, которая к тому же сама в тот момент ждала ребенка. Разве за ними будет тот уход, который я им обеспечиваю?
*«Внуки для меня все, — говорит Ирина Евгеньевна. — Матвейчик и Ульяша, которым сейчас пять и семь лет, оба очень тяжело пережили смерть мамы»
Мы с мужем, отставным военным, стоим в очереди на квартиру с 1991 года. Сейчас с внуками живем в одном из сел Киевской области, в дачном домике. Ульяша и Матвейчик привыкли ко мне, даже называют мамой. И слушаются, и занимаются, и на кружки ходят. Дети талантливые. Если бы была жива Наташа! Она работала архитектором в известной киевской мастерской «Пашенько», прилично зарабатывала и сумела бы обеспечить своим детям будущее. Что их теперь ждет? Матвейчик требует постоянного лечения. У него проблемы с дыханием, с речью. У Ульяны на нервной почве после смерти мамы начались проблемы с почками. Конечно, я подала в суд иск на возмещение морального и материального ущерба.
«На суде гинеколог выглядела прекрасно. Даже поправилась после тюрьмы»
— Когда мы послали соответствующие запросы, оказалось, что у гинеколога нет ни собственной квартиры, ни автомобиля, ничего, — рассказывает Игорь Хуторненко, адвокат потерпевшей Ирины Евгеньевны. — Если учитывать, что до суда женщина находилась на подписке о невыезде, у нее было время обезопасить себя от материальных претензий с нашей стороны. Тогда свой иск мы предъявили к Деснянской районной поликлинике.
Поликлиника пыталась достичь с нами мирового соглашения, пригласила на переговоры, а потом представитель поликлиники... перестал отвечать на звонки. Мы с родителями Наташи приехали на переговоры без приглашения. И тут главврач поликлиники нас огорошила: «Какие деньги на детей? Вот пусть они вырастут и тогда подают на суд. А Дмитрий ничего не получит. Пусть докажет, что детьми занимается. И потом, он уже семью новую завел. Так страдал, а раз женился, какая ему теперь помощь нужна?» Я напомнил главрачу, что мы пришли обсуждать не то, как живет Дмитрий. На что она ответила: «Я ж не виновата, что взяла неквалифицированного медика. Откуда мне было известно, что она такой специалист? Я ее не аттестовывала, просто оформила на работу».
— Поначалу главврач называла одну, существенную сумму, потом пригласила своего юриста, и озвучила другую — 30 тысяч гривен, куда входила компенсация морального, материального ущерба и судебных издержек, — добавила мать Наташи. — Но такие деньги ушли только на похороны и установку памятника дочери. То есть мировое соглашение получилось совсем не мировым, скорее насмешка над памятью дочери. Когда мы уходили, главврач сказала вдогонку: «И почему я должна средства изыскивать, чтобы деньги платить? Виновата врач, пусть она и платит. Мне нужно думать о живых пациентах».
— Дальнейшие дебаты продолжились в суде, — говорит Игорь Хуторненко. — По настоянию поликлиники на суд как третье лицо пригласили гинеколога Нестереню, которая к тому времени уже освободилась из мест заключения. Из назначенного срока год и шесть месяцев она отсидела девять месяцев и решением Шевченковского районного суда была условно-досрочно освобождена за примерное поведение. Выступая на суде, назвала иск к поликлинике, где она раньше работала, «необоснованным». И... ушла, не дождавшись судебного решения.
15 июля этого года суд признал наш иск, но удовлетворил его частично. Деснянскую поликлинику обязали выплатить 15 тысяч гривен морального и 40 тысяч материального ущерба. За эти деньги детей, конечно, не вырастишь. Мать Наташи приняла решение не подавать апелляцию. Теперь мы будем готовить новый иск, уже от имени отца Наташи.
Я позвонила в один из медицинских центров столицы, чтобы поговорить с вышедшей на свободу врачом. Это учреждение она назвала своим местом работы. Но журналисту «ФАКТОВ» ответили, что врач год как уволилась.
— А вы будете подавать на апелляцию? — спросила я главного врача поликлиники Деснянского района.
— Нет, мы полностью признаем и доверяем решению суда.
— Тем не менее во время переговоров с родными Наташи и их адвокатом по поводу мирового соглашения вы сказали: мол, «не виноваты, что взяли неквалифицированного медика» и заявили, что «пусть платит врач, мне нужно думать о живых пациентах».
— Я не произносила таких фраз. Да, действительно, юристы общались между собой, вели переговоры, но к мировому соглашению не пришли. Я не могла назвать свою бывшую подчиненную «неквалифицированным работником». Она была аттестована. Это квалифицированный специалист со стажем работы. Прошла путь от медсестры до опытного онкогинеколога. Пришла к нам в 2008 году. Работала временно на ставке врача, находившегося в декрете. И вот такая страшная, нелепая ошибка. Кстати, вина остальных работников поликлиники, которые оказывали помощь пациентке, судом признана не была. Мы провели все необходимые реанимационные мероприятия до приезда бригады «скорой».
— Все понимаю, — говорит мама Наташи. — Бывают страшные ошибки. Но Нестереня ни разу к нам не подошла, не попыталась объясниться по-человечески, не попросила прощения, не предложила помощь. Врач отсидела всего девять месяцев, испугаться, что называется, не успела, а уже вернулась в семью... Когда гинеколог зашла в зал во время судебных дебатов, меня стало трясти. Не могла на нее глаз поднять, так тяжело было. Но сама Наталья Валерьевна вела себя очень спокойно. Выглядела прекрасно: костюм, прическа, даже поправилась после тюрьмы. Совсем не прятала взгляд — как человек, уверенный в том, что он ни в чем не виноват.
Кто хочет морально поддержать маму Наташи Ирину Евгеньевну, может позвонить по телефону: (097) 380 42 55.
7900Читайте нас у Facebook
