Андрей Мойсеенко: "Мы вчетвером десять часов противостояли российским войскам под Новоазовском"
— Вторжение российских войск в районе Новоазовска произошло накануне Дня независимости Украины, но обстановка там стала крайне напряженной задолго до этого, — говорит командир Киевского казачьего полка имени Тараса Шевченко Андрей Мойсеенко. — Украинскую территорию регулярно обстреливали из минометов и «Градов». Ночью на одну из расположенных в том районе застав с российской территории проникла диверсионная группа, поставила растяжки вокруг палатки пограничников и ушла. Вскоре заставу начали обстреливать из минометов. Бойцы выскакивали на улицу, чтобы укрыться от осколков в блиндаже, и нарывались на растяжки. Погибло больше десяти человек. Нас, казаков, направили к пункту пропуска «Новоазовский» для помощи пограничникам. Он находится в нескольких десятках километров от заставы, на которой разыгралась эта трагедия.
— От других казаков знаю, что во время вторжения российской армии вы с тремя товарищами остались прикрывать отход основных сил. Вам удалось задержать противника?
— Мы противостояли врагу часов десять и даже сумели уничтожить вражеские группу и минометный расчет, которые перешли украинско-российскую границу. Это было 23 августа. Тогда из-за многодневных минометных и гаубичных обстрелов было принято решение о передислокации личного состава с пункта пропуска «Новоазовск». Начали собираться, однако никак не удавалось найти одного из наших — Станислава Кохановского. Ребята побежали проверить, может, он на таможне. Стаса там не оказалось, но казаки обнаружили прикованного наручниками к батарее нарушителя границы — скорее всего, это был лазутчик. Ребята вызвали меня по рации. У нарушителя штаны, извините за подробности, были мокрыми, ведь с самого утра россияне обстреливали пункт пропуска, взрывной волной и осколками выбило стекла. Представляете, какого страха натерпелся задержанный! Таможенников там уже не было. Нарушителя попросту забыли. Чтобы освободить мужчину, пришлось накрыть его бронежилетом и выстрелить из пистолета по наручникам.
А Стаса нашли в палатке. С ним и двумя казаками, которые его искали — Орестом Дыривым и Юрием Осипенко, — я остался прикрывать отход наших. На всякий случай спросил: «Вы со мной?» — «Конечно». Другого ответа от них и не ожидал. У нас были автоматы, по десять рожков к ним, один подствольный гранатомет, гранаты, гранатомет «Муха» и два пистолета Макарова (надеюсь, понимаете для чего — застрелиться, если возникнет реальная угроза попасть в плен). Тут нужно сказать, что за полтора месяца службы на пункте пропуска «Новоазовский» мы неоднократно становились свидетелями обмена военнопленными (как правило, они проводились по ночам), и из разговоров с освобожденными знали, как враги поступают с майдановцами, а тем более казаками. Чтобы избежать зверских издевательств, приняли для себя решение не попадать живыми в руки противника.
Вдоль обеих сторон дороги, ведущей к пункту пропуска, проходят овраги. В них мы заняли оборону перед заброшенным постом ГАИ. За ним располагалась укрепленная позиция Национальной гвардии. Российские военные палили по ней. Снаряды летели над нашими головами.
*На этом снимке трое из четверки казаков, прикрывавших передислокацию украинских сил с заставы возле Новоазовска. Слева направо: Андрей Мойсеенко, Орест Дырив, Станислав Кохановский (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
— Они видели вас?
— Да, нам приходилось то и дело выходить на трассу, тем самым демаскировать себя. Дело в том, что дорога не была перекрыта, и гражданские машины с украинской стороны продолжали ехать к пункту пропуска, не зная, что его «утюжат» из минометов и «Градов». Мы останавливали автомобили и отправляли их обратно. Спасли тогда жизни многим людям. Из России транспорта не было — за несколько дней до этого она закрыла свой пункт пропуска.
Враг принялся нас обстреливать минами, однако толком не мог прицелиться — мы все время меняли позиции, перемещаясь по оврагу. Но все равно некоторые мины падали совсем близко. Чтобы не попасть под рой осколков, мы бросались на землю и прикрывали голову автоматами. И все же от одной из мин я получил очередную контузию. Контузии разной степени тяжести получили Орест, Стас и Юра.
