"Когда в госпитале я увидел парня без обеих рук с планшетом, из моего поврежденного глаза потекла слеза"
Общаясь с Александром, я смеюсь над его шутками, с интересом слушаю. Мой собеседник очень раскрепощен. Но повязка на левом глазу, которого у Саши… нет, все же выдает то, что он пережил.
— Свою травму я получил в конце августа в Луганске, когда вместе с другими бойцами делал коридор, чтобы дети и взрослые могли выехать из зоны АТО, — говорит 30-летний Александр Рахимов из Прилук. — Согласно договоренности с российскими войсками, коридор должен был продлиться до четырех часов дня, но нас стали обстреливать за десять минут до назначенного времени. Тогда мирные жители уже уехали, а солдаты остались. В нас летели пули, снаряды — обстреливали из «Градов». Кто-то рыл земляные окопы, другие залезали в картонные коробки. Вдруг я почувствовал, как по моему лицу полилась горячая струя крови, и солдат, стоявший рядом, смотрел на меня с ужасом. Как потом оказалось, осколок от взорвавшегося снаряда попал мне в левый глаз, прошел через переносицу, челюсть и застрял в подбородке с правой стороны. Меня сразу на вертолете эвакуировали в Харьков. По дороге в госпиталь я встретил своего одноклассника, который тоже служил в АТО. Увидев мое окровавленное лицо, он ужасался: «Как же так? Что теперь будет?» От такой реакции мне становилось по-настоящему страшно.
*"По национальности мой отец татарин, мать русская, а во мне течет украинская кровь: я это чувствую. И считаю, что когда чужие войска приходят на твою землю, ее нужно защищать", — говорит Александр
В Харькове извлекли осколок и направили меня в киевский госпиталь, специалисты которого до сих пор восстанавливают лицо. Мне уже сделали носовую перегородку и сформировали глазницу, куда в дальнейшем установят протез глаза. К сожалению, видеть им я уже не смогу… Но зато мне не придется вспоминать эти жуткие моменты войны каждый раз, когда буду смотреть в зеркало. Помню, когда меня перевели в Киев, я всех убеждал, что в порядке, хотя внутренне очень переживал. Вдруг познакомился с солдатом без обеих рук. Своими культями он ловко управлялся с планшетом, перелистывал страницы журнала. Тогда из моего глаза, который я потерял на поле боя, покатилась слеза. Я понял: раз он смог приспособиться, то я тем более справлюсь. Недавно ко мне в больницу пришел знакомый, который долго меня рассматривал и спросил: «И оно тебе нужно было?», а я в ответ лишь сказал: «А как иначе? Я же свою землю защищал. На чужую не шел».
Когда меня привезли в госпиталь, врачи были поражены: «Осколок прошел вдоль черепной коробки, даже не задев мозг. Это невероятно». В ответ я улыбнулся: «Значит, буду жить». Но ранения, которые я получил, все равно оказались очень серьезными. У меня нет ни глаза, ни века, были повреждены верхняя челюсть и нос. Первый месяц я ел только перетертую пищу. Каждое утро чувствовал, как слизь, от которой не мог избавиться, скапливалась в носу. Это сопровождалось сильными головными болями, высокой температурой, слабостью. Сейчас уже легче. Мне сделали пластику носовых пазух, и я сразу смог дышать. Уже немного приспособился видеть одним глазом, фокусировать взгляд. Врачи очень переживали, что не смогут установить керамический глазной протез, ведь без века и ресниц, которых у меня нет, он не сможет держаться. К счастью, специалисты нашли выход.
— Новое веко удастся сделать из кожи и хряща, взятых с уха самого пациента, а для ресниц придется пересадить волосы с бровей Александра, — говорит старший ординатор клиники офтальмологии Главного военно-медицинского клинического центра Игорь Храмов. — Мужчину уже консультировали специалисты из института Шалимова, микрохирургии глаза, а также ведущие специалисты Харькова. Вместе мы и выберем дальнейшую тактику лечения. К сожалению, пока еще не научились пересаживать глаз, ведь сшить более двух миллионов нервных окончаний практически невозможно. Зато мы можем закрыть рану, устранить косметический дефект, что очень важно для молодого мужчины.
— В вашем отделении много пострадавших?
