Народный артист украины николай олялин: «после роли артиллериста цветаева в «освобождении» со мной норовил выпить чуть ли не каждый ветеран. А сыграл белогвардейца врангеля — поездка за границу едва не сорваласьй&qu
С Олялиным в этот раз мы встретились в его больничной палате в Феофании, куда он попал из-за проблем с сердцем. Сказываются многолетние перегрузки и прочие издержки жизни в очень непростой среде, которую он, известный острослов и хулиган, называет «кибенематограф».
Мэтр уже начал совершать прогулки по аллеям больничного парка. И, как ребенок, обрадовался новой кепочке, принесенной сыном Володей. «А то вчера вышел на солнышко — мысли плавятся!»
Усевшись по-турецки на кровати, Инквизитор из «Ночного дозора» поглаживает ладонью жесткий русый ежик, седины в котором еще не видно, она просматривается пока только в по-офицерски подстриженных светлых усах. Но, примеряя то так, то эдак обновку, он тут же становится водителем МАЗа из фильма «Мировой парень» и каждые десять минут, независимо от тем разговора, поправляет козырек и тихонько переспрашивает: «Ну как кепочка?» Артист, одно слово.
«Я попросил жену ответить поклоннице — и та вскоре написала, что готова быть моей»
Оказывается, не только женщины не любят, когда им напоминают о возрасте. Мужики в этом вопросе, похоже, еще более ранимы, только боль свою скрывают за бравадой и шуточками.
- Какой юбилей? Зачем? — говорит Николай Владимирович. — Я живу более тридцати лет в том же Киеве, ставшем для меня родным, хожу и езжу по тем же улицам, занимаюсь тем же. Это люди дали мне 65 лет. А в душе я такой же, как и был. Девятнадцать еле наскребешь… Ну разве что о сексе говорить не будем, давно в палатке не ночевал.
- Но на секс-символа отечественного кино еще тянете, не прибедняйтесь. Вон в коридоре сестричку лапищами сгребли, пусть не обижается Нелли Ивановна…
- О-о, Нелюшка и не такое прощала. Мы с ней вместе уже пятый десяток. Детей вырастили, внуку радуемся.
- Вы с будущей супругой познакомились, кажется, еще в Красноярском ТЮЗе, куда попали по распределению после учебы в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино с легкой руки министра культуры Фурцевой…
- Это я попал. А Нелли была не актрисой. Бери выше. Вторым секретарем райкома комсомола!
- Красавица, небось, комсомолка.
- А то! На нее, говорят, первый секретарь глаз положил, клинья подбивал. Встретились мы с ней однажды у нас в театре. Ей нужны были актеры для торжественного вечера. И через месяц пошли в загс. Вообще-то Нелли Ивановна у нас педагог, работала во Дворце пионеров и школьников, заслуженный учитель Украины.
- Нельзя ли семейный снимок для газеты?
- Нет, извини. Нелли у нас главный цензор, любит оставаться за кадром.
- Но почему? Все Олялин да Олялин.
- «Довольно в доме одного артиста», — говорит жена. Слава Богу, дети не пошли по моим стопам. Она, бедная, со мной и так натерпелась.
- Это когда после «Освобождения» слава поперла?
- И когда слава… Ну, представь, какой нормальной жене понравятся и ночные дежурства каких-то взбалмошных поклонниц в подъезде, и телефонные звонки, и мешки писем с признаниями?
Однажды вдруг приходит письмо из Сибири, интеллигентное… Похоже, какой-то кандидат каких-то наук, очень умная женщина, пишет такое милое письмо, в котором разбирает мои работы. Никаких сюси-муси! И Нелюшка говорит: «Коль, ну ответь!» Я говорю: «Я тебя умоляю. Не буду отвечать. Если хочешь, сама отвечай». Жена ответила от моего имени. И приходит следующее письмо: «Я согласна все бросить и быть вашей… » «Вот, пожалуйста», — говорю. Всякое случалось…
Потом как-то Нелли сказала: «Будешь обо мне говорить, домой можешь не приезжать». Этого достаточно. Достаточно того, что это мой любимый человек, мой друг с первого дня нашего знакомства.
