Обручальные кольца молодожены наделяли мистическим смыслом и хранили как святыню
В свадебный обряд вовлекалось множество лиц. Торжество должно было всех утешить и восхитить, напоить и накормить, запомниться и объявить о возникновении нового семейного очага. Но уже в XIX веке в Киеве стремились упростить «архаические церемонии», придать обряду новый смысл.
Княгиня Екатерина Васильчикова выдавала раскаявшихся проституток замуж за солдат
У невесты Ивана Франко Ольги Хоружинской была мечта. Она, как пишет ее сестра Антонина Трегубова, очень хотела «венчаться в белом платье с фатой, и чтобы жених и гости были во фраках». Ни у молодожена, ни у «бояр» (шаферов) фраков не было — пришлось брать их напрокат.
По воле невесты киевские интеллектуалы вырядились «фрачниками». Венчались в церкви Коллегии Павла Галагана (на нынешней улице Хмельницкого в Киеве) по всей форме — с образами, коронами. Но, увы, настоящей свадьбы все равно не получилось. Гости умудрились превратить банкет в полулегальное сборище. Вели себя, как на митинге, произносили речи о политическом положении и необходимости сближения украинских громад Киева и Львова. Саму женитьбу Франко выступающие называли символом единения, «хднання галичанина з укращнкою, як певною мiрою полiтичний брак». Так говорил известный филолог Павел Житецкий, и когда он закончил речь и кто-то вдруг ни с того ни с сего крикнул: «Горько!» — пришла очередь самого Франко поразить невесту. «Молодой, — пишет Антонина Трегубова, — не знал, что это (»Горько!») означает, пока какой-то мужчина не объяснил, поцеловал меня, и Ольга ответила молодому поцелуем, а потом горько зарыдала».
На следующий день полиция уже разыскивала участников этой необычной свадьбы. Священника и шаферов допрашивали в охранке, молодые успели скрыться. Франко запретили когда-либо появляться в Киеве. Такова была цена этой свадьбы-митинга. Писатель смог вновь посетить Киев только в 1909 году, уже постаревшим и больным, на похоронах своего друга Петра Косача — отца Леси Украинки…
Кроме «политических», бывали в Киеве и «благотворительные» свадьбы. Их стремилась внедрить в жизнь Киева жена генерал-губернатора княгиня Екатерина Алексеевна Васильчикова. На добровольные пожертвования горожан устраивались «магдалинские приюты» для девиц, пожелавших оставить профессию проститутки. Княгиня выдавала раскаявшихся «барышень» замуж за солдат и устраивала для них пышные показательные свадьбы. Каждой такой невесте полагалось приданое: сто рублей, постельное белье и приличная одежда.
Но княгине почему-то и в голову не приходило, что многих ее подопечных интересовали только деньги. Ради них они готовы были ломать любую комедию. Бывали случаи, когда супруг-солдат прямо со свадебного пира сам отпускал новобрачную к одному из шаферов — «человеку из благородных».
Среди состоятельных людей было заведено, вернувшись после венчания, сразу мчаться с чемоданами на вокзал
Горожане, далекие от политических и благотворительных страстей, видя, как образованные люди перекраивают древние обряды, также начинали практиковать в своей среде бракосочетания со всякими вариациями и новациями. Каждый устраивал их по своему вкусу.
«Зачем эта торжественность обряда? — говорили они. — Отчего бы не обвенчать молодых дома, без всякого шума, без огласки, без выставки перед обществом? К чему это убранство невесты? К чему вообще вся эта праздничность?.. »
Чаще всего фантазия дальше ужина в роскошном ресторане или вечеринки в кругу друзей не шла. Среди состоятельных людей было заведено, вернувшись из церкви, на скорую руку угостить друзей шампанским и, прихватив заранее упакованные чемоданы, мчаться на вокзал. Медовый месяц проводили на каком-нибудь модном курорте в Германии или на юге Франции.
