Житель села на Полтавщине почти 20 (!) лет держал в заточении двух родных дочерей (фото)
Уму непостижимо, что в непригодной к жизни развалюхе в самом центре села Терны Лубенского района Полтавской области в ХХI веке родной отец удерживал дочек-близняшек почти два десятка лет! Как все это время жили девочки, можно только догадываться. Их 57-летний папа давно превратился в отшельника и никого в дом не пускал. Из ветхого, полуразваленного жилища сделал своеобразную крепость. Даже под окнами разбросал куски арматуры и другие острые предметы.
— Все началось после того, как в Тернах закрыли начальную школу, — рассказывает сельский голова Александра Шумейко. — Девочки как раз закончили первый класс, и поскольку они не справлялись с общеобразовательной программой, их должны были оформить в Лубенскую специальную школу-интернат. Однако мама близняшек Лилия с этим не согласилась, заявив, что будет сама учить дочек писать и читать. Но вскоре она запила-загуляла, а потом и вовсе ушла из дома, оставив детей на мужа. Поначалу люди их жалели. Кто пирожков занесет, кто яблок, кто картошки… Отец девочек ни огорода не сажает, ни за садом не ухаживает. С городской свалки живет. А потом он перестал людей к себе пускать и дочкам запретил на улице показываться. Думаю, потому, чтобы они никому не жаловались на отца.
*О том, что в этом доме с провалившейся крышей, выбитыми окнами и покосившимися стенами под замком живут девочки-близняшки, знали сельчане, медработники, представители социальной и правоохранительной служб. Но вырвать детей оттуда никто не мог. Или не хотел
Единственной подругой узниц была… собака
— Сколько будет дважды два?
— Четыре! — отвечает похожая на подростка 26-летняя Лина.
— А пятью пять?
— Двадцать шесть…
На вопрос, сколько будет трижды десять, девушка, которая рассказывает, что окончила 11 классов и ее любимым предметом в школе была математика, тоже не смогла дать правильный ответ.
На самом деле Лина училась в школе всего год. Она не умеет ни считать, ни читать, ни писать. А выпавшие из жизни события замещает собственными фантазиями. Увы, ее сестра-близняшка Инна не способна даже на это. Хотя, по словам врачей Полтавской областной психиатрической больницы № 2 «Снитыно», их новые пациентки при благоприятных условиях вполне могли бы адаптироваться в обществе. К сожалению, отец Лины и Инны лишил их этой возможности, заперев дочек в хате.
Лина умеет расписываться и с удовольствием ставит автограф в моем блокноте. Инна более замкнута, менее умственно развита, поэтому она тихонько сидит рядом с сестрой и только слушает, что та рассказывает об их прежней жизни, проведенной в заточении.
Хотя рассказом это назвать сложно. Информацию из девушки приходится, что называется, вытягивать по слову. На большинство вопросов у нее один ответ: «Не знаю». Лина не знает названия города, в котором живет давно бросившая их мама. Не знает, сколько времени прошло с тех пор, как отец посадил их с сестренкой под замок, и зачем он это сделал. Не может точно назвать свой возраст.
— Каждый день папа уходил из дому и закрывал нас снаружи на замок и на засов, — голос Лины звучит тихо и как-то обреченно. — Мы с Инной однажды пробовали вылезть через окно, чтобы погулять, но проем оказался слишком узкий.
Глаза сестренок вмиг оживают, когда Лина вспоминает о Сере — собаке, которая была их единственной подругой. Они надевали ей ошейник и позволяли спать, где она хотела. А из людей никто к ним не заходил. Хорошо, говорят психиатры, что девочек было две. Они могли хотя бы общаться между собой и не утратили дара речи. В одиночестве развлекались тем, что играли в ладошки или прыгали по ступенькам. «Прогуляться» им позволялось разве что в сенях. Счастьем было, когда папа приносил старые журналы или книги. Рассматривая в них рисунки, девочки немного отвлекались от серости и убожества существования. Им даже сказок никто не читал.
Со временем дети привыкли к такому положению и считали это нормой, протестовать не пытались.