«После «Бумера-2» я на две недели угодил в реанимацию»
- В 1998 году вы перенесли сложную операцию на сердце — аортокоронарное шунтирование. Это как у Ельцина и Черномырдина?
- Это у них, блин, как у меня!
- Денег, небось, операция стоила немалых…
- Самое печальное, что, имея на сберкнижке приличную сумму, равную 15 тысячам гривен, я вынужден был ходить по друзьям с протянутой рукой. Один пообещал дать под проценты. «Прости, говорю, а вдруг я дуба врежу?» — «Семья отдаст». Ну, я ему и сказал: «Я тебя больше знать не знаю».
В отчаянии позвонил в Москву своему другу военному летчику Петру Дейнекину, бывшему главкому ВВС России. А он только и спросил: сколько надо и как переправить. Я сам поехал, доверять кому-то такие деньги боялся.
Недавно два стента в сосуды сердца, чтобы не сужались, поставили. Тоже довольно сложная операция. Благодаря медикам Института Амосова и Феофании я снова обрел возможность работать. Снялся после этого в «Ночном дозоре», «Бумере-2»…
- А «Ленинград»?
- Ну это разве чтобы съездить в Ленинград. «Ленинград» — фильм о нескольких потоках эмиграции, и там — вот такусенькая роль генерала Антона Ивановича Деникина. Два съемочных дня и три кадра.
Изучая личность белогвардейского генерала, убедился, что это интереснейший человек, блестящий военный, настоящий патриот и… никудышный писатель. Я еле осилил записки Деникина. Его «манэра» напоминала мне жалкое подражание Виктору Шкловскому, которого обожаю.
- Ранее вы прекрасно сыграли роль и другого известного лидера белого движения — генерала Врангеля в фильме «Берега в тумане»…
- У-у-у, Петр Николаевич Врангель!.. Меня спросили о нем в военном санатории в Алуште. Разговор происходил в советское время. Я возьми и расскажи, что Фрунзе телеграфировал Ленину из Крыма: «Врангель сброшен в Черное море». А он на самом деле вывез в Болгарию полностью боеспособную 35-тысячную армию. И распустил, поняв бессмысленность вооруженной борьбы, чтобы избежать дальнейших жертв. Брат Петра Николаевича был известнейшим искусствоведом, исследователем и коллекционером отечественной живописи.
Так из-за того, что я рассказал об этом людям, у меня вскоре чуть не сорвалась поездка в Монголию! Хорошо, знакомый советский генерал выручил.
И не могу не вспомнить о «Бумере-2». Госкино России поначалу отвергало сценарий этой картины. Знакомые ребята посоветовали автору дописать туда сцены с ролью взрослого, умудренного жизнью человека и отдать ее «дяде Коле Олялину».
И все стало на места. Поехали в Ростов. Ой, бляха, вспоминать тяжело. Там сняли, я вернулся сюда — еле живой — и в реанимацию на две недели.
- Что же произошло?
- Снимали утром на реке, в тумане. Мой герой гонял на лодке, обкатывал новый винт. Ну я и надышался сырого воздуха, отекли легкие, отекло сердце. Не знаю, как ехал в поезде, как шел до машины… Одну «скорую» вызвали. Затем другую — с электрошоком. Сердце запускали. Оно остановилось.
- Пожгли грудь?
- Нет, это раньше было. После другой операции. Меня уже выписывали. Мы стояли с доктором, травили анекдоты. И вдруг я начал на него сползать. «Коля, Коля, что ты?» — подхватил меня доктор. Снова в реанимацию… А я и сосчитать не смог, сколько раз прикладывали электроды. Хорошо, жена с дочерью Оленькой приехали. «Пап, ты не смотри», — и давай застегивать мою рубашку.
Ничего. Поживем. Жизнь — замечательная вещь. «Ви меня пгастите!.. »
«До одиннадцати лет боялся гула самолета. Думал, немцы»
Популярность Николаю Олялину и еще одной восходящей звезде Вере Алентовой принес их первый фильм «Дни летные», посвященный жизни военных летчиков. У нас он полузабыт. А за рубежом пользовался бешеным успехом. Кроме всего прочего, благодаря изобретательности оператора Вилена Калюты (бывшего военного летчика) в этой картине зритель впервые увидел кадры уникальных воздушных съемок.
