Нина Абрамова, которую заразил СПИДом собственный отец: «Я верю, что мы с доченькой обязательно станем здоровыми»
«ФАКТЫ» дважды писали о Нине Абрамовой (два года назад мы называли ее Ниной Алимовой, поскольку настоящую фамилию тогда еще несовершеннолетней девушки разглашать было нельзя). Поразительную историю о нищенке на костылях, которую работники социальных служб нашли в киевском переходе, запомнили многие наши читатели. Нина упорно изображала из себя инвалида, называлась выдуманным именем. О родственниках говорила скупо и расплывчато. Лишь когда в приют за ней пришел мужчина, назвавшийся ее отцом, с
Нина рассказала, что мать свою не помнит, росла сначала с бабушкой, а после возвращения отца из тюрьмы стала жить с ним и мачехой. Когда девочка подросла и похорошела, папаша выгнал жену, чтобы совратить собственную дочь. Отец много лет насиловал Нину, избивал, заставлял ходить с протянутой рукой по электричкам. Если она приносила ему мало денег на наркотики и выпивку, бил до полусмерти. «Я отсидел семь лет за убийство, — говорил он дочке. — Ничего, убью тебя и отсижу еще раз. Ты должна мне покоряться. Я заразил тебя СПИДом, и теперь ты моя рабыня на всю оставшуюся жизнь».
Четыре года назад Нина забеременела от собственного отца и хотела сделать аборт. Но изверг не позволил: ведь беременной «калеке» подавали больше...
Когда отец пригрозил облить Нину серной кислотой, девочка в отчаянии перерезала себе вены
Ребенок Нины Абрамовой появился на свет в Одесской областной больнице. Младенец родился с тяжелейшими инфекциями и, прожив всего пару часов, умер. «Мне было жаль маленького, — признавалась тогда Нина. — Но я так ненавидела и его, и отца, и себя, что все равно не смогла бы сделать малыша счастливым». Похоронив своего сына-внука, отец Нины забрал дочь в Киев, посчитав, что в столице нищим живется вольготней и сытней. Девушка с утра до вечера стояла на костылях в переходе, а вечером отдавала собранные деньги отцу. Именно на «рабочем месте» худенькую смуглую попрошайку заметил сотрудник социальной службы по делам детей Владимир Марченко. Опытным взглядом посмотрел на запуганную и голодную девочку и понял, что ей срочно нужна помощь медиков и психологов.
В киевском приюте Нину долго приводили в чувство. Коротко стриженная, не имеющая понятия об элементарной гигиене, почти лысая девочка с затравленным взглядом, в обносках находилась в состоянии крайнего истощения, боялась всех и всего. Ей понадобилось несколько недель, чтобы понять, что на свете есть люди, которым можно верить и которые хотят ей добра. Узнав, что девочка никогда не ходила в школу, сотрудники приюта стали обучать ее грамоте. Нина начала читать и даже сочинять грустные, пронзительные стихотворения об одиночестве и Боге, записывая их корявым детским почерком. Райскую жизнь среди добрых людей, в сытости и тепле омрачали только ежедневные посещения отца. Он просто взбеленился, узнав, что у него отобрали покорную рабыню и источник дармовых денег. Приходил в приют, грозил, требовал, кричал через окно, что обольет Нину серной кислотой. В отчаянии девочка попыталась покончить с собой, перерезав вены.
— Мы просто не знаем, что делать с этим ребенком, — разводила руками директор приюта Ирина Дуванская. — Нине уже исполнилось 18, а держать совершеннолетнюю девушку в приюте мы не имеем права. Но отдавать ее на растерзание невменяемому папаше тоже не можем.
В конце концов выход был найден: из Киева Нину Абрамову забрали социальные работники и криминальная милиция по делам детей Раздельнянского района Одесской области, откуда она родом, и устроили в реабилитационный центр.
— Нина пробыла у нас четыре месяца, — вспоминает директор Одесского областного центра социально-психологической помощи Лилия Драгнева. — Она была замкнутой, подавленной, резко реагировала на все происходящее. При этом чувствовалось, что девочка очень хочет изменить свою жизнь к лучшему. С ней активно работали наши психологи, она пыталась разобраться в себе, избавиться от страха. Но все это сходило на нет «благодаря» ее папаше, который откуда-то узнал, что его дочь перевели к нам. Он постоянно караулил Нину у стен центра, угрожал ей. Я не раз говорила ему, что, если он посмеет сунуться сюда, ему не поздоровится. А ведь у Нины все налаживалось. Она похорошела, попыталась завязать отношения с молодым человеком, устроилась на работу в пирожковую. К сожалению, отец имел на девушку гораздо большее влияние, чем мы, и спустя четыре месяца увел ее из нашего центра. Как сложилась дальнейшая судьба Нины, я не знаю. Слышала, что она находится на лечении в Черкасской области.
«Мне ничуть его не жалко. Хотя и ненависти нет. Бог ему судья»
Нину Абрамову «ФАКТАМ» удалось разыскать в Черкасском областном противотуберкулезном диспансере. Предупредив, что у девушки тяжелейший, устойчивый к большинству медикаментов туберкулез открытой формы, меня одели в халат, маску, шапочку и позволили недолго поговорить со старой знакомой. Нину я совсем не узнала. За два с половиной года из девчушки с кругленькими щечками и живыми карими глазами, то смеющимися, то мгновенно наполняющимися слезами, она превратилась во взрослую женщину. Спокойный рассудительный тон, яркий макияж, уверенная походка делают ее гораздо старше двадцати лет.
