"Пересаженная почка прослужила мне девять лет"
Парню 25 лет. Он не помнит себя здоровым, ведь болеет с шести лет.
— У меня была хроническая почечная недостаточность, — говорит молодой человек. — Это значило, что мои почки постепенно переставали работать. Правая почка развивалась неправильно, в ней постоянно шел воспалительный процесс. А левая не действовала практически с рождения. Пять лет врачи пытались спасти почки, сделали несколько операций, но они не помогли… Когда мне было двенадцать, я впервые попал на гемодиализ — кровь начали очищать с помощью аппарата «искусственная почка». В течение четырех лет три раза в неделю ездил на процедуру в Запорожье и ждал донорский орган. Эти годы были самыми долгими в моей жизни.
— Во время диализа из организма вымывается кальций, из-за чего серьезно страдают суставы, кости, некоторые дети перестают ходить, — добавляет мама парня. — У моего сына тоже деформировались кости… Кроме того, чтобы не накапливалась лишняя жидкость, нельзя пить больше 300 миллилитров в день. Запрещены многие продукты: бананы, клубника, картофель…
— Девятого марта 2006 года мне сделали пересадку донорской почки, — продолжает молодой человек. — После этого моя жизнь стала совсем другой, более качественной и полноценной. Я больше не был привязан к больнице. А два месяца назад врачи, увидев результаты моих анализов, сказали однозначно: почка перестает очищать кровь, вскоре снова понадобится диализ. Я очень расстроился. Сейчас всеми возможными методами стараюсь поддержать работу почки. Отказался от мяса — белок выводится тяжелее всего. Пью специальные травяные отвары.
Врачи никогда не прогнозируют, сколько прослужит пересаженный орган. У кого-то он работает 25 лет, а у некоторых пациентов отказывает черед год после операции.
— В Украине последние пять лет операции по пересадке органов практически не выполняют из-за того, что в Законе «О трансплантации» сказано: разрешение на забор органов у умершего человека должны дать его родственники, — объясняет директор киевского Института сердца Борис Тодуров, который сделал пять пересадок сердца (на фото). — Но ведь в этот момент люди убиты горем. Да и почему решать, отдавать ли для пересадки сердце, почки, печень, легкие должны родители, жена или муж, сестры с братьями? В развитых государствах выработана система, когда каждый человек при жизни сам решает, становиться ли ему донором органов после смерти.
«Я бы хотела, чтобы сына прооперировали в Украине — дома и стены помогают»
В социальных сетях молодой человек регулярно рассказывает о том, что с ним происходит. «Несколько дней ничего не писал, так как ездил в Запорожье на операцию, — сообщил он неделю назад. — Мне сформировали фистулу — сшили артерию с веной, чтобы укрепить сосуды для диализа. Вмешательство длилось часа два. Сосуды очень тонкие, с ними сложно работать. Это была первая из запланированных операций. Буду готовиться к следующей — вскоре нужно будет удалить почку. Продолжаю собирать средства на пересадку. Чувствую себя не очень хорошо. Высокий уровень креатинина и мочевины в крови вызывают слабость. Очень надеюсь, что все будет хорошо. Большое спасибо всем, кто помогает, поддерживает и просто интересуется. Спасибо, что вы со мной».
— Вы знаете, чью почку девять лет назад пересадили вашему сыну? — спрашиваю маму парня.
— Знаю, что донором стала женщина, которая погибла в праздничный день, Восьмого марта, от удара по голове. Родные согласились, чтобы у нее взяли обе почки для пересадки. Вечером нам позвонил доктор и сказал: «Есть орган, который идеально подходит вашему сыну. Вы приедете на операцию?» Естественно, мы тут же отправились в Запорожье.
Вскоре после пересадки молодой человек вернулся к нормальной жизни. Вновь стал посещать школу. Окончив ее, поступил в институт на заочное отделение и получил профессию дизайнера, которая позволяет ему работать на дому, не приходя ежедневно в офис. Парень смог встречаться с друзьями, ездить отдыхать.