Лишь через годы нечто подобное американцы смогли сделать в фильме «Лучший стрелок» с молодым Томом Крузом.
- А сняться в Голливуде не мечтали? — спрашиваю Олялина.
- Свят, свят, свят!.. Я считаю, что советская актерская школа была лучшей в мире. И фильмы тоже. Не мне судить, каким получился «Ночной дозор», где я снялся уже в наши дни. Но, думаю, россияне доказали, что и голливудские штучки им по плечу.
Другой вопрос — оплата труда артистов у них и у нас. Мы могли долгие годы жить на воображаемый кусок хлеба. Чтобы более-менее прилично содержать семью, надо было сниматься одновременно в нескольких фильмах. А я еще и выпивал. Причем этому делу иногда, как и любому другому, отдавался без остатка. Кроме денег, во времена дефицитов хорошие продукты и товары надо было еще найти.
Посему, возможно, из симпатии к моим заслугам в военных картинах меня прикрепили к так называемому столу заказов — магазинчику, обслуживающему инвалидов и ветеранов войны, на улице Ванды Василевской. А жили мы тогда в «свечке» напротив Кинотеатра имени Довженко. Но мне-то неудобно, да и времени не было стоять в очередях с этими пожилыми людьми. Я посылал туда своего сына-школьника Володю с авоськой, в которую помещался «паек»: синяя курица, колечко копченой колбасы, пара банок сгущенки, зеленого горошка, мясных консервов, бутылка постного масла, килограмм гречки… Да еще к праздникам — «Киевский» торт.
И вот стоит мой Володя в очереди, а кто-то из ветеранов смотрит на него и говорит: «Да-а, наверное, совсем уж плох старик, если пацана присылает… » А я ведь тогда еще совсем молодым был.
- Вы так убедительно исполняли роли военных. Войну помните? Ведь родились ровно за месяц до ее начала, 22 мая 1941-го…
- Саму войну не помню. Да и немца к нам в Вологду, слава Богу, не пустили. После войны я пленных видел. Люди как люди. Серые какие-то, жалкенькие.
И наших помню, как возвращались. Многие из них покалеченные. Я тогда еще не понимал, почему взрослые мужики, выпив водки, плачут.
Мой отец воевал еще на финской. В блиндаж попал снаряд. Отца так ударило бревном в живот, что почти все внутренности выдавило, извините, через задний проход. Товарищи растопили тазик снега, вымыли и вправили на место, отправили в госпиталь. Позже, во время Отечественной, отца списали. Последствия того ранения сказывались всю жизнь.
А я, может это и смешно, лет до одиннадцати, как услышу гул самолета — все, летят фашисты.
- Вологду бомбили?
- Народ говорит так: одна бомба куда-то как грохнула. Провинциальный город… И хоть победа победой, но слухи-то в народе еще ходили. Девятое мая для меня — святой день.
- Прекрасными памятниками той трагической и героической эпохе стали вышедшие в годы вашего взлета фильмы «Щит и меч», «Майор Вихрь», «Путь в «Сатурн». Но они были сняты без вас…
- Да уж. Меня звали в эти фильмы. Но руководство Красноярского театра не показывало мне приглашения. Возможно, из-за моего характера (хочу одно, а навязывают другое) меня недолюбливал главный режиссер Исаак Романович Штокбант, сейчас очень известный в Санкт-Петербурге преподаватель, у него учились Юра Гальцев, Леночка Воробей и другие серьезные артисты. Позже мы с ним подружились. А тогда я написал на него эпиграмму: «Искусству нужен наш Штокбант, как «на нос» розовенький бант… » И он долго мне не мог простить эти и прочие художества.
Когда же я узнал, что администрация скрывала письма и телеграммы с вызовами на пробы, сразу в позу: что же это такое?! «А? Да! Мы забыли… Действительно… »
К счастью, с вызовом на съемки в «Освобождении» меня выручила, спасибо ей, Алена, секретарша директора театра. Увидев в почте телеграмму, адресованную на два имени — мое и директора, она поняла, что, если сообщение попадет в руки директору, тот его спрячет. Девушка перехватила меня по дороге в театр, на остановке, и тайком, как настоящий разведчик, вручила…
Но я понимал, что начальство все равно просто так не отпустит. Пришлось пойти на хитрость, записаться на два дня, якобы чтобы подлечиться, в санаторий-профилакторий. А сам — в аэропорт и в Москву! Слава Богу, утвердили на роль капитана Цветаева. И, можно сказать, благодаря этой роли я попал в Киев.