Девочки не играли в куклы, не смотрели в зеркало и ни разу не встречали Новый год
Сестры уверены, что их папа работает в лесу, где собирает алюминий, и приносит оттуда домой еду, одежду и все, что нужно. Одежду они не стирали, а просто выбрасывали, когда становилась сильно грязной. Купались в бадье. Отец время от времени наполнял ее водой, которую носил из колодца, и устраивал «банные» дни. Девочек собственноручно стриг под «горшок». Содержимое ведра, в которое они справляли нужду, Алексей выливал где придется — на подворье нет даже туалета.
Спали сестры в своей комнате на самодельных деревянных кроватях. Еды чаще всего ждали целый день. Ели в основном картошку, больше всего любили жареную на подсолнечном масле. К ней обычно полагался лук. Иногда варили борщ или суп. За повара был в основном папа, хотя Лина тоже умеет куховарить. Однако после того, как потолок в кухне рухнул, а случилось это довольно давно, стоять у плиты в холода стало мучительно.
Впрочем, девушка склонна приукрашивать и преувеличивать, поэтому верить можно не всему. Утверждает, например, что в их семье было аж два телевизора и два видеомагнитофона. А увидев мой мобильный телефон, похвасталась, что и у нее есть такой же. Дескать, мобилка появилась недавно, поэтому пользоваться ею пока не научилась. Хотя кому бы она звонила?
Лина признается, что за всю жизнь у них с сестрой не было ни одной куклы, ни одного праздника. Первый в их жизни Новый год с наряженной елкой они встретили тут, в психиатрической больнице. Девушек уже научили вырезать снежинки из белой бумаги.
Обе давно не смотрелись в зеркало, так как в доме его попросту не было. Для них удивительно носить теплые цветастые халаты — до сих пор Инна с Линой не подозревали о существовании подобной одежды. Что такое губная помада и как ею пользоваться, тоже, понятное дело, не знают. И с радостью соглашаются фотографироваться — для них это в диковинку. Впервые сестрам пришлось позировать перед фотокамерой несколько дней назад — социальные работники взялись изготовить им паспорта. С опозданием на целых десять лет…
— Когда девушек привезли к нам, кожа у них была аж фиолетовой, они, казалось, светились насквозь, — вспоминает главный врач психиатрической больницы «Снитыно» Лариса Сухопар. — Обе в каких-то бесформенных мужских свитерах и брюках, в истоптанной обуви… Померили давление — сорок на семьдесят. От слабости бедняжек аж качало из стороны в сторону. В первые дни буквально набрасывались на еду. Думаю, только в больнице сестрички впервые попробовали рассольник, котлеты, винегрет… Наши сотрудники буквально завалили их сладостями. Но поначалу девочки конфет не ели, а складывали — они не привыкли к такому лакомству.
За полторы недели на больничных харчах у девушек даже щечки округлились. Но самое главное — оттаяли души. Им очень не хватало человеческого общения и теплоты, поэтому сейчас тянутся ко всем сотрудникам. Лина использует любую возможность, чтобы кого-то из медперсонала обнять, к кому-то прильнуть. А Инна старается привлечь к себе внимание жалобами на состояние здоровья. То у нее одна рука болит, то другая, то она страдает от головной боли… Голова действительно может болеть, поскольку у близняшек активизировались все процессы в организме. Благодаря хорошему питанию, витаминам, прогулкам на свежем воздухе давление почти нормализировалось. А на улицу девочки рвутся постоянно — бегают, прыгают, радуются словно дети.
*Инне (слева) и Лине очень понравилось носить теплые яркие халаты — о существовании такой одежды они даже не подозревали
— Дежурные рассказывают, что по вечерам от телевизора сестричек не оторвать, поначалу смотрели на экран, как на икону, — добавляет старшая медсестра Оксана Панык. — Наверняка дома у них не было такого развлечения. Фильмы о любви им особенно нравятся. Многое узнают из передач и схватывают все на лету. Можно сказать, открывают для себя мир заново.
