«Среди молодежи, угнанной фашистами в Австрию, я оказалась самой слабой: меня «забраковали» и хотели отправить в лагерь смерти»
— Когда я приехала в Санкт-Файт-ан-дер-Глан, мне казалось, будто в рай попала, — рассказывает Мария Трофимовна. — На дорогах ни одной ямки, дома красивые, поля ухоженные, везде чистота. Переводчица Леся Харченко, сопровождавшая меня, объясняла на встречах, что цель моего визита также в том, чтобы сказать жителям города большое спасибо за то, что спасли не только меня, но и других подневольных работников из Восточной Европы.
На приеме мэр города Герхард Мок посадил меня рядом с собой и спросил: «Как вы себя чувствуете?» Отвечаю: «Мне кажется, что я попала в сказку». Мне так хлопали! Он меня обнял и говорит: «Ну, коль вы в сказке, то вы — наша принцесса! И вы под нашей защитой». Мне организовали встречу в школе, детвора часа три вопросы задавала. Все принимали душевно, заинтересованно! Еще я там встретилась с женщиной (в годы войны ей было 12 лет, а мне 16), с которой спала в одной постели. Экскурсовод провел меня по всему городу. Я много вспомнила: «Вот тут это было, а там — родник с гор прямо в дом бежал…»
Этой истории могло бы не случиться — жизнь слишком непредсказуемая штука. И это подтверждает сама Мария Сосновская, рассказывая свою биографию. Слушая ее, словно листаешь учебник истории с пропущенными ранее страницами.
Марийка окончила 7 классов, когда началась война. Собеседница помнит, как эшелоны вывозили на север заводы с Запорожья и ближайших населенных пунктов, как угоняли колхозные стада в сторону Донецка, чтобы не достались врагу. Потом в село пришли фашисты. Не желая работать на немцев, отец Марии взял справку, что потерял зрение и не может, как раньше, работать на железной дороге. Он стал садовником.
— В колхозном саду были выкопаны ямы под новые насаждения, которые доверху заполнял растущий в степи бурьян перекати-поле, — рассказывает Мария Сосновская. - Там и пряталась сельская молодежь, чтобы в Германию не угнали. А еще у нас в селе с революции жил немец-инвалид, который был за советскую власть. Именно он спасал долгое время парней и девушек. Вот приезжают к «нашему» немцу (а мы с его сыном одноклассники) фашисты, и пока он гостей угощает обедом, то уже ни людей, ни молодежи, ни скота в селе не найдешь. Скот угоняли в посадки, а люди прятались в ямах в саду, порой по несколько часов сидели. Как только опасность миновала, мой отец подавал особый сигнал.
Однажды у нас дома чуть не случилась беда. Отец в отдельном шкафу в бутылках хранил химпрепараты для опрыскивания садов от вредителей. Зашли немцы увидели бутыли и обрадовались: «Шнапс! Шнапс!» Мама спиной заслонила шкаф, руки подняла, предупреждая об опасности. Фриц уже и стрелять был готов, а мама поясняет: «Яд!» Он тогда оторопел, понял значение. Если бы хоть один немец отравился, всю нашу семью погубили бы.
* Общаться с австрийцами Марии Сосновской помогала переводчик Леся Харченко
— Меня угнали в Австрию в конце 1942-го, — вспоминает Мария Трофимовна. — Я хоть еще несовершеннолетняя была, но попала под подозрение из-за отца, ушедшего с железной дороги. Я была маленькая, щупленькая. Когда меня привезли за границу, то первой списали в «брак».
— Как это?
— Всю молодежь сначала вывели на стадион (туда целый эшелон прибыл), приехали фабриканты, владельцы предприятий. Все выбирали себе сильных работников, а тех, что остались, вели в здание на медосмотр. Осматривали, нет ли болячек на теле, спрашивали, на что ты способен. А так как я была самая мелкая и худенькая, меня забраковали, решив, что ни на что не гожусь. Таких детей отправляли в лагерь смерти. У них брали кровь для немецких солдат, а когда доноры истощались — отправляли в печь…
— Что же спасло вас от концлагеря?
— Видно, у меня такая судьба… Помню, всем детям, кого браковали, говорили: «Домой отправим». Ой, радости-то было! Таким велели в другой комнате в определенный угол встать. И я там встала. Но разговаривать между собой нам строго воспрещалось. А тут женщина какая-то подметает и меня по ногам метлой бьет, вроде как со злом. Еще и возмущается громко: «Ты чего тут стоишь?» — «Домой отправят», — отвечаю. Тогда она еще сильнее стала в меня метлой тыкать. «В лагерь смерти, — тихо говорит, — тебя отправят». И незаметно показывает, в какой угол перейти — там, мол, приедут хозяева и заберут. При помощи этой женщины я спасла еще ребят пятнадцать, которых тоже в «лагерный» угол поставили. Нас потом отправили по семьям.
