Народный артист россии александр панкратов-черный: «подарок от бориса ельцина — «жигули» — мне передали с пожеланием научиться не разбивать машины»
«Надеюсь, укачу отсюда в Москву одну из бочек «Мадеры»
- Хоть и говорят, что заранее не поздравляют, — с наступающим вас, Александр Васильевич!
- Спаси-и-ибо (довольно улыбается)!
- День рождения с размахом гулять будете?
- У нас с моим другом актером Борисом Хмельницким давняя традиция. Поскольку Боря появился на свет всего на сутки раньше, чем я, дни рождения мы празднуем вместе. Обычно закрываем ресторан Дома кино, приходят Борины и мои друзья, и мы отмечаем сначала его день рождения, а потом заполночь — мой. Очень удобно: получается день рождения в квадрате. В этом году Боря, зная, что я сейчас на съемках в Севастополе, уже звонит, беспокоится: «Саша, как будем отмечать?» Пол-Москвы ждут нашего праздника, поэтому продюсер фильма, в котором я снимаюсь, отпускает меня на пару дней в столицу.
- Подарки уже заказали?
- Надеюсь, я укачу отсюда с собой в Москву одну из бочек «Мадеры» (смеется). Вообще же, друзья обычно дарят то, чего нам с Борисом не хватает в жизни. Например, когда я купил дачу, мне подарили гамак. Потом — бассейн немецкий… Словом, все необходимое. А однажды Борис Ельцин подарил… «Жигули». Спустя еще пару лет презентовал золотые часы. На 55-летие Владимир Путин наградил меня медалью «За заслуги перед Отечеством» второй степени. Боре Хмельницкому, кстати, тоже однажды подарили машину — иномарку. Поэтому, когда мне вручали ключи от «Жигулей», я даже возмутился: мол, что же, у Бориса Николаевича иномарки не нашлось? На что мне сказали: «Он знает, что ты все равно никогда за рулем не сидел, а если и садился, то разбивал машины вдребезги. Поэтому сначала научись ездить, а потом… »
- Что, часто в аварии попадали?
- Раза три разбивал машины, а один раз вообще прямо на съемках произошел несчастный случай. Фильм назывался «Происшествие в Утиноозерске». Я должен был вскочить в «Жигули», сорваться с места и на скорости свернуть за угол дома. За углом поставили милиционера и администратора — симпатичную молодую девочку, чтобы они никого не пускали на дорогу, я ведь не вижу, что там за поворотом. Два дубля отсняли, Семен Морозов, режиссер фильма, попросил снять третий. Сажусь, трогаюсь, сворачиваю на скорости за угол, а навстречу — мамаша с двумя детишками, там недалеко детский садик был. В нескольких метрах от них я резко крутанул руль влево. Перескочил через бетонный бордюр, сбил ограду и влетел в какой-то бетонный фонтан сталинских времен. В общем, разбил машину вдребезги, и сам разбился, поскольку об руль очень сильно ударился. Милиционер просто прослушал команду режиссера про третий дубль и, охмуряя девушку-администраторшу, не заметил, что женщина идет…
С той поры я за руль вообще перестал садиться. У меня теперь рефлекс: как сажусь за баранку, сразу в памяти эта картина всплывает — и я начинаю нервничать. Поэтому на съемках фильма «Классик», когда мне нужно было вести огромную фуру «Мерседес», я сказал режиссеру Георгию Шенгелия: «Гога, дорогой, давай ищи мне дорогу, чтоб, если я съеду влево или вправо, было ровное поле и на 15 километров НИ ОДНОЙ встречной машины, НИ ОДНОГО пешехода!» И все равно было ТАКОЕ напряжение! Снимали зимой, однако после нескольких дублей я вышел весь мокрый от волнения. Там в картине есть сцена: я на фуре проезжаю мимо поста ГАИ с милиционером. И знаете, у меня во время съемок почему-то было непреодолимое желание сбить эту будку ГАИ. Но, слава Богу, обошлось.
С тех пор у меня водитель. Машина своя — «Хюндай Соната», но шофера я нанимаю. Мне очень нравится мое нынешнее авто, поскольку слишком хорошие машины меня утомляют. Кстати, жена моя тоже не водит, хотя права у нее есть. Я ей запрещаю, потому что очень критически отношусь к дамам за рулем. Недаром ведь есть поговорка «Какая же езда, если за рулем… звезда».