С лишением отца родительских прав социальные службы опоздали на два дня, и заточение дочек продлилось еще на восемь лет
— С отцом девочек лично я воюю уже 15 лет, — говорит директор Лубенского районного центра социальных служб для семьи, детей и молодежи Ирина Харченко. — Сколько раз сотрудники отдела образования и службы по делам детей (опекунского совета) пытались поговорить с мужчиной, чтобы помочь в сложной житейской ситуации, но он воспринимает все в штыки. «Я никого не трогаю, не трогайте и вы меня», — только и слышим в ответ. Он будто обиделся на все село и отгородился от людей. Возможно, на такое поведение мужчины повлиял разрыв с супругой, которая не хочет знать ни его, ни детей.
К сожалению, мы разминулись с отцом девушек. В тот день, когда я была в командировке в Лубенском районе, он рано утром приезжал в «Снитыно» — требовал, чтобы ему вернули дочек. По словам медперсонала, близняшки встретили отца — грязного, заросшего, непричесанного — более чем прохладно и не изъявили ни малейшего желания возвращаться домой. Да и у врачей не было оснований отдавать мужчине взрослых недееспособных детей. «Ну, держитесь, девочки, я вас освобожу!» — через десять минут помахал папаша рукой девчатам, сел в такси и уехал. Наверное, снова на свалку, добывать из мусора деньги. Говорят, сортировщики мусора там неплохо зарабатывают. Тем не менее никто в Тернах не видел, чтобы он покупал в магазине что-нибудь, кроме хлеба.
— Теперь почти каждый день звонят его адвокаты, готовые защищать права родителя, у которого якобы незаконно отобрали детей, — говорит главврач Лариса Сухопар. — Но почему все эти годы никто не защитил девочек? Почему позволили отцу с матерью исковеркать им судьбу? Такие, как Лина с Инной, могут учиться в обычных школах, не говоря уже о специализированных учебных заведениях, получают рабочие профессии, создают семьи. Девчата, кстати, не наши пациентки. К счастью, и особых нарушений в их физическом здоровье не выявлено.
Я тоже попыталась выяснить, почему подобное произошло в XXI веке в цивилизованном обществе. Тем более заточение отцом детей не было тайной для сельчан, социальных и правоохранительных органов, медицинских работников. Как обычно, во всех ведомствах обвиняли в случившемся кого-нибудь, только не себя. Выяснилось, что мужчину пытались лишить родительских прав, но… Судебное заседание по этому вопросу состоялось 12 октября, а 10-го Лина с Инной стали совершеннолетними. И проблема перестала быть актуальной. Таким образом, затворничество девочек продлилось еще на восемь лет. Но кто мешал собрать документы на лишение родительских прав раньше, до 18-летия близняшек? Для этого было почти десять лет.
В социальных службах жалуются на законодательство, определяющее неприкосновенность частной собственности каждого гражданина. Хозяин, дескать, сполна пользовался правом не пускать в свой разваленный дом ни одного постороннего человека, ни одну комиссию. По просьбе проверяющих мог разве что вывести дочек на порог и показать, что они живы-здоровы. И чиновников это устраивало. Поведение мужчины, правда, вызывало сомнение относительно его психического здоровья, однако принудительное обследование человека в психиатрической клинике тоже является нарушением его конституционных прав. В общем — замкнутый круг, который невозможно разорвать.
Тем не менее 16 декабря его все-таки разорвали. Селяне утверждают: их так возмутила несостоятельность местной власти в данном вопросе, что они пригрозили обратиться в средства массовой информации. После чего чиновники наконец-то заметили, что дом мужчины непригоден для проживания. И под этим предлогом удалось-таки освободить его повзрослевших дочерей из заточения. В Лубенском горотделе милиции на горе-папашу составили админпротокол — за хулиганство и неповиновение сотруднику правоохранительных органов — и отпустили. Открывать в отношении него уголовное производство, как сказал исполняющий обязанности начальника горотдела милиции Юрий Доценко, оснований нет.
Фото автора
37196Читайте нас в Facebook
