Волонтер Наталья Шахуд: "Может, война нужна для того, чтобы люди научились ценить жизнь, добро и милосердие?"
«Говорят, что снаряд дважды в одну воронку не падает. Но это не про меня, — вздыхает 44-летняя Наталья Шахуд (на фото в заголовке). — Сначала я пережила ужасы войны в Сирии и бежала оттуда с детьми в Украину. Тогда мне казалось, что Луганск самое безопасное место. Кто мог подумать, что всего через три года здесь начнутся боевые действия? И снова обстрелы, страх, смерть… Я была вынуждена убегать от войны второй раз, но уже в своей родной стране».
«Военные вламывались в дома, убивали беззащитных людей, забирали золото, деньги, мобильные телефоны»
— В Сирию я уехала в 1994 году вместе с мужем, — рассказывает Наталья. — А познакомила нас моя мама (она работала нотариусом). В то время я только окончила школу и готовилась поступать в вуз, хотела стать дизайнером. После курсов рисования обычно забегала к маме на работу. Однажды прихожу, а в мамином кабинете сидит черноглазый парень. Ибрагим учился в Луганском мединституте, пришел к нотариусу оформлять покупку автомобиля и, как потом признался, увидев меня, влюбился без памяти. Сначала я отвергала ухаживания Ибрагима, но мама сумела меня переубедить: «Посмотри, какой хороший парень. Будет врачом, и при деньгах».
Тогда многие думали, что выйти замуж за иностранца — это предел женского счастья. Ибрагим сильно отличался от наших мужчин. Был мужественный, самоуверенный, легко решал бытовые проблемы. В общем, через четыре месяца мы поженились. Спустя год у нас родилась дочь. Когда Ибрагим окончил мединститут, мы уехали на его родину, в Сирию. По местным традициям, молодая семья должна два года прожить под опекой родителей мужа, в их доме. Для меня это стало тяжелейшим испытанием. Было сложно жить по чужим и непонятным мне правилам.
Через пару лет Ибрагим занял большой пост: его назначили заведующим банком крови в местной обладминистрации. Мы смогли купить собственный дом и переехали от родителей мужа. У нас родились еще две дочери и сын. Жили мы по меркам Сирии очень хорошо. Но все изменилось в марте 2011 года. После серии восстаний на Ближнем Востоке (в Тунисе, Египте и Алжире произошли государственные перевороты. Эти события получили название «арабская весна». — Авт.) сирийцы тоже решили свергнуть действующего президента Башада Асада. По всей стране прокатилась волна демонстраций, люди требовали элементарной социальной защиты и повышения уровня жизни. В Сирии очень много семей живут за чертой бедности, практически в полной нищете. Однако власти объявили участников мирных протестов террористами, организовали мобилизацию и с помощью солдат попытались придушить восстание. Это привело к массовым беспорядкам. И тогда правительство начало «зачистки».
Знакомые предупредили, что в нашем городе будет масштабная «зачистка». Но я даже не представляла, насколько это страшно. Сначала исчезла телефонная и мобильная связь. Потом мы услышали взрывы. Правительственные войска окружили город танками и обстреливали его по периметру, уничтожив почти все дома на окраине. После этого в город вошли солдаты. Они выламывали двери и, не разбираясь, расправлялись с людьми. Услышав, что в наш дом пытаются ворваться, я сама открыла двери. Зашли 12 мужчин в военной форме и с оружием. Они обыскали комнаты, перевернув все вверх дном. Я не смогла найти ключи от гаража, и они изрешетили пулями дверь…
Когда солдаты ушли, я через окно увидела, как они вытащили из дома нашего соседа. Потом узнала, что его и еще троих мужчин из ближайших домов расстреляли. Военные вламывались в дома, убивали беззащитных граждан, забирали золото, деньги, мобильные телефоны… После такой «зачистки» горожане жили в страхе, боялись выйти на улицу. Когда нам сообщили, что готовится вторая «зачистка», муж сказал: «Вам лучше уехать к твоим родителям в Луганск». Я быстро собрала вещи, взяла детей и улетела в Украину. Старшая дочь осталась в Сирии: за два месяца до этих событий она вышла замуж.
«На моих глазах ранило соседку, но вызвать „скорую“ было невозможно. Пока врачи приехали, женщина скончалась…»
— Рассчитывала, что мы с детьми пробудем в Луганске недолго, — продолжает Наталья. — Но все вышло иначе. В Сирии началась гражданская война, и мой муж спешно выехал в Турцию. Ибрагим сказал, чтобы я с детьми перебиралась к нему. «Хорошо, — говорю, — но моих родителей тоже заберем». К тому времени мама полностью потеряла зрение, а болезнь ног приковала отца к постели. Это разозлило Ибрагима: «Сдай своих родителей в дом престарелых!» И тогда я приняла решение остаться в Украине. Во-первых, не могла бросить больных маму и отца, а во-вторых, после той ситуации возненавидела мужа.
Я устроилась на работу, а средней и младшей дочерям пришлось срочно изучать украинский язык. По результатам тестовых экзаменов старшая девочка вместо выпускного класса продолжила учебу в девятом, а младшая, семиклассница, попала в пятый. Как только на новом месте наладилась жизнь, началась война. В том, что сейчас происходит в Луганске, виноваты отчасти и сами луганчане. Я часто слышала, как местные пенсионеры мечтали о возвращении в Советский Союз, а младшее поколение почему-то считали себя русскими. Никто не противился захвату власти в городе, наоборот, большинство радовалось приходу «русской весны».
