Зураб Аласания: "Снимаю в Киеве квартиру, за которую плачу больше, чем моя ежемесячная зарплата"
Грузин Зураб Аласания, родившийся в Сухуми и 30 лет проживший в Харькове, уже год как возглавляет Первый канал, а теперь и Общественное телевидение. По крайней мере, старт вещанию, о котором украинцы говорили несколько лет, дал именно Аласания. Он так и не перебрался в Киев, временно снимает жилье в столице. Мечтает поселиться во Львове, начать рисовать и слушать любимую музыку. Пока на это у него катастрофически не хватает времени.
— Зураб, вы же знали, на что идете, соглашаясь на пост генерального директора Национальной телекомпании Украины!
— Я ни на что не жалуюсь. Просто рассказываю, что у меня сейчас катастрофически не хватает времени. Порой даже на то, чтобы поесть. Бывает, приходится опаздывать на встречи, а я терпеть не могу непунктуальности. Кстати, я только что вернулся из деловой поездки в Японию. Там категорически нельзя опаздывать. Мы встречались с топ-менеджерами компании Sony. Так вот, если у них деловая встреча, они не пользуются машинами или такси. Только метро.
— Вы ездили перенимать опыт работы Общественного телевидения?
— В первую очередь я ездил, чтобы посмотреть Японию и понять, на каком уровне их телевидение, в частности техническое обеспечение. Например, нам показывали экран формата 8К, подобного которому в мире не существует. Они готовят его к Олимпиаде-2020, которая пройдет в Японии.
— Украинцев уже можно поздравить с появлением Общественного телевидения?
— Формально еще нет. Уже год, как из эфира Первого канала исчезла заказуха и «джинса». Но с юридической точки зрения должно пройти еще около семи месяцев для того, чтобы Общественное телевидение вступило в законную силу. По большому счету, оно будет совершенствоваться постоянно, никогда не остановится, поскольку зависит от степени развития самого общества. Например, японцы перестраивают свое общественное телевидение уже двадцатый год. Так что у нас все еще впереди.
— Чуть больше года вы занимаете должность генерального директора Первого канала. Что самое неприятное из того, что пришлось сделать за это время?
— Люди. Я сейчас говорю не об увольнениях. Когда я пришел, на канале работали тысяча 522 человека. Сейчас — тысяча 520. Всего же в системе, объединяющей Общественное телевидение, трудятся 7 тысяч 700 человек. И они все время почему-то боятся увольнения. Проблема в том, что большая часть этих людей не хочет никаких перемен. Наибольшая сложность заставить их самих решать, как дальше строить свою работу. С таким положением вещей сталкиваюсь не только в регионах, но и здесь, в Киеве. Мне говорят, можно набрать молодых специалистов. Но я на всем рынке не могу найти людей ни на одну из нужных мне позиций. Сюда приходят только конченные идиоты вроде меня, потому что зарплата катастрофическая. Это история не про деньги. Но, к сожалению, здесь даже нет достойных средств производства. Весь прошедший год все создавалось на голом энтузиазме. Все, что вы сейчас видите, сделано вопреки тому, что происходит.
— Вы будете показывать полуфинал и финал песенного конкурса «Евровидение». Но ведь за трансляцию надо платить большие деньги.
— Европейскому вещательному союзу мы должны около 40 миллионов гривен, но они готовы терпеть, поскольку считают нас своими членами и надеются, что все же начнем платить. Так и будет, когда мы наконец станем общественным вещателем со своим законом. Почему мы не послали представителя от Украины? В тот момент, когда нужно было принимать решение, ни у кого не возник этот вопрос. В стране война, какое тут «Евровидение»! Я лично счел, что не время сейчас веселиться и участвовать в этом конкурсе. Просто представил, какой троллинг начался бы там по отношению к Украине: «Так у вас война или вы песни и пляски устраиваете?» В следующем году, возможно, мы будем участвовать.
— Какие программы, на ваш взгляд, должны заполнять эфир Первого?
