"Лиля Брик прислала мне колбасу салями и конфеты французские. Смешно, но все съели начальник зоны и начальник режима", — писал из тюрьмы Сергей Параджанов
Фильм «Украинская рапсодия» — рассказ о советском военнопленном Антоне, которого спас немецкий музыкант Вайнер, укрыв у себя в доме. Как сказал сам Параджанов, «в этой истории я хотел опровергнуть поговорку о том, что, когда говорят пушки, музы молчат». И режиссеру удалось воплотить замысел. Во многом благодаря отличной музыке, написанной для киноленты Платоном Майбородой. Но, несмотря на довольно неплохие отзывы критиков о фильме, «Украинская рапсодия» не принесла Параджанову особой славы.
Оглушительный успех буквально свалился на Сергея Иосифовича спустя три года, когда в 1964 году на экран вышел фильм «Тени забытых предков». Эта лента получила 28 наград на международных кинофестивалях и даже была занесена в Книгу рекордов Гиннесса по числу полученных премий. Коллеги начали именовать режиссера гением, а фильм стал классикой мирового кино.
Вот только режиссер этого шедевра Сергей Параджанов на родине получил не заслуженные лавры, а приговор суда с грязной статьей по наскоро сфабрикованному делу и нары в одной колонии с рецидивистами.
Свидетелем самого страшного периода в жизни Параджанова был художественный руководитель Луганского музыкального драматического театра, артист театра и кино Михаил Голубович. Зрителям Михаил Васильевич известен по фильмам «Комиссары», «Мерседес» уходит от погони", «Кортик», «Юркины рассветы», «Бирюк».
Основными доказательствами вины были несколько игральных карт с обнаженными девицами, ручка в виде женского торса и показания коммуниста Воробьева
Семнадцатого декабря 1973 года уже всемирно известный кинорежиссер Сергей Параджанов был арестован по обвинению в мужеложстве с применением насилия и распространении порнографии. Его посадили в Лукьяновскую тюрьму Киева.
- В милицию пришла анонимка: мол, так и так, в квартире Параджанова происходят постоянные оргии нетрадиционной ориентации, — вспоминает Михаил Голубович (на фото). — Заявителя тогда не нашли, на доносе стояла какая-то вымышленная подпись. Понятно, что дело было сфабриковано. Посадили Сергея Иосифовича не за гомосексуализм, а за протесты против арестов украинской интеллигенции начала 70-х прошлого века. Да и сам Сергей нередко говорил весьма опрометчивые вещи…
Слова Параджанова, любившего эпатировать окружающих, в те времена действительно были очень опасны. По мнению знакомых режиссера, свой срок он получил за то, что в интервью одной из датских газет сказал, что его благосклонности, в смысле — сексуальной, добивались десятка два членов ЦК КПСС. Параджанов шутил, но в Кремле юмора подобного толка не понимали и дали команду «органам».
Дело против Параджанова фабриковалось в спешке, поэтому статьи, которые ему инкриминировались, на ходу менялись. То это были валютные операции, то ограбление церквей (режиссер собирал иконы), то взяточничество. Наконец остановились на гомосексуализме — нашелся человек, который согласился дать соответствующие показания.
Закрытый суд по делу Параджанова состоялся в Киеве в июне 1974 года. Основными доказательствами на процессе были несколько игральных карт с обнаженными девицами (они принадлежали приятелю режиссера Валентину Паращуку), ручка с корпусом в виде женского торса и показания коммуниста Воробьева.
Режиссер получил пять лет лишения свободы. По сути его посадили за… изнасилование члена КПСС Воробьева.
— Как я мог это сделать? — спрашивал на суде Параджанов. — Он же на голову меня выше и намного тяжелее?
Но судей такие мелочи не интересовали.
«У местных обитателей не менее трех ходок. А у меня нет наколок, чифирь я не пью»
— Я несколько раз читал в прессе, что обвинение в изнасиловании коммуниста помогло Параджанову выжить в лагере и даже приобрести некий авторитет, — говорит Голубович. — Мол, к нему в камеру пришла делегация авторитетов, которые сказали, что восхищены им. И за это, дескать, ему уважение и почет в зоне. Бред! С такой статьей, которая была у Сергея, выжить в зоне было практически невозможно.
Действительно, родным Параджанов писал из колонии: «Я как-то рухнул. Стал страшный, квадратный, зубы все шатаются. Ни одного черного волоса… Ни на что не жалуюсь! Но страшно.
