«В санчасти страдающему от боли сыну дали какую-то таблетку и отправили назад в казарму»
Теоретически, начиная с этой осени, матери украинских допризывников могут вздохнуть с облегчением — отныне срочной службы не существует. В контрактной же армии наверняка прописаны другие условия по отношению к добровольцам в военной форме. И, казалось бы, история Максима Пилипенко из Мелитополя Запорожской области больше не должна повториться. Но, по мнению его мамы Натальи Мосалевой, контрактники — такие же молодые пареньки, а командовать ими будут те же самые офицеры, которые зачастую считают, что беречь подчиненных необязательно.
Больше года пострадавший юноша ждет выплаты медицинской страховки, положенной ему по закону. Родители Максима, спасая его, были вынуждены занимать деньги и оформлять кредиты, которые теперь надо возвращать с процентами. А обещанной единоразовой помощи, предназначенной для реабилитации парня, до сих пор нет!
«Однажды на обед нам привезли кашу с… червяками»
— К удивлению друзей и знакомых, я очень хотел служить в армии, — признается «ФАКТАМ» 20-летний Максим Пилипенко. — Окончил профессиональное училище по специальности водитель-автомеханик. В общем-то, я и в армии числился водителем-механиком. Но ни водить технику, ни овладевать иным воинским искусством не пришлось — через день мы ходили в наряд, а в остальное время нас использовали как бесплатную рабочую силу. Кстати, у всех знакомых пацанов служба проходила по-разному, но так же бестолково.
Дед Максима был военным, и физических нагрузок парень не боялся с детства — занимался борьбой, пауэрлифтингом, на здоровье никогда не жаловался. Девятого апреля 2012 года новобранец отправился в ряды Вооруженных сил Украины. Служить довелось в Умани, в воинской части А3024 войск противовоздушной обороны. Родные съездили к нему на присягу.
— А летом сын звонит и жалуется: «Мам, тут так плохо кормят, у меня после этой еды очень сильно желудок болит», — говорит Наталья Мосалева. — Сказал, что в медпункте ему просто дают какую-то таблетку, и все. Так было раза три-четыре.
— Кормили нас отвратительно, — рассказывает Максим. — Мало того, что еда безвкусная, так еще однажды кашу привезли с… червяками! Правда, начальник караула шум поднял, и нам доставили новый обед. Но кушать все равно что-то нужно было, не станешь же на голодный желудок тяжести таскать.
Дело в том, что воинскую часть начали расформировывать, и молодым бойцам пришлось разбирать все, что можно, на спортивных площадках, в автопарке, складах и загружать фуры, которые покидали пределы территории. Так бы и прошел в хозяйственных трудах срок положенной службы до «дембеля», но однажды Максиму стало плохо прямо на посту. День был выходной, и поднимать панику боец не стал, а терпеливо дождался смены.
— Вечером в воскресенье, 11 ноября, сын позвонил и сказал, что у него сильные боли в области желудка, прямо как ножом режут, — вспоминает Наталья Мосалева. — Утром пошел в санчасть: лекарств там особых нет, но ему дали какую-то таблетку и отправили назад в казарму. Потом у него начались тошнота и рвота с кровью. Во вторник, 13-го, в мой день рождения, Макс не звонит, я волнуюсь. А его в этот день, оказывается, возили в Уманскую городскую больницу, потому что боли не прекращались и состояние все время ухудшалось.
Там Максим сдал анализы, но они заболевания не показали. Глотнуть зонд парень не мог физически из-за постоянных позывов к рвоте. Отказ от зонда зафиксировали в медицинской карте, а больного солдата… снова отправили в санчасть.
— От командования мне позвонили только 16-го, когда у сына опять начались приступы и его вернули в горбольницу на операцию, после которой никак не могли вывести из наркоза, — продолжает Наталья Леонидовна. — При этом спешить в Умань не советовали. Но мне удалось поговорить с врачом, заявившим: «Приезжайте немедленно!» Максиму поставили диагноз: разрыв двенадцатиперстной кишки, разлитый гнойно-фибринозный перитонит. Судя по симптомам, вмешательство хирурга требовалось еще несколькими днями ранее; в протоколе операции, который совершенно случайно попал мне в руки, можно прочитать, что у сына там внутри все черное, гнилое. В своей санчасти сын услышал разговор медика с военным. Капитан сказал: «Что-то плохо парню, нужно его в госпиталь отправлять», а лекарь ответил: «Да не надо, он просто „косит“. И это в то время, когда Максим мог умереть в любой момент!
