Дмитрий Межевич: "Любимов спуску актерам не давал. Только Высоцкому разрешалось все"
Юрий Любимов стал легендой еще при жизни. Его имя неразрывно связано с московским Театром на Таганке, который он основал и режиссером которого был в течение 45 лет. Он открыл целую плеяду российских актеров: Вениамин Смехов, Валерий Золотухин, Алла Демидова и, конечно, его любимец Владимир Высоцкий. Жизнь Юрия Любимова была непростой. Ему пришлось на пять лет покинуть родину, лишившись советского гражданства, а потом вновь вернуться в Театр на Таганке, принеся ему былую славу. В 97 лет Юрий Петрович удивлял всех своей работоспособностью. Он продолжал ставить спектакли и работал над очередной постановкой в одном из музыкальных театров Москвы. В первых числах октября Юрия Любимова с сердечной недостаточностью положили в одну из московских больниц. Он пролежал там буквально несколько дней — 5 октября его сердце перестало биться. Легендарный режиссер ушел из жизни во сне…
— Я поступил в Театр на Таганке в 1968 году, четыре года спустя после его основания Юрием Любимовым, — рассказывает бывший актер театра Дмитрий Межевич (на фото). — Хорошо помню первый таганковский спектакль «Добрый человек из Сезуана». Любимов, как обычно, сидел в зале, но без своего коронного фонарика. Я обратил внимание, что он был одет очень демократично — свитер и джинсы. Тогда в Москве эта постановка стала явлением. Юрий Петрович и сам рассказывал, что наконец воплотил давнюю задумку: поставил спектакль, исповедуя собственную театральную форму, очень лаконичную, музыкальную и не похожую на все остальное. Из этого спектакля, собственно, и родился Театр на Таганке. Конечно, Любимову было непросто, как всякому неординарному человеку. У него было много врагов, завистников, которых раздражало, что его творчество не укладывается ни в какие рамки.
— Как Юрий Петрович реагировал на зависть, предательство?
— Когда он организовал театр, ему было 46 лет. Как говорится, уже стреляный воробей. Он знал, что такое жизнь, и в нем хватало энергии, силы, задора, чтобы все это выдюживать. Естественно, случались у него периоды отчаяния. Особенно, если Любимова кто-то раздражал в плане дисциплины. Что-что, а уж в этом он спуску актерам не давал. Хотя были и те, кого он любил и кому разрешал нарушать установленные правила.
— Владимир Высоцкий входил в этот круг любимчиков?
— Он самый любимый. Высоцкий был вне всех театральных правил. Формально его прорабатывали, но Юрий Петрович никогда не высказывал ему своего недовольства в присутствии других артистов. Помню, один из актеров нашего театра возмущался, почему ему не разрешают уехать на съемки, а Володе можно. На что Юрий Петрович коротко ответил: «Запомните, Высоцкому можно, вам нельзя». Володя пришел в театр в 1964 году. Его принял сам Любимов, но несколько лет ярких ролей не давал. Взлет Высоцкого в Театре на Таганке произошел со спектаклем по пьесе Брехта «Жизнь Галилея». Главную роль репетировал Николай Губенко, но вдруг неожиданно ушел из театра. Говорят, Юрий Петрович собрал труппу и в сердцах заявил: «Все, можно „Таганку“ закрывать». И тогда драматург Николай Эрдман предложил: «А ты попробуй Высоцкого». Любимов его послушал. Спектакль получился отличный, а на банкете после премьеры Николай Робертович произнес тост: «За рождение звезды театра Владимира Высоцкого».
*Юрий Любимов лично принял в Театр на Таганке Владимира Высоцкого, хотя первое время главных ролей не давал
— Вы принимали участие в легендарном спектакле Театра на Таганке «Гамлет».
— Процесс его рождения был очень сложный. Юрий Любимов подолгу закрывался в своем кабинете с художником Давидом Боровским, буквально по крупицам собирая спектакль. Именно тогда родилась известная идея декораций в виде вращающейся сцены. Изначально мне дали роль могильщика, я уже стал репетировать. А на одной из летучек в своем кабинете Юрий Петрович буквально у нас на глазах начал придумывать новые сцены. Говорит: «Хочу, чтобы во время спектакля играла не фонограмма, а живые музыканты». Рядом со мной сидел Высоцкий, я ему на ушко шепчу: «Володя, я на гобое играю». Высоцкий тут же: «Юрий Петрович, давайте возьмем Диму с гобоем!» Так я и перешел в состав бродячего оркестра, а потом по ходу спектакля играл одинокого музыканта, который, как говорил Любимов, стал неотъемлемой частью «Гамлета».