Когда перестал ходить общественный транспорт, пропало электричество, а на улице постоянно разрывались снаряды, жить в городе стало невыносимо. Офис мобильной связи, где я работала, закрылся. Потом умерла моя мама… Днем, под обстрелами, я бегала за водой на другой конец города. В Луганск перестали завозить продукты, мы голодали. Дети страшно боялись бомбежек, а я каждый раз молилась, чтобы только наш дом не зацепило. На моих глазах осколки снаряда ранили соседку, а я не смогла вызвать «скорую», потому что мобильная связь не работала. Остановила проезжавшую мимо машину, попросила водителя доехать до ближайшей больницы и сообщить о раненой. Когда приехала «скорая», соседка уже скончалась…
Я много размышляла, почему война ходит за мной по пятам. И поняла: мы живем в смутное время, и в Сирии, и в Украине ситуации в чем-то похожи. Может, война нужна для того, чтобы люди научились ценить жизнь, добро, милосердие? В августе 2014 года, когда бомбили так, что земля дрожала под ногами, и я думала, что мы все погибнем, позвонил знакомый: «Вы еще в Луганске?! Немедленно уезжайте!» «А куда?» — спрашиваю его. «В Счастье пустует мамина однокомнатная квартира. Можете пожить там», — говорит. Я ухватилась за эту возможность. Город Счастье под контролем украинской армии, там, говорили, люди живут намного лучше. Да, часто обстреливают, но есть продукты, вода и свет.
*Для жителей Счастья и переселенцев бесплатные продуктовые наборы — это едва ли не единственная возможность выжить
Тот же знакомый помог мне перевезти отца, детей и наши вещи. Местные власти всячески поддерживают беженцев, нам сразу начали выдавать гуманитарную помощь. Помогли переоформить документы, чтобы мой отец смог получать пенсию по инвалидности. Буквально с первого же месяца нам стали выплачивать компенсацию от государства как переселенцам. Я бесконечно благодарна сотрудникам городской администрации за участие и отзывчивость. Нигде не встречала таких душевных людей, как в городе Счастье.
«После сильных обстрелов шестилетний сынишка начал спать в шкафу, а дочка — возле входной двери»
— Я пыталась устроиться на работу в Счастье, но места были заняты, — рассказывает Наталья Шахуд. — Тогда отправилась в городскую администрацию: «Вам нужны помощники? Я готова выполнить любое задание». Мне хотелось хоть как-то отблагодарить город за добро. В мэрии сказали, что им как раз требуются волонтеры. Гуманитарную помощь, которой местных жителей и переселенцев обеспечивает штаб Рината Ахметова, в Счастье распределяют при активной помощи городских властей. Сначала я собирала анкетные данные тех, кому положена помощь. Потом меня попросили постоять на выдаче гуманитарных наборов, и оказалось, что это у меня хорошо получается.
Это работа не из легких. Штаб Ахметова регулирует выдачу продуктовых наборов таким образом, чтобы не было очередей, и люди не ощущали дискомфорт. Но «профессиональные получатели» и скандалисты постоянно создают проблемы. Первые обманом пытаются взять по несколько продуктовых наборов. Вторые приходят ругаться: «Моей соседке продукты дали. А чем я хуже?» Объясняю, что, мол, штаб опекает только тех, кто действительно нуждается. Мы ведь по несколько раз проверяем информацию. Но разве меня слушают? Кричат: «Вы воруете мои продукты!» Случалось такое, что приходилось вызывать милицию.
Но все эти неприятности с лихвой компенсируют моменты, когда ощущаешь моральную отдачу за свои старания. Например, молодая мама признается, что потеряла молоко, и детское питание из гуманитарного набора кормит ее дитя. Или, бывает, помогу старушке вынести пакет из здания и погрузить его на тележку, а она удивляется: «У вас такой сервис!» Да просто услышать «спасибо» для меня большая радость. Стараюсь привлекать младшую дочь, 15-летнюю Лину, к волонтерской деятельности. Это учит понимать людей, развивает чувство ответственности и сострадания. Лина часто приходит ко мне на работу, подносит документы и продуктовые наборы. Средняя дочка сейчас учится в Виннице, поэтому у меня только одна помощница.
Мои младшие дети до сих пор не могут оправиться от пережитого ужаса сначала в Сирии, а потом в Луганске. Шестилетний сынишка Ахмат пугается громких звуков и страшно боится фейерверков. Год назад Счастье сильно обстреливали. Мы не ходили в бомбоубежище из-за моего папы, он ведь инвалид, и прятались в коридоре. Один раз мина упала на крышу нашего дома, и в квартирах вынесло стекла. После этого Ахмат начал спать… в шкафу. Я соорудила ему там постельку. А Лина на ночь укладывается на матраце возле входной двери — это самое безопасное место в квартире.
Сейчас я совмещаю волонтерскую деятельность и официальную работу. Недавно мне сообщили, что мэрии требуются социальные работники, а желающих ими стать нет. Во-первых, работа тяжелая, а во-вторых, нужно было восстановить базу данных по инвалидам и одиноким пожилым людям, утраченную после захвата Луганска террористами. Но меня эти трудности не испугали. Я уже много лет ухаживаю за отцом, необходимые навыки есть. А обойти дома, найти инвалидов — разве это так сложно? В общем, я взялась за эту работу. Теперь опекаю 12 одиноких и тяжелобольных людей. Это самое малое, что я могу сделать для Счастья — города, который стал моим вторым домом.
1493Читайте нас у Facebook