*Из-за контузии, полученной под Новоазовском, Андрей Мойсеенко оглох на правое ухо, на левом слух потерян на пятьдесят процентов (фото с «Фейсбука»)
— Что вы при этом почувствовали?
— Контузию можно сравнить с очень сильным ударом по голове. Когда ее получил, из носа и уха пошла кровь. Затем еще один боеприпас сбил здоровенную ветку, и она рухнула мне на голову. После этого мне стало очень тяжело открывать веки.
Вскоре мы увидели, как с российской стороны на нейтральную полосу к лесопосадке едет грузовик с боеприпасами. Проследили, куда он направляется, и таким образом вычислили место, где разместился минометный расчет врага. Мы решили попытаться его уничтожить. По сути, выбора мы не имели — рано или поздно противник накрыл бы нас. А план заключался в том, чтобы незаметно обойти россиян с фланга и нанести удар. Для этого следовало совершить марш-бросок длиной километра три. Было очень жарко, в тяжелых бронежилетах особо не побегаешь, поэтому мы их сняли, рванули налегке.
Когда до российских военных оставалось метров двести, залегли, хлебнули воды. Их корректировщик огня стоял в полный рост, смотрел в бинокль — вероятно, пытался увидеть, куда мы делись. Стало ясно: противник не обнаружил наш маневр. Подползли к захватчикам ближе и начали поливать их из автоматов. К сожалению, одна из машин (их было две) сумела удрать в сторону нулевой полосы. Это означало, что водитель и те, кто ушел вместе с ним, связались по рации со своими, а место, где мы находились, вскоре могли накрыть огнем. Мы увидели на головных уборах «двухсотых» российские кокарды. Все убитые были в одинаковых бронежилетах (на каждом — фамилия владельца) и обуви (кстати, очень качественной). Рядом лежали их автоматы — новейшие российские АК 100, которых нет на вооружении украинской армии. Несколько автоматов мы забрали, остальные на скорую руку закопали, миномет привели в негодность — и бегом на прежнюю позицию.
Невдалеке от поста ГАИ в посадке стоял наш замаскированный автомобиль «Нива». Мы запрыгнули в него и помчались на пункт пропуска: появился план выяснить, что там происходит, так как туда собирались ехать журналисты. Российских военных на пункте пропуска не оказалось. После того как проверили, нет ли растяжек, закрыли шлагбаум. На российской стороне, совсем близко от нулевки, вдоль лесопосадки в шахматном порядке стояли танки, боевые машины пехоты, бронетранспортеры. Возле них копошились военные. Из окон «Нивы» мы начали стрелять в воздух. Враги не ожидали такой дерзости, дружно упали на землю. Мы связались с нашими, сказали, что здесь чисто. Через некоторое время на дороге появился автобус с журналистами, впереди которого ехал автомобиль ГАИ. Мы встретили их. Съемочные группы подготовили тогда репортажи о прекращении работы пункта пропуска в связи с постоянными минометными и гаубичными обстрелами, сообщили об этом на всю страну.
— Вы уехали с этим автобусом?
— Нет, решили остаться. Находясь в овраге у дороги, слышали, как заводятся моторы российской техники. Часть из них уже пересекла границу. Мы растянулись в длинную цепь в степи перпендикулярно дороге (расстояние между каждым из нас было метров сорок), и постоянно меняя позицию, открывали огонь в сторону границы. Россияне не могли понять, сколько нас, они не знали, чем мы вооружены. Видимо, поэтому каждая наша очередь заставляла их останавливаться.
— Силы у вас, наверное, уже были на исходе?
— Вымотались ужасно. Когда, после выполнения поставленной задачи, за нами приехал начальник пограничной заставы майор Олег Подолян и его заместитель, я не смог самостоятельно сесть в автомобиль — меня пришлось туда просто заносить на руках. Ребята были в состоянии не лучше моего. Как затем выяснилось, к тому моменту российские войска уже начинали обходить этот район с флангов. Нам очень повезло, что они не успели замкнуть кольцо и мы не попали к ним в руки. Очень благодарны Олегу, ведь он, рискуя жизнью, эвакуировал нашу группу прикрытия. В последующих боях Олег попал в плен, но, к счастью, через месяц его удалось освободить.