— Хорошо, что вы приехали, — улыбнулась Нина, натягивая стерильную маску до самых глаз. — У меня тут гостей не бывает, поговорить не с кем. А рассказать хочется о многом. Ведь моя жизнь с нашей последней встречи полностью изменилась. Самая главная перемена заключается в том, что теперь, выходя на улицу, я могу не бояться, что меня подстерегут, куда-то поволокут, побьют, оскорбят. Потому что его уже нет (Нина никогда не называла отца папой. Только «он». — Авт.). Пока был жив, не давал мне дышать. Стоило мне пойти на работу, тут же увязывался следом. Стоял над душой, грозил убить, отбирал выручку. Так продолжалось, пока мы с моей подругой Светой, с которой вместе работали на пирожках, не сбежали в Смелу Черкасской области, к нашей общей подружке Веронике. Недавно я узнала, что он (отец. — Авт.) умер в туберкулезном диспансере. И мне ничуть его не жалко. Хотя и ненависти нет. Бог ему судья. Но меня он напоследок наградил еще одним «подарком» — туберкулезом. Я не понимала, что со мной происходит, просто внезапно поднялась температура, потом начался надрывный кашель. Врачи сказали, что это бронхит. Но я кашляла кровью, а однажды вообще потеряла сознание. Тогда поняла, что больна туберкулезом. Здесь, в тубдиспансере, сообщили, что у меня тяжелая форма, одно легкое вообще распадается. Я купила себе килограмм мандарин и с горя съела его в один присест. Ела и плакала. На тот момент я уже была беременна.
Со своим мужем Нина Абрамова познакомилась у Вероники. Высокий, смуглый, подтянутый Эльдар поначалу не говорил влюбленной Нине, что ему всего... шестнадцать, да и выглядел он гораздо старше своих лет. Того, что может заразиться от любимой СПИДом, не боялся и, как ни странно, действительно до сих пор здоров. Узнав, что Нина беременна, чрезвычайно обрадовался и, несмотря на то, что сам еще ребенок, заботился о новорожденной малышке, купал, кормил и убаюкивал. Правда, сейчас трехмесячная девчушка находится в той же больнице, что и Нина, только на другом этаже, в детском отделении. Ее проверяют, обследуют и в ближайшее время собираются назначить антиретровирусную терапию, так как девочка, к сожалению, переняла от матери ВИЧ-инфекцию.
«Моя дочь никогда не испытает того, через что прошла я»
— Изабелла — это самое лучшее, что у меня есть, — говорит Нина. — Она была таким долгожданным, таким желанным ребенком, что я даже боли при родах не почувствовала. Жаль, конечно, что я вовремя не узнала о том, как уберечь ее от ВИЧ-инфекции. Но, думаю, мы справимся со всеми бедами. Ради дочери я готова изо всех сил лечиться от туберкулеза, принимать антиретровирусную терапию, вообще все лекарства и процедуры, которые мне пропишут. Сейчас она находится здесь, в детском отделении, с ней сидит моя подруга Света. Мне ведь нельзя — могу заразить малышку туберкулезом. После Изабеллы Света — самый близкий для меня человек. Представляете, она вышла замуж за брата Эльдара. Потом родила сына Ромочку. Ему сейчас годик, и он лежит в другой больнице, с менингитом. Мальчик в коме, и врачи не знают, удастся ли его спасти. У Светы разрывается сердце, она постоянно плачет, каждый день мотается к сыночку, а все остальное время сидит с моей малышкой.
Я совсем не знаю, куда идти с Изабеллой, когда нас выпишут из тубдиспансера. В Одесскую область возвращаться не буду — там дома уже нет, сгорел, и нет никого, кто бы нас там ждал. В Черкасской области тоже жилья нет, и на работу мне устроиться очень сложно. Все работодатели, узнав о моем ВИЧ-статусе, гонят в шею. Пока добрые люди дают одежку, помогают с памперсами. Свете платят на Рому деньги, а мне еще нет — последние работодатели, когда я увольнялась, забрали у меня паспорт. Из-за этого я пока не могу оформить дочкино свидетельство о рождении и получить причитающиеся ей деньги. Но я обязательно сделаю Изабелле документы. Она не будет бомжевать, попрошайничать, голодать, никогда не испытает того, через что прошла я. Несмотря на все болезни и проблемы, я не отчаиваюсь, верю в лучшее и улыбаюсь. Мы с доченькой обязательно станем здоровыми, будем жить вместе, друг для друга.
— Хотя у Нины Абрамовой и тяжелый диагноз, за нее можно и нужно бороться, — утверждает заведующий отделением мульти-резистентного туберкулеза Черкасского областного противотуберкулезного диспансера Алексей Корецкий. — Только она должна сначала стать незаразной для окружающих и, в первую очередь, для своего ребенка. Ей обязательно нужно принимать антиретровирусную терапию, причем постоянно. Иначе СПИД ее погубит. Бегать за ней с таблетками, контролировать, приняла ли она лекарство, никто не будет. Нина сама должна понять, как это важно, стать собранной и организованной. Мы ведь даем ей бесплатное лечение, заботимся о ней, даст Бог, и операцию на легком проведем. Туберкулез до конца вылечить невозможно, но вполне реально сделать так, чтобы Нина Абрамова прожила еще много счастливых и долгих лет вместе со своей дочкой.
Фото автора
5141Читайте нас в Facebook