*Работаю уборщиком цеха. Недавно кто-то специально залил водой цех. Всю ночь, стоя в ледяной воде, ведрами выгребал воду. Харкаю кровью. Неужели это мой конец? Тюрьма — это страшно, кругом грязь, голод, вши. У местных обитателей не менее трех ходок. А у меня нет наколок, чифирь я не пью. Я не такой, как они, и им это не нравится. Как в ХХ веке можно представить орду, племя безмозглых, опасных для жизни людей? В случае, если ты рисуешь шарж, могут избить кирпичом, так как это считается — создал «посмешище».
В письме сестре Анне Параджанов написал: «Я часто пухну от голода. Лиля Брик прислала мне колбасу салями и конфеты французские. Все съели начальник зоны и начальник режима. Как это смешно. Мне прислали французскую колбасу салями в зону. А я мечтаю о 50 граммах в день маргарина «Дружба». Я нюхал обертку из-под конфет».
Об аресте Параджанова Голубович узнал, когда снимался на «Мосфильме». Знакомая художница с Киностудии имени Довженко написала ему, что здоровье Сергея пошатнулось, зеки относятся к нему враждебно, и режиссер очень боится, чтобы его не усадили за «дворянский» стол. Пожилая интеллигентная женщина недоумевала: «Что в этом плохого, я и сама бывшая дворянка!» Ну как мог актер объяснить художнице, что Параджанов рискует попасть в касту «опущенных»? Надо было что-то срочно делать.
— Сначала Сергея Иосифовича держали в колонии где-то под Винницей, — вспоминает Михаил Голубович. — Там он пытался покончить жизнь самоубийством. Даже отослал матери прядь своих волос, чтобы в случае его смерти она похоронила их в Тбилиси рядом с родными. Потом Параджанова перевели в Перевальскую колонию УЛ 314−1 под Алчевском в Луганской (тогда Ворошиловградской) области. Я хотел как-то ему помочь…
Михаил Васильевич мог попросить об официальном свидании, но тогда бы к Параджанову не пустили сына Сурена. Нужно было искать какие-то обходные пути. К тому же даже за колючей проволокой Параджанов находился под наблюдением КГБ. Но встретиться с другом Голубовичу все же удалось.
— Помог ныне уже покойный Аркадий Класс — легендарная личность, — рассказывает Михаил Васильевич. — Все мы в учебниках истории видели знаменитое фото капитуляции фельдмаршала Паулюса в Сталинграде. Так вот, один из стоящих за его спиной конвоиров — Аркадий Львович. Кроме того, Класс около 25 лет прослужил во внутренних войсках и у него осталось много связей в этой среде.
Слово и авторитет старого фронтовика сыграли решающую роль. Начальство колонии дало добро на встречу — под видом творческого вечера для конвоиров.
— После концерта для работников колонии Сергея вызвали в администрацию, — вспоминает Голубович. — Он передал, что не придет. Видимо, боялся быть заподозренным в «стукачестве». Но когда ему сообщили, что приехал друг, пришел. Увидев меня, Сергей оторопел. «Я же для тебя ничего в жизни не сделал! — кричит. — Почему ты ко мне приехал? Почему не те, кто видел от меня столько добра?» — и давай имена перечислять. Потом расплакался, мы обнялись…
Позднее Голубович еще несколько раз приезжал в Перевальск и навещал друга.
— Положение Сергея было критическим, — говорит Михаил Васильевич. — Я попытался поговорить с руководством колонии о его безопасности. Но мне заявили, что с такой статьей уберечь Сергея не смогут. В зоне ведь свои порядки, есть «смотрящий», и только его слово имеет значение для зеков.
Выслушав начальника колонии, Голубович попросил организовать встречу со «смотрящим». Как ни удивительно, но уголовник согласился выслушать артиста, и в назначенный день Михаил Васильевич снова приехал в колонию.
— Я провел творческий вечер сначала для конвоиров, потом для зеков, — вспоминает он. — Зал на 900 мест был забит битком. Пока на экране шли фрагменты из фильмов, в которых я снимался, меня позвали за сцену, в кинобудку.
Там и состоялась встреча с паханом. В коробках с кинолентами Голубович заранее спрятал чай, сгущенку — хотел задобрить собеседника. Но тот ничего не взял.