Первым о вырождении и угасании в Киеве древних свадебных традиций заговорил учитель детей княгини Васильчиковой молодой педагог Первой киевской гимназии Николай Богатинов, писавший для журнала «Руководство для сельских пастырей» и снискавший себе славу консервативного публициста. По обычаю тех лет он тут же обвинил во всем разночинную интеллигенцию, которая, мол, только тем и занимается, что ведет «подкоп под крепкий союз Церкви и человечества».
«Новым людям, — писал он, — хотелось бы свести бракосочетание с высоты его общечеловеческого значения на почву грубой действительности, лишить его значения чего-то особенного, необычайного праздничного действия и сделать из него простое и обыденное явление в своей жизни».
Но стоило ли так сурово судить горожан? В иной импровизированной свадьбе было больше поэзии, искренности и душевности, чем в обычном церковном обряде и пьяном веселье на банкете. И так ли плохи были поездки для венчания в отдаленных приходских церквах? Анна Ахматова венчалась с Николаем Гумилевым в скромной Николаевской церквушке, стоявшей на окраине Киева у Никольской слободки. Кое-кто забирался еще дальше — в церковь на 7-й линии дачного поселка в Пуще-Водице.
Свадебные вечеринки происходили в кругу близких людей. Читали стихи, пели, играли сочинения композиторов. Велись разговоры за чашкой чая. Гости расходились по комнатам. Кто играл в карты, потягивая вино из бокала, иные говорили на кухне о политике. Складывалась новая городская традиция. И в ней было что-то по-своему привлекательное.
Что же касается упомянутых Богатиновым «новых людей», то есть радикальной части интеллигенции, то в быту она выделялась из общей массы горожан только тем, что доводила некоторые общепринятые вещи до крайности.
Кое-как, не соблюдая ни обряда, ни требований «хорошего тона», женился в 1913 году будущий классик мировой литературы Михаил Булгаков. «Его мать, — вспоминала впоследствии первая жена писателя Татьяна Лаппа, — вызвала меня к себе: «Не женитесь, ему рано». Но мы все же повенчались… Фаты у меня, конечно, никакой не было, подвенечного платья тоже: я куда-то дела все деньги, которые отец прислал. Мама приехала на венчание — пришла в ужас. У меня была полотняная юбка в складку, мама купила блузку. Венчал нас отец Александр (Глаголев) в церкви Николы Доброго, в конце Андреевского спуска». К свадьбе готовились всей семьей. «Мама, — писала старшая сестра писателя Вера, — шьет Мише простыни и наволочки, а Маша и Груня их метят».
Свадьба была, по интеллигентскому обыкновению тех лет, «самая скромная и тихая». В церкви были только родные и друзья. Молодым купили новые образа. С ними они явились на венчание. Мать встретила их с хлебом-солью. После венчания в доме состоялась маленькая вечеринка. «Выпили шампанского, конечно, донского», «читали телеграммы (которых с обеих сторон оказалось штук 15), а потом пошли пить чай». К чаю подавали фрукты и конфеты. «Затем посторонних отправили по домам».
Еще больше упростились свадебные церемонии в первые годы после революции 1917 года. Фактически все сводилось к добыванию бумажек, нужных для дела. Например, молодым супругам Мандельштам такая бумажка потребовалась для проезда по железной дороге из Киева в Москву. «Это, — пишет Надежда Мандельштам, — произошло потому, что комендант будущего поезда сказал, что ему надоело возить с собой баб, которые жены на недельку в поезде: «Без удостоверения не повезу». В загс с нами ходил Бенедикт Лифшиц. Один раз мы явились слишком поздно — барышня уже собирала манатки и красила губы, собираясь смотаться. Бен уговаривал барышню повременить и совершить «бракосочетание», потому что «молодым не терпится». Она посмотрела на нас опытным, холодным взглядом и сказала: «знаем мы» и «подождут до завтра»… Лишь на следующий день мы получили бумажку для коменданта поезда, а в середине 50-х годов я через суд была оформлена в законные жены». Единственным воспоминанием о такой упрощенной свадьбе оставались обручальные кольца. Даже Мандельштамы, хоть они и не венчались, купили на память в Михайловском монастыре пару дешевых колечек «от святой Варвары».