„В части заявили, что положенной солдату при увольнении зарплаты дать не могут — нет денег“
Встревоженная мать примчалась в Умань, а перенесшего операцию паренька тем временем доставили в Винницу, в реанимацию Военно-медицинского клинического центра Центрального региона. И буквально вытащили с того света! Но мучения семьи только начинались.
— В больничном коридоре замполит дал мне ручку и чистый лист, чтобы я написала, что… не имею претензий к воинской части, — говорит Наталья Мосалева. — Когда я возмутилась, заметил: „Ну и ладно, ваш сын уже все подписал“. Как может быть, чтобы человек, находясь без сознания, подписывал какие-либо документы? Ведь, по словам наблюдавшего сына профессора Андрея Вербы, Максима могли до больницы и не довезти. Андрей Вячеславович предупредил меня, что сын останется инвалидом, если вообще выживет. Другие же медики, даже не стесняясь, говорили, что Максим — не жилец.
Самое главное, что неясна была причина случившегося: что именно спровоцировало разрыв двенадцатиперстной кишки и последовавший за ним гнойный перитонит? Медики в первую очередь предполагали удар в живот, но и тогда, и сейчас Максим уверяет, что его никто не бил. Наталье Мосалевой посоветовали подать заявление в Черкасскую прокуратуру по надзору за соблюдением законов в военной сфере Центрального региона Украины. Оттуда сообщили, что проверка неуставных отношений не выявила. А иные аспекты и не изучались. То есть прокуратура не расследовала: могло ли плохое питание с образованием язвы или физическое перенапряжение стать причиной разрыва оболочек кишки.
— Максим поначалу решил, что у него просто от нагрузки мышцы болят, но все оказалось намного серьезнее, — продолжает мама Максима. — Командир меня огорошил: „Вы дома своего сына плохо кормили!“ Но ведь он пошел служить абсолютно здоровым! И председатель военно-врачебной комиссии, с которым связался комитет солдатских матерей, предположил: „Наверное, Максим переел в армии“.
Госпитальная военно-врачебная комиссия, осмотревшая Максима Пилипенко 4 декабря 2012 года, пришла к выводу, что парень к службе больше непригоден и должен быть снят с воинского учета. Немало нервов потрепала история с военным билетом, который представитель части, сопровождавший больного в Умань, забыл в Виннице. Пообещали, что его доставят на следующий день, но на этот раз служивый… проспал остановку и проехал дальше. Затем нашлась еще какая-то отговорка. В это время Наталье Леонидовне пришлось выдержать „бой“ с командиром части, который требовал, чтобы солдат до увольнения находился в медсанчасти, где ему, увы, не смогли бы обеспечить ни ухода, ни диетпитания. Сошлись на том, что несколько дней мама с сыном будут снимать в чужом городе комнату, чтобы прооперированный парень дважды в день ходил в часть отмечаться. В итоге билет вернули только после обращения в военную прокуратуру!
Наталья Мосалева добавляет, что военные не сразу выдали ей и справки, необходимые для получения сыном единоразовой денежной помощи. А таковая положена, согласно Постановлению Кабмина № 499
— Образцы нужных справок мне дали в городском военкомате, — возмущается женщина. — А в воинской части ими не смогли даже правильно воспользоваться: просто перепечатали текст образца со старыми номерами приказов, заменив лишь фамилии солдата и командира! Также в части заявили, что положенной сыну при увольнении зарплаты дать не могут — нет денег. За ними я зимой, с больным Максимом должна была ехать с пересадками на маршрутке или электричке под Киев, в Васильков. И это — „мои проблемы“…
„Моего Максима сделали хроническим язвенником“
Уже в Мелитополе, при расчете пенсии (кстати, гражданской, а не военной), не учли, что Максим Пилипенко успел получить звание старшего солдата. Только в сентябре нынешнего года после долгих мытарств семье удалось выбить 100-гривневую добавку к минимальной пенсии и компенсацию за предыдущие месяцы.