— Он доставил вас в госпиталь?
— В Новоазовскую районную больницу, где нам ввели болеутоляющие лекарства. Это было очень кстати — из-за контузий у нас ужасно болели головы, уши, рвало. Когда нам оказывали помощь, с окраин города доносились выстрелы. Ночью нас доставили в Мариуполь в санчасть Донецкого погранотряда, где поставили капельницы со специальным раствором, с помощью которого удалось снять отечности. Это помогло спасти зрение. А вот со слухом из-за контузии у меня серьезные проблемы — оглох на правое ухо. Левым слышу, но гораздо хуже, чем прежде.
— Как семья отнеслась к тому, что вы пошли воевать?
— Жена меня понимает. У нас двое сыновей — одиннадцати и четырех лет.
— Вы профессиональный военный?
— Нет, врач-реабилитолог. Работаю с детьми.
— В вашем казачьем полку служат девушки?
— Да, студентка Мирослава. Она спасла жизни многим ребятам. Это было ночью 26 июля. Мирослава стояла на посту на заставе, увидела вспышку с российской стороны. Криком «Воздух!» мы подняли людей. На то, чтобы выбежать из палаток и запрыгнуть в блиндажи, у бойцов было секунд десять-пятнадцать. В экстремальной ситуации все успели уложиться в этот «норматив», тогда никто не погиб, но были раненые. Россияне стреляли прицельно, у них были точные координаты.
Когда в середине июля мы прибыли на заставу, пограничники говорили мне: «Определи Мирославу на кухню». «Если я так поступлю, она со мной разговаривать перестанет, — ответил я. — Это ведь героическая девушка — на Майдане раненых под обстрелами выносила». Мирославе 23 года, а Оресту Дыриву (одному из тех, с кем мы прикрывали передислокацию наших 23 августа) 19 лет. Оба отчаянно смелые. Я как командир чувствую ответственность перед их родителями. Поэтому, когда во время обстрелов мы укрывались в блиндаже, я закрывал голову Мирославы своими руками. Ореста готов был закрыть собой в любой момент.
Старался, чтобы через определенное время казаки меняли друг друга на пункте пропуска, ведь на границе мы спали лишь по нескольку часов в сутки. И так изо дня в день. Службу несли по ночам: заступали в полвосьмого вечера — и до утра. Большинство казаков машина развозила в наряды и места, где были устроены секреты, добровольцы оставались охранять пункт пропуска. Казалось бы, отоспаться можно днем, но не получалось — изводили полчища мух и комаров. От них прятались в блиндаже. Однако в нем не выдерживал больше двух часов — донимал запах земли. Многих, в том числе и меня, других от него рвало. Заметьте, что мы спали всегда в обмундировании, держа возле себя автомат.
— Случалось, что россияне обстреливали пункт пропуска, когда там находились машины?
— Такое происходило неоднократно — 26 июля, 21, 22, 23 августа. Автомобилей там было много. Гражданских мы прятали в блиндаже. Помнится, водитель турецкой фуры кричал: «Дайте мне автомат, я буду стрелять по этим гадам — российским военным!»
— Вам платили зарплату?
— Мы добровольцы и ничего не получали. Государство обеспечило нас стрелковым оружием и поставило на довольствие. Продукты дней через десять закончились. Ели то, что привозили наши казаки и волонтеры из Киева, делились харчами со всей заставой. Волонтеры постоянно передавали нам с нашими машинами вещи первой необходимости, ночные прицелы, тепловизор (к слову, он стоит 60 тысяч гривен)…
К сожалению, пока не удается добиться, чтобы нашим бойцам-добровольцам государство дало статус участников боевых действий — преградой тому стало несовершенство законодательства. Впрочем, вся группа прикрытия пункта пропуска «Новоазовск» Госпогранслужбой Украины представлена к государственным наградам.
— Полк продолжит охранять границу?
— Да, готовим для этого группы. Переформатируем подразделение, бронируем машины, готовим личный состав для работы с новой аппаратурой.
5853Читайте нас в Facebook