— Юрий Петрович любил свои спектакли?
— Он обожал их все. Хотя к некоторым был слишком требователен и если ему что-то не нравилось, мог даже снять с репертуара. Такая история произошла со спектаклем «Бенефис», поставленным к юбилею Александра Островского. Не задержался в репертуаре и «Герой нашего времени». Впрочем, Юрий Петрович мог расстаться со своим детищем так же легко, как и создать его.
— Ведь на самом деле режиссерского образования у Любимова не было.
— Любимов всегда говорил: «Режиссуре нельзя научить, режиссером надо родиться». Наверное, он был прав. В театре рассказывали, что Михаил Ульянов, ровесник Юрия Петровича, как-то признался, что когда они ездили на гастроли, с Любимовым никто не хотел селиться в одном номере. Всю ночь Юрий Петрович не спал, а заставлял соседа слушать свои проекты, замыслы, идеи о том, как бы он ставил тот или иной спектакль. Ульянов говорил: «Тогда никто и предположить не мог, что Любимов окажется целым явлением».
— Тем не менее в 80-е годы на режиссера начались гонения и в конце концов ему пришлось уехать из Советского Союза.
— Его даже лишили гражданства. Прессинг Любимова шел постепенно, ему не давали ставить спектакли. Хотел восстановить пьесу «Живой» — не дали, «Бориса Годунова» тоже запретили, «Памяти Высоцкого» — закрыли. Тогда выпуск спектакля в театре зависел от решения художественного совета, в который входили партийные деятели. Театр в советские времена тоже был элементом идеологии. По мнению партийных начальников, спектакли Любимова плохо влияли на сознание советских людей, ему приклеили ярлык антисоветчика. Любимову предложили поставить несколько идеологических спектаклей, но он посчитал для себя это невозможным и уехал из страны. Его не было долгих пять лет. Вернулся в 1988 году, с началом перестройки. Приехал из Англии на десять дней и за этот срок восстановил спектакль «Борис Годунов». До этого мы встречались с Любимовым на гастролях в Греции. Юрий Петрович специально прилетел к нам, чтобы переговорить о своем возвращении с Николаем Губенко, который в то время возглавлял театр.
Никогда не забуду его появление перед труппой в далекой Греции. Он прекрасно выглядел, в нем появилось что-то европейское. Но глаза остались прежними: яркими, пронзительными и в то же время добрыми. Когда Любимов впервые после своего отсутствия приехал в Москву, в нашем театре шел спектакль «Высоцкий», который восстановил Губенко. Любимов вошел в зал через первые двери, рядом со сценой, когда зрители уже сели на свои места. Его узнали — и зал буквально взорвался аплодисментами, криками. Мне показалось, что Любимов несколько растерялся и тут же вышел. Смотрел спектакль из-за кулис. Кстати, «Высоцкий» ему тогда не понравился. Губенко привнес какие-то свои детали, например, хор пионеров. Юрий Петрович вообще очень ревниво относился ко всяким попыткам вторгнуться на его «кухню». Признавал только единоначалие.
— У Юрия Петровича был взрывной характер?
— Очень. Он быстро поддавался эмоциям, мог накричать, особенно если актер себя неправильно вел во время репетиции. Однажды досталось и мне. Мы репетировали «Под кожей статуи Свободы», я был немного в… отключенном состоянии. Юрий Петрович это заметил и так кричал, что, мне казалось, взорвалась бомба. Но никогда не употреблял нецензурных выражений. И, надо отдать должное, был отходчив. Думаю, и в этом тоже секрет его долголетия. Мастер никогда не носил в себе обид, а выплескивал их тут же на окружающих.
— Юрий Петрович действительно на каждом спектакле сидел в зале, откуда мигал актерам крохотным фонариком?