(Мой собеседник переводит взор на бутылку «Каберне», стоящую на столе. «Ну что смотрите? Наливайте». Наполнив бокалы, делаем по глотку вина. — Авт. )
«В прежние времена вино мы пили как газировку — стаканами»
- Любите выпить?
- Люблю хорошие вина. Грузинские, например. К мясу — красные хороши: «Киндзмараули», «Хванчкара». Мы тут недавно в Грузию ездили, в Кахетию. Были на винзаводе, где нам презентовали по шесть бутылок прекрасного вина разных сортов. Поскольку между Грузией и Россией нет прямого авиасообщения, летели через Киев. Так ваши таможенники по четыре бутылки у каждого из нас отобрали, сказали: «Только две можно!» Обидно было! Я вспоминаю прежние времена, когда вино мы пили как газировку — стаканами. На улицах стояли бочки, как сейчас с квасом, и стакан вина стоил 10 копеек.
- И какой же ваш личный рекорд по потреблению алкоголя?
- Ну вот, сейчас все подумают, что я пьяница. Рекорд на самом деле большой. Марк Григорьевич (повернувшись к продюсеру и создателю фестиваля «Кинотавр» Марку Рудинштейну. — Авт. ), журналист интересуется, какой самый большой рекорд у меня был по выпивке? (Рудинштейн пожимает плечами). Ну по «Кинотавру» вспомни». Рудинштейн: «Думаю, что всем не хватило. Вот и пришлось продать «Кинотавр» (смеются).
В ресторане Дома кино висят портреты завсегдатаев. Мой портрет — самый большой. Когда директора спрашивали, почему так, он говорил: «Господа, Александр Васильевич выпил побольше вас всех!» У меня даже там был свой личный стол, который никто не имел права занимать. Так что я люблю застолье, посидеть, попить. Сейчас с возрастом, конечно, не та уже, как говорится, хватка…
- Застолья, как и положено, дракой заканчиваются?
- По пьянке никогда драк не было. Но однажды произошел неприятный случай. Я дружил с первым отрядом космонавтов — Германом Титовым и Георгием Гречко, и в День космонавтики, 12 апреля, они очень любили устраивать пышные застолья именно в Доме кино. Комсорг отряда Гера Соловьев, с которым мы были дружны, всегда меня на эти застолья приглашал. Однажды в разгар войны в Карабахе, когда армяне с азербайджанцами воевали, мы сидели за столом, и вдруг один из парней меня спрашивает: «Саша, а ты в Азербайджане бывал когда-нибудь?» — «Конечно, — отвечаю. — У меня там много друзей». «А в Армении?» — «И в Армении много», — говорю. «Так почему ты дружишь с азербайджанцами, если у тебя друзья армяне?» Я ему: «А почему нет?» И что вы думаете, человек достает пистолет и приставляет мне к виску. К счастью, там сидел сотрудник КГБ, который охранял безопасность космонавтов, так он успел вырвать у парня этот револьвер… Обычно же застолья мирно проходят. У нас всегда юмор, шутки, розыгрыши за столом.
«Панкратов — это фамилия первого мужа моей мамы. А моя настоящая — Гузев»
- Ради прикола или на спор не сбривали свои усы, без которых актера Панкратова-Черного трудно себе представить?
- Однажды пришлось сбрить. Ради работы. Я тогда в Киеве снимался в двухсерийном фильме «Часовщик и курица». Мой «тамошний» герой Таратутта постоянно приспосабливался к меняющейся власти. Начинал он без усов. Потом «косил» под Клима Ворошилова. Когда популярнее становился Буденный, он старался на него быть похожим. Потом — на Сталина, а когда тот подписал пакт с Гитлером, у Таратутты появились усы-щеточка… Я же без усов себя помню только в театральном училище. Когда во ВГИКе на режиссуре учился, тоже усов не носил, но у меня была «эспаньолка» — бородка под Дзержинского. А вообще, есть поговорка: «Казак без бороды что баба без… » Рифма! (Хохочет. )
- Фамилия-то у вас всамделишная — Панкратов-Черный?
- Псевдоним. Моя настоящая фамилия — Гузев. У меня ведь отец был репрессирован и мама тоже, ее лишь в 1959 году реабилитировали. Родился же я в Сибири, потому что дедушку моего, Току Токарева, казака, штабс-капитана Зимнего дворца, репрессировали еще в 1927-м, так семья и оказалась на Алтае. А Панкратов — это фамилия первого мужа мамы, офицера, который был разведчиком и в 1946-м погиб в Японии. Он не подвергался репрессии, поэтому, когда в 1952 году моего отца забрали, мама взяла фамилию Панкратова в надежде, что нас не будут преследовать. Так я стал Панкратовым.