До революции к кольцам относились серьезнее. Как бы бедно люди ни жили, но кольца покупали настоящие, из золота. Такие были, например, у Булгаковых. «Кольца, — пишет первая жена писателя, — были необычные, очень хорошие, он заказывал их в свое время в Киеве у Маршака — это была лучшая ювелирная лавка. Они были не дутые, а прямые, и на внутренней стороне моего кольца было выгравировано «Михаил Булгаков» и дата — видимо, свадьбы; а на его — «Татьяна Булгакова».
В трудные годы бесприютной жизни в Москве сначала продала свое кольцо Татьяна. Потом это сделал Михаил. Кольца исчезли, семья распалась… Нужно сказать, к обручальным кольцам во все времена относились трепетно и суеверно. Даже те молодожены, которые справляли свои свадьбы кое-как, наделяли эти золотые сувениры мистическим смыслом, хранили как святыню, некий тайный залог семейного счастья и благополучия. Известный киевский краевед Анциферов, женатый на Татьяне Оберучевой (дочери начальника киевского гарнизона во времена Керенского), вообще не носил на пальце обручального кольца: интеллигенты считали это признаком мещанства. Тем не менее никогда с ним не расставался. Оно висело у него на груди на цепочке. Во время поездки в Норвегию кольцо исчезло. И тогда Анциферову показалось, что жизнь вокруг изменилась. «Как все померкло! — восклицает он. — Стало чужим, холодным, враждебным». Слава Богу, кольцо отыскалось. Но что удивительно, пишет Анциферов, «в эти дни на другом конце планеты моя Таня также во время купания потеряла обручальное кольцо». И она тоже пережила такое же пугающее чувство внезапно рухнувшего мира. «Есть ли у меня Коля? — в ужасе писала она в те дни мужу. — Есть ли у меня опора? Есть ли у меня мечта?» В такую мистическую связь супругов через их обручальные кольца верили тогда даже те, кто вообще ни во что не верил…
Многие причуды и капризы «брачующихся» видел на своем веку Киев. Ленточки на Старокиевской липе и на перилах Чертового моста. Поездки свадебных кортежей по «самым красивым местам» и фотографирование на фоне березок. Возложение цветов у памятника Вечной славы и у креста героям Крут, у ладьи (памятник основателям Киева) и к ногам «Ильича»…
Сейчас обряды возрождаются вновь. Молодые уже не довольствуются простым свидетельством о браке и заказывают венчание в церкви. Все делают «как следует». Говеют, берут благословение у родителей и у духовника, отправляются в церковь целой толпой, в соответствующих нарядах, с образами. Свадьбы обрастают пестрой любовной канителью.
Совсем новый обычай — посещение всей компанией во главе с молодыми парковых аттракционов. Он очень понравился одной невесте, сотруднице киевской газеты. «А что, слабо попрыгать на батуте в свадебном платье? Небо — земля — небо — земля! — восклицала она. — Сколько было хохоту! Я то и дело выскакивала за пределы резиновой горки, ловила кружевные юбки где-то на голове и путалась в фате, как в рыболовной сетке. Спускаясь с батута, обнаружила, что порвала белые чулки и испачкала подол платья. И это еще до официальной церемонии в загсе… А дальше был подъем в небо на «чертовом колесе». Здоровенный дежурный на аттракционе попросту поднял меня и усадил в кабинку. Еще и так трогательно махал вслед рукой… Скажу честно: Киев поднебесный, еще и в день свадьбы — это что-то».
Вполне возможно, из всей этой (в общем-то нелепой) суеты со временем возникнет стройный обряд. Поиски длятся уже дольше века. Посмотрим еще через сто лет, что из этого получится…
583Читайте нас у Facebook