— Думаю, что на наших каналах слишком много проектов, которые затрагивают темные стороны жизни человека. Я бы предпочел что-то более светлое и радостное. Безусловно, со временем у нас появится собственная команда, занимающаяся расследованиями. Но акцент будет не на этом. Уверен, нас с вами, всю Украину ждет светлое будущее. Как мы будем его отражать? Пока не знаю. Конечно, стержнем канала останутся новости. Я принципиально полгода не влазил в редакционную политику. Но могу с точностью сказать, что мы полностью лишились заказных материалов. Это дорогого стоит. Знаете, у какой программы за прошлый год были самые высокие рейтинги? У новогоднего обращения президента Украины Петра Порошенко. Я не очень удивлен. Это означает, что люди хотят знать, что их ждет завтра. Поэтому для них крайне важны мысли двух ключевых фигур — президента и премьера. То, что всегда было бедой УТ-1 — давать слово власти — сейчас является нашим преимуществом. Думаю, скоро времена изменятся. И как только это произойдет, будет означать, что в стране все наладилось.
— Как вы, человек с инженерным образованием, оказались на телевидении?
— Уже лет 30 я работаю в журналистике, в том числе на телевидении, радио. Есть у меня и опыт работы в областной государственной телекомпании в Харькове, которую возглавлял пять лет. После этого я зарекся работать на государство. На новое предложение согласился лишь потому, что теперь могу поменять всю систему благодаря возможности создания Общественного телевидения.
— Было время, когда вы на целый год уехали на Крит, где занимались живописью.
— Мало ли где я шлялся по жизни. Все было. Я искал себя.
— И во французском Иностранном легионе тоже?
— Это был отличный опыт. В итоге так и не подписал с ними контракт, хотя это был достаточно выгодный путь. Через три года службы я мог бы получить французское гражданство. После пятилетней службы в легионе человеку полагается пенсия в размере 2 тысяч долларов, где бы он ни жил. Но при этом надо любить воинские ритуалы и позволять думать за себя. В какой-то период жизни, наверное, это удобно. Я видел ребят, которые прослужили по пять лет. Они были счастливы, представляли собой гору мышц, татуировок, но в голове у них ни одной мысли. Я понял, что подобное не для меня. Провел в Иностранном легионе чуть меньше года. Событием, повлиявшим на мое решение уйти, стало начало второй югославской войны. Туда начали кидать военных, а я не понимал, почему должен в этом участвовать, убивать кого-то лишь по долгу службы. На этом моя история с французским легионом была закончена.
— Вы рисуете сейчас?
— С нетерпением жду пенсии — возраста, когда уже никому не буду нужен. Для этого периода у меня есть миллион книг, музыка и живопись. Тогда у меня настанет, наконец, время для себя.
— Уже окончательно перебрались в Киев из Харькова?
— Это самый сложный вопрос. Семья переезжать сюда не хочет. Я уже больше года снимаю квартиру, за которую плачу больше, чем моя ежемесячная зарплата. Вынужден заниматься текстами, редактурой по ночам, потому что на жизнь не хватает. Другое дело, у меня расходы небольшие — я все время на рабочем месте. Я так и не воспринял Киев как свой город, но Харьков еще дальше. Он сильно ударил меня 1 марта прошлого года, когда начался кровавый штурм Дома Союзов. Я прожил в Харькове 30 лет, даже не зная, что такие люди есть в моем городе. 1 марта я находился в Харькове. У меня там свое информационное агентство, и мои ребята в тот момент работали на площади. Услышав, что происходит, побежал туда сам и буквально за шиворот вытащил своих людей из толпы. Я видел лица собравшихся и точно знал, сколько там россиян. Их было считанное количество, основную массу составляли наши. И тогда я понял, что город обманывал меня 30 лет… До сих пор при воспоминании об этом дрожь в теле. Признаюсь, мой город — Львов. Как только я схожу там с поезда, чувствую себя дома.
— Бываете на родине, в Абхазии?
— Я родился в Сухуми, но не помню, когда был там в последний раз. Грузин не может поехать в Абхазию. Несмотря на то, что у меня четыре брата и никто из нас не воевал. Я не могу поехать туда, где родился, хотя ничего плохого не совершил. Я убежден, война — это грязь, которая не имеет никакого отношения к патриотизму.
6587Читайте нас в Facebook