А когда поступил во ВГИК, оказалось, что там учится мой полный тезка — тоже Панкратов Александр, племянник великого кинооператора Тиссэ, который снимал с Эйзенштейном «Броненосец «Потемкин». И как-то поехал мой однофамилец в Карловы Вары на фестиваль. А у меня было 18 международных премий за мои учебные режиссерские работы, обо мне в Европе знали. Саша же поехал со своей первой картиной. Сфотографировали его на обложку журнала, а биографию и фильмы перечислили мои, думая, что он — это я. После этого меня вызвали в Госкино, и зампредседателя Павленок сказал: «Саша, надо менять фамилию». — «Почему? У меня достойная фамилия достойного человека!» — «Не надо примазываться к детям и родственникам известных людей», — строго ответили мне…
И как-то Илья Вениаминович Вайсфельд, завкафедрой сценарного факультета, на пленуме молодых кинематографистов анализировал драматургию моего дипломного фильма «Штрихи к портрету» по рассказу Шукшина, — продолжает Александр Панкратов-Черный. — Из зала стали кричать: «Вы какого Панкратова имеете в виду? Их же двое». Он ответил: «Панкратова черного» — я был брюнетом, черным как смоль, а мой однофамилец — светлым. «А что, замечательный псевдоним», — подумал я. И стал Панкратовым-Черным. В паспорте же я просто Панкратов.
- Вам посчастливилось сниматься с великим Евгением Евстигнеевым…
- Вместе с ним играли в фильме «Мы из джаза» и в картине «Зимний вечер в Гаграх», где он учил меня чечетке. Мы очень дружили с Евстигнеевым. Он часто повторял: «Санька, прошу, не забывай — мы с тобой из одного гнезда». В начале 1950-х Евгений Саныч закончил Горьковское театральное училище, а я в 1964-м поступил в это же училище, к его же учителям, которые меня ругали: «Не будь Евстигнеевым. Такой же остолоп пришел»… Мы, оказывается, оба на вступительных экзаменах читали пушкинское «Буря мглою небо кроет». Только я тараторил со своим алтайским акцентом, а Евстигнеев — плевался. Мы с Евгением Санычем и семьями дружили. Лилечку, его покойную жену, я знал очень хорошо, и Галя Волчек, когда была его супругой, была дружна с моей тещей и тестем, поэтому часто в нашем доме бывала.
А работалось с Евстигнеевым очень легко, он многое подсказывал. Бывало, на съемках картины «Зимний вечер в Гаграх» режиссер Карен Шахназаров возмущался: «Не могу понять, что вы играете. У меня такого нет!» И Евгений Саныч отвечал: «Карик, поезжай в Нижний Новгород, поступи в Горьковское театральное училище и будешь понимать». А когда было уже совсем тяжко и доходило до серьезных обострений, Евстигнеев говорил: «Карик, ну чего мы будем ругаться? Встань да покажи, как надо сыграть». Карен выходил, показывал. «Поняли?» — «Поняли!» Евстигнеев мне подмигивал, и мы показывали то, что хотел Шахназаров. Режиссер снова возмущался: «Вы что, с ума сошли такое показывать?!» И тогда все делалось по-нашему…
- У вас ведь и нынче с кино все замечательно складывается?
- Сейчас снимаюсь в Севастополе в восьмисерийном фильме, который называется «Минный фарватер». Режиссер — очень талантливый Николай Гейко, это наша вторая совместная работа. Очень много молодых артистов, автор сценария — мой давнишний друг Аркаша Инин, поэтому много юмора. Я играю очень строгого мичмана, молодежь держу в руках. У меня не забалуешь: где сел — там и разувайся, резко упал — молча вставай. Моего героя за его характер матросы прозвали Горынычем… Мы уже месяц снимаем в севастопольском порту, в генштабе черноморского флота, на крейсере «Москва». Вообще, обожаю Севастополь. У меня, кстати, одна из жен была здешняя.
- И много жен было?
- НЕВАЖНО (выкрикивает с улыбкой)!
- Вот вы «Горыныча» играете, а в жизни часто приходится быть жестким?