— Я рассказываю, кто такой Параджанов: в Италии создан комитет по его освобождению… — продолжает собеседник. — А пахан смотрит сквозь меня и ничего не говорит. Только «шестерка» возле него поддакивает. Я растерялся. Но тут «смотрящий» произнес лишь одно слово: «Лады». И вышел. С тех пор Сережу не трогали.
А вскоре Голубович получил от Параджанова письмо примерно такого содержания: «У меня все нормально, работаю начальником пожарного поста. В моем ведении табуретка, два ведра и ящик с песком. Обязанности несложные — несколько раз за день обойти вверенный участок… «
«Луи Арагон попросил Брежнева поспособствовать освобождению режиссера. Леонид Ильич не понял, о ком речь, но команду дал»
Последняя встреча Параджанова с Голубовичем произошла все в той же колонии в 1977 году.
— Это случилось 21 ноября, в день моего рождения, — рассказывает актер. — Я взял с собой Володю Шокало — сейчас он работает в нашем театре, а тогда служил в Театре киноактера при студии «Молдовафильм». Мы с Володей вышли на сцену, и я сразу увидел Сережу — он сидел в первом ряду в тюремной робе, в фуфайке. Я что-то рассказывал о съемках в последнем фильме, а из зала выкрикнули: «У нас есть свой режиссер. Знаете такого — Параджанова?» И несколько голосов: «А почему его фильмы не показывают по телевизору?» Володя им возразил: «Разве? Я только что из Молдавии, видел его картину «Саят-Нова» («Цвет граната»)…
И тут на сцену вышел запыхавшийся Параджанов и протянул Шокало кожаный ремень ручной работы. А потом он повернулся ко мне: «Я удивляюсь: что ты тут делаешь? Ты сегодня, в свой день рождения, должен за праздничным столом сидеть и здравицы принимать, а не нас в зоне развлекать!»
Он запустил руку за пазуху и достал… пистолет Макарова. Я просто онемел от неожиданности — ствол блестит у Сергея в руках, черный, вороненый. Я скосил глаза за кулисы, где стоял замначальника по режиму, и он мне кивнул: мол, все нормально. Оказалось, это был пистолет-зажигалка.
*"Сергей Параджанов — автор огромного числа коллажей
Параджанов вообще любил делать подарки. На воле он часто поражал своих друзей и коллег щедростью — мог с легкостью подарить старинное ювелирное украшение или антикварную вазу стоимостью несколько тысяч рублей. Когда попал в тюрьму, тоже умудрялся делать подарки близким людям. Лиле Брик, возлюбленной Маяковского, он из зоны на 8 Марта прислал букет роз, который смастерил из колючей проволоки и собственных носков. Говорят, чтобы отбить у букета ужасный запах, Лиля вылила на него полфлакона одеколона. Многим Сергей Иосифович посылал коллажи, сделанные своими руками из того, что мог найти на тюремном подворье — сухих листьев, кусочков проволоки, цветочков.
В руки Федерико Феллини попала одна из тюремных гравюрок Параджанова — с портретом Пушкина. Режиссер выполнял такие мини-гравюры на фольге от крышек для кефира. Именно эта гравюра с Пушкиным впоследствии стала прототипом медали, которой награждали победителей кинофестиваля в Римини.
— Спустя полтора месяца после нашей встречи, 30 декабря 1977 года, Сергея Иосифовича досрочно освободили, — говорит Михаил Голубович. — В этом большая заслуга Лили Брик — она обратилась к Луи Арагону, видному деятелю компартии Франции, чтобы тот замолвил словечко за режиссера перед Брежневым. Француз выполнил ее желание и попросил генсека поспособствовать освобождению Параджанова. Леонид Ильич не понял, о ком речь, но команду дал…
После освобождения Параджанов сразу улетел в Тбилиси. В ворошиловградский театр от него пришла телеграмма с благодарностью Голубовичу и бывшему фронтовику Аркадию Классу.
— Улетая из Ворошиловграда, Сергей очень переживал, что же он подарит тем, кто придет его встретить, — рассказывает Михаил Васильевич. — Замначальника зоны рассказал Классу, что режиссер решил так: он купит ящик пряников и будет раздавать всем встречающим его в аэропорту. Еще я слышал, но не знаю, правда ли это, что своему племяннику Гарику Сергей привез из колонии полный спичечный коробок вшей, чтобы тот почувствовал, что такое тюрьма.
2655Читайте нас в Facebook