В городе Санкт-Файт на территории нынешней Австрии, куда привезли нашу партию работников, всех поразбирали хозяева. Я досталась незамужней женщине, жившей с тяжелобольной матерью и умственно отсталым братом. Моя хозяйка держала небольшой двухэтажный отель. А еще сюда местные жители приходили купаться. Дело в том, что в городе не было бани, в домах — водопроводов. В отель же поступала родниковая вода, бежавшая прямо с горы.
Кстати, тот дом по-прежнему стоит. Я была в нем. Там теперь греческий ресторан, но родник уже иссяк или в землю ушел…
Работа у меня длилась с 6 утра до 10 вечера. Я растапливала шесть печек сразу — углем, дровами. Если привозили машину топлива, то должна была его занести в сарай. Убирала за клиентами, приходившими купаться. Стирала в корыте, в котле вываривала белье (стиральные порошки у них уже тогда были хорошие). А простынями клиенты вытирались махровыми. Ох и намучилась, стирая эти простыни! Окуну в воду — и поднять не могу, чтобы выкрутить… Еще я убирала во всем доме, вымывала, вычищала, не приседая за день ни на минутку. Спала на кухне, на продавленном диване.
.jpg)
* Мария Трофимовна прошлась по городу, вспоминая, каким он был 70 с лишним лет назад
— Хозяйка вас обижала?
— Нет, она и сама не отдыхала, ведь в доме было двое больных людей. Хозяйка заботилась о том, чтобы привезти дрова и сделать прочие заготовки. Она рада была, что я работаю и люди остаются довольны. Помню, хозяйка делала лимонад на родниковой воде, так я потом больше никогда такого вкусного лимонада не пила. Может, потому что было голодно?.. При мне умерла хозяйкина мама, и осталась она со своим братом-инвалидом. Он был спокойным, не буйным. Скажешь: «Ганс, сделай вот это», — он поможет.
Многие жители городка, приходившие мыться, втайне от хозяйки давали мне что-то из еды. Приходилось прятаться в туалете, чтобы съесть этот кусок хлеба.
В какой-то момент я так обессилела, что сердце было готово выскочить из груди. Не требовалось даже трубочку прикладывать, чтобы послушать, как оно бьется, — на расстоянии можно было считать удары! Однажды на улице я потеряла сознание, и кто-то из жителей отнес меня в костел. Монахини позвали доктора, потом почти месяц за мной ухаживали, подлечили и подкормили. Хозяйка увидела, что я более-менее выздоровела и сказала доктору: «Или вы мне ее выписываете, или я возьму другую работницу». Я вернулась. Если бы хозяйке дали другую девушку, меня отправили бы в концлагерь.
* Мэр австрийского города организовал украинской пенсионерке теплый прием
— Освобождал наш городок Иосип Броз Тито — в то время лидер югославских партизан, — рассказывает Мария Трофимовна. - Работников позабирали у хозяев. Меня отправили в село рядом с городом на текстильную фабрику, где изготавливали льняные нитки. И тут мне опять повезло: вскоре весь город разбомбили с самолетов. Мне рассказывали, что только дом, в котором я жила, уцелел. На фабрике тогда тоже был тревога, все побежали в лес. А мне так спать хотелось, что я осталась в бараке, на верхних нарах. Вдруг как бахнуло в фабрику! Все разворотило, окна повылетали, меня сверху сбросило, но я даже не ушиблась. Разве это не Божья сила меня спасала? Значит, я нужна еще на этом свете.
В Австрии бывшие остарбайтеры оставались до конца июля. Сначала их опекали югославские партизаны, затем еще два месяца подкармливали американцы.
— А потом они нас отвезли к советским войскам, которые до города не дошли километров 200, — вспоминает Мария Трофимовна. - Вот там-то и начались допросы! В общем, хватили мы от своих… Это было страшно, обидно и унизительно. Я пробыла в Австрии два года и семь месяцев, а на допросе, зная мой возраст, спрашивают: «Как же ж ты туда попала? За каким-то фрицем побежала?» Представляете?! Настолько уж мягкий у меня характер, но и я не выдержала: «Если бы вы нас не продали, то мы бы сюда и не попали!»
— За такие слова вас могли бы в советский лагерь отправить…
— К счастью, не отправили.
— Как вы добирались на родину?
— Через пол-Европы, пешком, огромной колонной — человек 200. Шли два месяца. Домой я попала в конце сентября 1945 года. А поездами в это время вывозили все заводы с территории побежденной страны. За что потом нам тамошнее население сказало спасибо, потому что они построили новые, более передовые предприятия. И у них теперь такая цветущая страна.
Когда Мария Сосновская вернулась домой, оказалось, что ее село сожжено, отец погиб в Варшаве, два старших брата похоронены в Белоруссии. Остались только мама и младший братишка. Пришлось налаживать быт. Потом Мария Трофимовна окончила курсы медсестер. Вышла замуж, долгое время жила в Казахстане, работала в воинских частях продавщицей, заведовала магазином и столовой. Воспитала с мужем двух дочерей и сына. Она и сейчас не сидит без дела: в качестве волонтера общественной организации «Международный фонд «Взаимопонимание и толерантность» помогает другим пожилым людям в Запорожье.
3571Читайте нас у Facebook