- Случается. Например, поклонники есть, которые тебя уважают и любят кино, а бывают — хамло. Подходят в ресторане: «Пошли выпьем». Отвечаю: «Извините, сейчас не пью, не до этого». — «Ну зазна-а-ался… » — и начинается скандал, чуть ли не до драки доходит. Такое встречается, и довольно часто, к сожалению. Это утомляет и раздражает.
- Домашним тоже достается?
- Иногда бывает… Хотя на сына, например (Владимиру 27 лет, он поступил на журфак, но потом бросил и по совету Юрия Никулина пошел в цирковое училище, а сейчас — студент ГИТИСа. — Авт. ), я никогда не повышал и не повышаю голоса…
- А говорят, мальчиков наоборот надо в строгости воспитывать…
- Не знаю, надо ли, но дед меня порол как сидорову козу. Вожжами. А один раз уздечка под руку ему попалась — так грустно было. Я от него потом стал бегать. У меня рядом с домом тополь рос. Я от деда туда, как кошка, вскарабкивался и сидел там, пока он не успокоится. Сейчас на родине, на Алтае, часто бываю, и вот избу нашу старую снесли, а тополь этот остался. Сохранилась даже скамеечка, которую я там на вершине, прямо в ветках, сделал — для сидения. Представляете?
Дед у меня был казак крутой. По материнской линии колена до седьмого все предки — донские казаки, а по отцовской — черниговские казаки. Так что и украинские корни у меня есть. К сожалению, наш фамильный хутор под Черниговом не сохранился: родовое имение снесли. Кстати, на месте нашей станицы мы снимали «Батальоны просят огня», где я сыграл сумасшедшего майора, стрелявшего по самолетам из… пистолета.
- С удивлением узнал, что вы стихи пишете. Казалось бы, легкомысленный комедийный актер — и тут вдруг…
- Я с детства пишу стихи. У меня даже книга в России вышла — «Шаги к стихам». Более того, 16 страниц моих стихотворений были опубликованы в знаменитом английском королевском журнале, главным редактором которого является сама королева Елизавета. А совсем недавно я принят в международную ассоциацию Союза писателей Европы, как поэт выдвинут на премию Кафки. Сейчас готовится моя новая большая книга, которую мне помогала составлять Марина Арсеньевна Тарковская. Называется «Хочу сказать», выйдет в сентябре, около 370 страниц и красиво оформлена. Она о России, о любви, о маме, о вере человека в себя, в Господа Бога…
- А первое стихотворение помните? О чем было?
- Самое первое — о моем друге Ваньке Сидорове. В деревне у нас был прекрасный парень — частушечник, сам сочинял — сам пел. Он, подлец, заметив, что я вздыхаю по девочке Лизе Лысьевой, сочинил похабную частушку и при всех ребятах меня высмеял. Я со злости пришел к себе в избу, сел и написал на него стихотворение. Причем похабнее, чем его частушки. И тоже при всех прочитал. С той вот поры и стал писать стихи. Правда, сейчас уже без матов пишу, приличные. А дед меня за рифмоплетство порол вожжами и кричал: «СаНКа, брось писать стихи! Расстреляют, а то, глядишь, посадят. Учись колоть дрова, пахать землю — как-никак при большевиках живем».
- Поэтом мечтали стать?
- Режиссером!
- Да ладно! Сельский мальчик, который и телевизора-то не видел, — режиссером?
- Да! Хотел делать кино. У нас село было из 50 изб, покрытых дерном, из-за чего на крышах всегда трава росла, цветы. Раз или два в месяц привозили кинопередвижку. И все прелести мира я узнавал через кинематограф. Потом прочитал в какой-то книжке, что кино делают режиссеры. Думал: все, вырасту — стану режиссером, буду делать эту сказку. Я никогда не верил, что такое в жизни бывает, что автомобили такие ездят, что самолеты летают. К нам иногда лишь «полуторка» приезжала, водку привозила в магазин — других машин мы не видели. На экране же автомобили нам казались какими-то невероятными. Самолет, пароход и радио я увидел, когда мы выезжали из села: мне шел 11-й год, и нас с мамой реабилитировали, разрешив поселиться на Урале. А потом я узнал, что режиссеры, в основном, работают с артистами. Подумал: значит, сначала надо стать артистом, а потом пойти в режиссуру. Тьфу-тьфу-тьфу (стучит по столу), я был везучим в этом плане. С первого раза после семилетки поступил в театральное на актера, окончил, пошел в ГИТИС на режиссуру, и дальше пошло-поехало…
800
Читайте нас у Facebook