— Сейчас, когда сын понял, что ему опять предстоит диализ, он сильно расстроился, — продолжает мама. — Даже сказал: «Я очень устал от всего. Не хочу никаких очисток крови…» — «И что будет?» — спросила сына. «Как что? — пожал он плечами. — Когда организм полностью зашлакуется, сначала я впаду в кому, а потом ты меня похоронишь». На это я ответила: «Пока жива, не позволю тебе погибнуть. Силой стану возить на процедуры». Такое уже было, когда сыну исполнилось лет 14—15. Иногда мне звонили из больницы: «ОН не приехал». Я хватала такси, искала сына у друзей, на улице, запихивала его в машину и везла на лечение. А что оставалось делать? Сейчас, когда я сказала, что буду бороться за него, сколько хватит у меня сил, вижу, что сыну стало легче. Знаете, дорога из Мелитополя в Запорожье пролегает через Новобогдановку, в которой много лет назад летом взрывались боеприпасы, откуда людей срочно эвакуировали. В тот период, когда все люди бежали в сторону Крыма, мы с сыном, объезжая контрольные пункты по полям и проселочным дорогам, добирались до Запорожья — на диализ… Не очистить кровь было гораздо страшнее, чем попасть под взрывы…
Вот еще одно сообщение парня в Интернете, написанное на прошлой неделе: «Меня огорчает то, что не принимаются и даже не рассматриваются в Верховной Раде законопроекты по реформам в медицине, которых ждут тысячи таких же людей, как я. Видимо, для наших депутатов реформы в медицине не так важны. В связи с этим на прошлой неделе отправил все свои последние выписки из больницы в Белоруссию, в отделение трансплантации больницы в Бресте. В Белоруссии, в отличие от Украины, есть закон о трансплантации, и он работает. Там изучили мои анализы и сказали, что донора в среднем больные ждут от трех до 15 месяцев. Но сумма за операцию, которую они назвали, очень большая. Только поехать сдать первоначальные анализы и стать в лист ожидания стоит пять тысяч долларов. А сама операция обойдется в 70 тысяч долларов. Таких денег, естественно, у моих родных нет, и сколько лет мне придется их собирать, я не знаю. Но очень хочется надеяться, что все-таки в нашей стране будет что-то меняться в лучшую сторону и не придется собирать средства для лечения за рубежом. А пока я просто живу, работаю, общаюсь с друзьями, собираю средства на операцию и жду изменений в медицине. Еще раз хочу поблагодарить от всей души всех, кто помог и помогает, кто поддерживает добрым словом и просто мысленно со мной».
— Мы уже узнали, сколько стоят операции по пересадке почки в разных странах, — добавляет мама молодого человека. — Самая дешевая — в Белоруссии. В Германии она обойдется в сто тысяч евро. Собрать такую сумму наша семья не в состоянии. Поэтому мы уже начали обращаться ко всем, кто может помочь. Но в первую очередь я призываю чиновников Министерства здравоохранения и депутатов Верховной Рады принять изменения к закону. Ведь наши хирурги умеют выполнять операции по пересадке, но не могут спасать пациентов, потому что нет донорских органов, при том, что каждый день в ДТП погибают люди. Я бы очень хотела, чтобы сына прооперировали в Украине, дома, где и стены помогают. Да и денег понадобится тогда значительно меньше.
«В 15 лет узнать, что тебе нужна пересадка сердца, очень тяжело»
— Невозможно точно сказать, сколько людей в Украине ожидают трансплантации органов, — говорит Борис Тодуров. — По приблизительным подсчетам, это тысяча двести человек. В нашей клинике постоянно находятся пациенты, которым необходимо донорское сердце. Эти люди живут с надеждой на пересадку, но в ожидании смерти. У врачей, понимающих всю ситуацию, как и у больных, возникает чувство безысходности. Хотя в Украине делать операции по пересадке сердца смогли бы многие мои коллеги.
Среди подопечных Бориса Тодурова — 16-летний Иван Коврига. У паренька — дилатационная кардиомиопатия. При таком заболевании сердце увеличивается в размерах, мышца становится слабой и не справляется с перекачиванием крови.
*Ваня Коврига: «У здорового человека сердце размером с кулак. Мое — как шесть кулаков»
— Спасти его может только трансплантация, — объясняет Борис Тодуров. — Никакие другие вмешательства не улучшат состояние подростка. А после пересадки сердца он сможет прожить десятки лет.
«Мені потрібне нове серце, — говорит в своем видеообращении к президенту страны школьник. — Але закон не дозволяє зробити пересадку. Внесіть до нього зміни. Я дуже хочу жити».
— Заболел я два года назад, причем началось все с обычного покашливания, — рассказывает Ваня Коврига, который живет в Ровно. — Я думал, простудился. Но с каждым днем становилось все хуже. Врачи, послушав меня, направили в Киев, на обследование к кардиохирургам. Там врачи рассказали, что здоровое сердце размером с кулак, а у меня — как шесть кулаков. Оно начало давить на диафрагму, из-за чего и появился кашель. Я тогда думал: сейчас меня пролечат и отпустят домой, все будет, как раньше. Но оказалось, ситуация гораздо серьезнее. Родители говорили: тебе необходима операция. Я относился к их словам легко, пока в Интернете не нашел всю информацию о своей болезни. В 15 лет узнать, что тебе нужна такая операция, тяжело.