- Почему не в Москву?
- Позже, после «Освобождения» и фильма «Бег», снятого по булгаковскому роману «Белая гвардия», меня звал к себе во МХАТ Олег Ефремов. Обещал жилье, лучшие роли. Но я к тому времени был, можно сказать, нарасхват у кинорежиссеров, много работал в Москве. Заходим как-то в Кремль. Все достают документы. И я достаю. А милиционеры отдают мне честь, пропускают не глядя. Конечно, было приятно.
В Киеве же осел после съемок третьей серии «Освобождения». Здесь снимали сцены форсирования Днепра, освобождения столицы Украины. На студии Довженко встретил ее директора Василия Васильевича Цвиркунова. Он, выяснилось, знал меня еще по «Дням летным». И предложил идти работать на киностудию. Я с удовольствием согласился.
- И здесь вы встретились с Леонидом Быковым…
- Да. Леонид Федорович, царство ему небесное, предложил мне роль старшего лейтенанта Скворцова в своем будущем фильме «В бой идут одни «старики». Если помните, летчик струсил в бою, а после разговора по душам восстановил боеспособность. И позже, когда подбили, повторил подвиг капитана Гастелло.
Зато красиво Быков отомстил за мой отказ. Взял на роль Володю Талашко. Прекрасный актер. Блестяще сыграл! Увы, с этим успехом многие зрители поздравляли… меня! Их ввело в заблуждение наше с Талашко некоторое сходство.
- Говорят, что знаменитую быковскую фразу «Будем жить» придумали вы?
- Да. Снимали мы еще «Дни летные». Сцена: два деда-сторожа на баштане наблюдают похороны разбившегося летчика. Тут возле шалаша появляется главный герой, то есть я. Деды наливают в сделанные из крупных огурцов стаканы, чтобы помянуть. Летчик должен сказать что-то подобающее. Но не «царствие же небесное»! Мы же атеистами все были. А я возьми и скажи: «Будем жить!»
Эта фраза тоже не всем членам худсовета понравилась, показалась чересчур оптимистичной. Предлагали сцену вырезать, тем более что там как бы пропагандируется выпивка.
Возможно, из-за возникших споров она запомнилась многим на киностудии. И через несколько лет ее позаимствовали создатели «Стариков». Чем я и горжусь.
- Извините за жесткие ассоциации. Леонид Быков погиб в автокатастрофе. Вы — тоже водитель. За рулем МАЗа снимались и, кажется, «газона». И по той же чернобыльской трассе, что и Быков, ездили на дачу, оставшуюся потом в зоне отчуждения. В опасные дорожные ситуации случалось попадать?
- Я, можно сказать, в рубашке родился. Году, кажется, в 2001-м… На бульваре Дружбы Народов есть такой хитрый поворот в районе магазина «Мелодия». Надо было заехать в этот магазин. Я перестроился, стоял на этом повороте, все включено, пропускаю идущий навстречу транспорт. Вдруг такой удар сзади! Я, сделав два разворота, вылетаю на встречную — и попадаю под КамАЗ, который по передку как долбанет! Меня обратно дважды разворачивает и швыряет в боковую улочку… (Здесь Олялин умолкает, со свистом выпускает воздух. Черт меня дернул заставлять человека вспоминать такое. ) Ни одной царапины на мне! Я только выдохнул, бляха, и понять ничего не могу.
- Какая машина-то была?
- «Семерочка». ВАЗ. И все, кто видел, и знакомые ребята, сказали: «Коля, мы шли доставать труп».
Машину потом еле восстановили. Я тут же ее продал. Сразу купил новую. «Мазду». Хорошая машина. Делать ничего не надо. Садишься — она сама едет.
В прошлом году на дачу в Кончу-Заспу ни разу не получилось съездить. Мечтаю, может, теперь… Где-то пораньше, часов в шесть утра встану, когда транспорта будет мало, выеду на машинке туда, до базара… Нет, наверное, в этом году попаду…
551
Читайте нас у Facebook