По словам председателя Запорожского городского фонда социальной и правовой защиты семей военнообязанных Анны Воробьевой, консультировавшей Наталью Мосалеву, принципиальной оказалась и разница в формулировке заболевания в свидетельстве о болезни. Написано „увечье получил при прохождении воинской службы“, а нужно было указать „при исполнении воинских обязанностей“, ведь Максим не сам сделал себя инвалидом. От этого зависят и размер пенсии, и льготы.
— Очень несправедливо поступили с этим мальчиком, — подтверждает Анна Воробьева. — Я звонила председателю Винницкой медико-социальной экспертной комиссии, который подписал документы, спрашивала, почему такая формулировка, и он мне объяснил, что таков приказ командира части. Но мы вместе с мамой Максима будем бороться, поедем в Центральный военный госпиталь и настоим, чтобы парня пролечили и дали вторую группу инвалидности.
Летом нынешнего года Максим дважды, с интервалом в один день, оказывался на операционном столе — в Мелитополе и Запорожье. 20 июля (через восемь месяцев после первой операции) ему внезапно стало плохо. Мелитопольский хирург Михаил Вилянов удивился — у пациента воздух в животе, внутренности разорваны: „Кто его оперировал? Операция сделана неправильно!“ Оказав максимально возможную помощь больному, медики отправили его в Запорожскую областную клиническую больницу.
— Там сыну снова провели операцию, — глаза Натальи наполняются слезами. — Как мне объяснили, врач в Умани, оперируя Максима, оставил между желудком и двенадцатиперстной кишкой всего лишь два сантиметра вместо нужных 50-ти! Из-за этого желчь забрасывается к сыну в желудок назад, там преобладает кислая среда, смешивается с поступающей щелочной, и все это разъедает шов между желудком и кишкой. И так будет постоянно. То есть Макса сделали хроническим язвенником! Сказали, что теперь у него в животе грыжа начнет расти. И самое главное, что изменить это пока невозможно, организм сына не выдержит дополнительного напряжения. Очередную операцию ему могут сделать только через полтора-два года, а до того требуется особая диета, лекарства, отсутствие любых физических нагрузок, регулярное обследование в больнице. Я живу как на пороховой бочке, плачу каждый день…
— Увольнял солдата не я лично: проект приказа готовит начальник отдела кадров, он проверяется юристом, затем его подписывает начальник штаба, — объясняет свою позицию бывший командир воинской части, на то время подполковник Игорь Дорошко. — А в чем проблема? Мы его правильно уволили. И если в статье будут написаны какие-то неправдоподобные факты, то мы потребуем опровержения.
— Мы так и не знаем, почему Максима не сразу отправили в госпиталь, а тянули до последнего момента, и проводилось ли в части внутреннее расследование. Но судиться с военными и врачами у меня нет ни сил, ни средств, — вздыхает Наталья Мосалева. — Сейчас главное — спасение сына!
— Максим периодически приезжает к нам на обследования, — говорит заведующий отделением общей хирургии Запорожской областной клинической больницы Тарас Гавриленко. — В июле нынешнего года мы его оперировали. Удалили до трех литров кишечного содержимого, зашили язву, сделали пластику желудка и кишки, задренировали кишечный тракт, провели интубацию кишечника. Повторную резекцию желудка мы делать не могли — пациент просто не выдержал бы ее. Когда парень окрепнет, постараемся восстановить функции его внутренних органов.
Сам Максим крепится, успокаивает маму и готовится продолжать учебу…
*"Очередную операцию — по восстановлению функции внутренних органов — Максиму могут сделать только через полтора-два года, — говорит Наталья Мосалева. — А сейчас мы с сыном живем как на пороховой бочке: особая диета, лекарства, регулярные обследования…» (фото автора)
9826Читайте нас у Facebook