— После того как сын прочел всю правду о своем состоянии, у него случилась истерика, — говорит мама подростка Татьяна Ивановна. — Он говорил: «Я не хочу жить!» Мы обращались во все клиники, какие только можно. В Австрии, как оказалось, только за обследование нужно было заплатить одиннадцать с половиной тысяч евро.
— Как срочно нужно сделать операцию? У Вани есть еще время, чтобы ждать?
— На этот вопрос у врачей нет ответа, — вздыхает мама. — Они объясняют: сердце — это насос. И что может повлиять на его работу, остановить, никто не знает. На сегодняшний день нам удалось собрать около 90 тысяч долларов. Не хватает еще десяти тысяч. Министерство здравоохранения Украины обещает добавить недостающую сумму. Надеюсь, в ближайшее время мы переведем деньги в белорусскую клинику и сможем с сыном выехать туда.
— Каждый день я живу как последний, — говорит Ваня, стараясь скрыть слезы. — Но и мечтать не перестаю. Хочу стать журналистом.
— И это может стать реальностью, если в ближайшее время будут внесены изменения в законодательство, — считает Борис Тодуров. — Семь лет мы с коллегами пытаемся пробить эту стену непонимания. И не можем. За это время погибли десятки, если не сотни людей. У нас в Институте сердца не раз умирали пациенты, которым нужна была такая операция, а мы не могли помочь.
Главный трансплантолог Министерства здравоохранения Украины Александр Никоненко говорит, что у отечественных кардиохирургов накоплен солидный опыт по проведению пересадок сердца:
— В нашем центре выполнены три подобные операции, а специалистами, работающими сегодня в Институте сердца, — четыре. И это за последние 12 лет. Время от времени в стране вспыхивали скандалы по поводу «черных трансплантологов». Врачей арестовывали. Но в итоге ничего не подтвердилось. Медиков выпустили. А за время разбирательства трансплантология как отрасль в Украине опустилась до нуля.
— К сожалению, у нас в стране нет просветительских программ, которые объясняли бы школьникам и взрослым, что каждый может стать донором органов, — сетует мама молодого человека, которому требуется пересадка. — Что это благородное дело. Я сама знаю семьи, в которых дети погибли, не дождавшись пересадки. Когда сыну было двенадцать, вместе с ним на диализ ездила шестнадцатилетняя Оля. Она не сдержалась, нарушила режим и скоропостижно умерла… До сих пор, когда ее вспоминаю, мурашки бегут по коже. В Германии уже давно просчитали: сделать пересадку дешевле, чем годами держать человека на диализе. Почему наши законодатели не могут этого понять?
— Что помогает держаться в этой ситуации?
— Чувство юмора, — отвечает женщина. — А еще я стала намекать сыну: хочу, мол, чтобы у меня была внучка. Сначала он заявил, что этого никогда не будет. А недавно изменил формулировку. Теперь говорит: еще не время. Значит, надеюсь, настанет время!
— На прошлой неделе в Комитете Верховной Рады по вопросом здравоохранения состоялось заседание, где рассматривали вопросы трансплантации органов, — говорит Борис Тодуров. — И я вижу, что есть общее понимание проблемы. На депутатов произвели впечатление слова главного трансплантолога Белоруссии Олега Рома. Он рассказал, что после принятия пять лет назад поправок к закону в их стране количество операций по пересадке органов увеличилось в 40 раз! Сейчас в Белоруссии нет очереди на диализ. Кроме того, наши зарубежные коллеги делают большое количество трансплантаций иностранцам, тем самым зарабатывая деньги для отечественной медицины.
— Как работает закон в Белоруссии?
— Существует единая компьютерная база, куда заносятся имена тех, кто не готов отдать органы для пересадки в случае своей гибели. Все остальные автоматически считаются донорами. Беседуя с коллегами, я предложил внести в закон еще одну поправку: не разрешается забор органов у граждан, погибших в результате военных действий или антитеррористических операций. Тем самым мы отсечем возможные спекуляции и опасения, что у людей в зоне АТО будут изыматься органы. Я все же очень надеюсь, что нуждающиеся в пересадке со своей стороны, а мы, врачи, — со своей, достучимся до чиновников и депутатов, от которых зависят изменения в законе. Их нужно было внести еще несколько лет назад.
9197Читайте нас в Facebook