— Да, и это на нас очень хорошо влияло. В фонарике было три цвета: красный, зеленый и белый. Любимов моргал им, когда чувствовал, что падает ритм спектакля. Красный означал, что все катастрофически плохо, белый — внимание, зеленый — так держать. Но фонарик этот появился не сразу, а где-то в конце 70-х. Мы так привыкли к тому, что режиссер сидит в зале во время спектаклей, что при отсутствии Любимова ощущали себя некомфортно. Нас можно было сравнить с собаками Павлова. Выходя на сцену, глазами искали Юрия Петровича, и если его не было — очень расстраивались.
— Несмотря на такую связь с актерами, именно они три года назад, по сути, выгнали Любимова из театра.
— Это жуткая история. Что самое обидное, противное, завязана на деньгах. Мы были на гастролях в Праге, которые устраивал фонд Юрия Любимова. Нам формально все заплатили, вплоть до суточных, не дали лишь конверты с валютой. К этим конвертам нас приучили еще в начале 90-х. Помню, тогда мы в первый раз поехали на гастроли в Германию и после спектакля мне и остальным актерам вручили по конверту с марками (тогда еще евро не ходили). В результате нас разбаловали, и когда валюту не дали в Праге, некоторые актеры взбунтовались.
Мы играли «Доброго человека из Сезуана», а днем на репетиции на сцену поднялся весь коллектив и заявил Любимову, что если он не отдаст денег, то вечером спектакля не будет. Я остался в гримуборной, не мог идти, считал это неправильным. Деньги он дал, провел репетицию, но на спектакле уже не присутствовал. Утром мы сами добирались в аэропорт. Там я встретил Юрия Петровича с супругой Каталин, подошел к нему, говорю: «Я в этом скандале участия не принимал и деньги не брал». Любимов удивился: «Как не взял?!» Тогда я спросил, действительно ли он решил уйти из театра. Режиссер это подтвердил, на что я ответил: «Если вы уходите, то уйду и я». Любимов лишь попросил, чтобы я доиграл до конца сезона. В Москве он пришел в Театр на Таганке перед спектаклем, обратился ко всем актерам, попрощался и сказал: «Я ухожу». Так и закончилась эпоха Любимова в Театре на Таганке.
— Некоторые обвиняли в произошедшем супругу Юрия Петровича Каталин, которая активно хозяйничала в театре.
— Каталин действительно помогала Любимову по административной и хозяйственной части. По сути, она взяла на себя функцию директора, хотя официально таковой не являлась. Их союз был очень крепок. Юрий Петрович был на 29 лет старше Каталин, но всегда очень внимательно к ней прислушивался. Они познакомились, когда театр был на гастролях в Венгрии в 1976 году. Каталин была одной из переводчиц Любимова. Мы заметили, что он сразу обратил на нее внимание. Ласково называл ее Катей и просил, чтобы работала с ним только она. Вернувшись в Москву, он вскоре расстался с Людмилой Целиковской. Для театра это был шок! Ведь они вместе были 15 лет. В Москву приехала Каталин, а через несколько лет у пары родился сын, в котором Юрий Петрович души не чаял. Он часто брал его в театр и усаживал рядом с режиссерским креслом. Петя был очень скромным, воспитанным и интеллигентным мальчиком. Больше всего ему нравилось проводить время в папином кабинете, это было священное место. Стены в большой комнате были расписаны множеством автографов, комментариями и высказываниями известных людей. Говорят, этот кабинет теперь станет музеем Юрия Любимова.
— Юрий Петрович появлялся в театре после своего ухода?
— Это был не уход, а изгнание. Нет, Любимов больше ни разу не переступил порог родного театра. Конечно, он был очень обижен на коллектив. Хотя ему в тот же момент предложили работу в Большом театре, Театре имени Вахтангова, в театре у Калягина. Он поставил «Бесы» в Вахтанговском, «Князя Игоря» в Большом, начал постановку в Новой опере, но здоровье не позволило довести до конца этот спектакль. Еще в 1978 году у него была сложная операция на желудке. Она прошла успешно, Любимов полностью восстановился. А несколько лет назад Юрию Петровичу удалили почку, но он все равно продолжал работать, поражая нас неутомимой энергией. Мы, актеры, на репетиции уже с ног валились, а он был как новенький. Не знаю, где он черпал энергию и силы. Но, надо отдать должное, Юрий Петрович прожил прекрасную, счастливую, насыщенную жизнь, которую дай Бог прожить каждому.
Фото в заголовке Getty Images/Fotobank
6293Читайте нас в Facebook