— Да. К нам практически ежедневно привозят молодых ребят с очень тяжелыми травмами. Мы делаем все, чтобы сохранить зрение каждому из них. Недавно я оперировал мужчину, в глазное яблоко которого попал небольшой осколок. После этого пострадавший еще неделю находился в плену у сепаратистов без антибиотиков и лекарств. Поразительно, но вокруг осколка сформировалась некая капсула, благодаря чему глазной нерв не пострадал, и мужчина видит. Чтобы не травмировать глаз, мы даже не стали вынимать инородное тело. Никогда не забуду и 27-летнего солдата, рядом с которым взорвалась мина и осколки попали ему в глаза. Парня сразу же доставили к нам, но уже в дороге зрительные нервы погибли. Неравнодушные люди подарили ему специальный ноутбук, книги для невидящих, которые он осваивает.
*"Пока еще не научились пересаживать глаз, ведь сшить более двух миллионов нервных волокон практически невозможно. Мы можем закрыть рану и устранить косметический дефект", — говорит офтальмолог Игорь Храмов
— Как вы оказались на войне? — интересуюсь у Александра.
— Когда весной друзьям стали приходить повестки, я пришел в военкомат и сказал: «У меня есть руки, ноги, и я тоже могу воевать». Кроме того, десять лет назад я проходил службу в армии, где был разведчиком. Посмотрев мои документы, чиновники ответили: «Такие люди нужны» — и я стал командиром разведки. Меня и еще десять человек, которые находились в моем подчинении, закрепили за механизированным батальоном и направили в Черниговскую область на границу с Россией, где мы охраняли мост. По утрам возле речки было очень холодно, и я даже угодил в больницу с воспалением легких. Когда после выздоровления вернулся к службе, меня перевели в Луганск. Именно тогда президент Украины Петр Порошенко приказал создать гуманитарный коридор для мирных жителей, чтобы те могли выехать из зоны боевых действий. Я стал одним из военных, которые вместе с украинской милицией и бойцами батальона «Айдар» в течение десяти дней создавали коридор. Мы должны были следить за порядком, при необходимости защищать мирное население, проверять документы людей, машины, проезжающие через блокпосты. Старались делать все тщательно, но быстро.
— Как вели себя мирные жители?
— Все были очень напуганы, сдержанны. Многие не понимали, что происходит. Никогда не забуду пятилетнюю девочку, сидевшую в машине с каменным лицом. Она смотрела в одну точку совершенно без эмоций, ни на что не реагировала, молчала. Помню и мальчика такого же возраста, который все время кричал, родители не могли его успокоить. Тогда понял: так выглядит война. Каждый переносил стресс по-своему. Один дедушка, у которого не было машины, дошел к нам пешком. Он признался, что уже два дня находится в дороге и ничего не ел. А ведь ему не меньше семидесяти лет. Мы накормили старичка и помогли выехать на нашей машине. На время, пока действовал коридор, было объявлено перемирие с врагом. Но несмотря на это, в нас иногда стреляли, причем прицельно — в конкретных людей, стоящих на определенных позициях. Тогда мы отстреливались из зенитки, и огонь прекращался.
— Как ваши родные отреагировали, когда узнали о ранении?
— Позвонил маме уже когда был в Киеве и моей жизни ничто не угрожало. Я долго не говорил ей, что иду на фронт. Понимал: она будет переживать. Но не идти не мог. По национальности мой отец татарин, мать русская, а во мне течет украинская кровь, и я это чувствую. Иногда во время службы мы выбирались в город Счастье, который находится возле Луганска. Сейчас этот город практически разрушен, но тогда там еще была мирная жизнь: в магазинах продавали продукты, взрослые ходили на работу, а дети играли во дворе. Я смотрел на это и хотел, чтобы так было по всей Украине, чтобы мои родные никогда не узнали, что такое война, не видели, как убегающие от обстрела люди прячутся под БТРами. Но для этого кто-то должен находиться там, на передовой…
После того как волонтер Киевского военного госпиталя Ирина Солошенко рассказала мою историю в Интернете, мне звонят незнакомые люди, переводят деньги на карточку, желают скорейшего выздоровления. И я всем очень благодарен за это. Каждый раз, когда получаю сообщение со словами поддержки, понимаю, что обязательно выздоровею, ведь теперь я не могу подвести всех тех, кто позаботился обо мне.
Желающие морально и материально поддержать Александра, которому еще предстоит длительное лечение, могут связаться с ним по телефону (099) 043−57−51.
Фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
8644Читайте нас у Facebook
