Ярослав Нудык: "Ради того, чтобы спеть только одну песню "Пливе кача", нам как-то пришлось лететь через весь океан"
Мужскую группу «Пиккардийская терция» слушатели узнают с первых аккордов. За 25 лет своего существования коллектив выпустил 14 альбомов. В репертуаре группы 300 песен в самых разнообразных аранжировках. В последние три года «Пиккардийскую терцию» ассоциируют с грустной песней «Пливе кача», которая впервые прозвучала на Майдане во время прощания с убитым белорусским активистом Михаилом Жизневским, и под которую хоронят бойцов АТО.
«Пиккардийцы» записали новый альбом «Лети», песни из которого представят на своем юбилейном концерте в столичном Дворце «Украина», начав всеукраинский гастрольный тур. Затем коллектив отправится в США и Канаду. Новый альбом музыканты презентовали в Киеве, а солист группы Ярослав Нудык за чашкой кофе рассказал о предстоящем юбилее.
— Решили отметить круглую дату громко в столице, а не в родном Львове, как прежде?
— Да, изменили своей многолетней традиции. Но, признаюсь, специально этого не планировали. Просто так сложились обстоятельства, чему мы только рады.
— Чем будете удивлять публику?
— В первую очередь тем, что наш коллектив все-таки вместе. После пятилетней паузы мы наконец-то записали новый альбом и с нетерпением ждем, как примет его публика. За это время в стране произошло много трагических событий, которые отразились и на нашем творчестве. Если раньше группа ассоциировалась с веселыми песнями «Старенький трамвай», «Пустельник», «Сад ангельських пісень», то в последнее время — с печальной песней «Пливе кача». С этой песней мы объездили всю Украину, Европу, США и Канаду. Иногда исполняли ее по несколько раз в одном концерте. А как-то ради того, чтобы спеть только одну эту композицию, нам пришлось лететь через весь океан на вечер памяти, который устраивало украинское посольство в Канаде.
«Пливе кача» мы записали давно, еще за 14 лет до Майдана. Говорят, эта композиция была любимой песней погибшего во время Майдана белоруса Михаила Жизневского. Он в последнее время жил в Белой Церкви, посещал наш концерт в этом городе. У него в плеере была наша песня. Кто-то из друзей Жизневского предложил провести Михаила в последний путь под эту композицию. А дальше ее подхватили, и теперь она неизменно звучит на похоронах наших героев.
— Правда, что именно благодаря вашей настойчивости 25 лет назад родилась группа?
— Мы давно знакомы с Владимиром Якимцом, которого зовем Дональд. Учились вместе в музыкальном училище. Он единственный из нашей компании разбирался в нотной грамоте, поскольку учился на теоретическом факультете и мог легко записать по нотам любую музыку.
*За 25 лет существования «Пиккардийской терции» состав группы практически не менялся
Я начал приставать к нему с просьбами: давай организуем коллектив, будем работать. Он постоянно отнекивался. Я уже был взрослым парнем, после армии, хотелось конкретных действий, а у ребят были только девушки в голове. Мне пришлось пойти на хитрость. С Владимиром мы часто играли в настольный теннис, и я поставил ему условие: если выиграю, соберемся хоть на одну репетицию вместе. Он проиграл мне партию.
Параллельно студент консерватории Андрей Легкий собрал студенческий хор для исполнения старинной музыки, в котором было 12 солистов (6 парней и 6 девушек). Но все закончилось тем, что девушки начали пропускать репетиции, выходить замуж. Из парней вскоре осталось только четверо — это и был первый состав группы «Пиккардийская терция».
— В 90-е годы вы выглядели очень стильно, выступали в элегантных костюмах и черных очках. Кто придумал эти образы?
— Мы решили выступать в очках потому, что очень боялись выходить на сцену. А затем этот образ понравился зрителю и хорошо смотрелся в телевизоре. Однажды я ехал в трамвае и подслушал разговор двух дамочек: «Такие славные парни, прекрасно поют, очень жаль, что они слепые». Мы с ребятами посмеялись, но очки решили все же снять.
— Вы выбрали не самый популярный стиль, исполняя блюзовые, джазовые композиции. Как завоевывали шоу-бизнес?
— Настоящее искусство имеет к шоу-бизнесу не очень прямое отношение. Мы в шоу-бизнесе никогда и не были. Просто делаем то, что нам нравится, не пытаясь высчитать формулу успеха. Наша первая блюзовая песня «Сумна я була», ставшая известной в узких кругах, обратила на нас внимание львовского творческого объединения «Дзига». Нам предложили репетиционную базу и контракт, дав полную свободу творчества. Мы просто кайфовали, творили музыку и не думали о деньгах. Пили один кофе на пятерых. Но каждый день придумывали новые песни и общались с интересными творческими людьми — художниками, артистами, режиссерами, которые собирались в «Дзиге». Для нас это был самый лучший университет.
Чтобы поехать на фестиваль «Червона рута» в Донецк, где решили впервые громко заявить о себе как о вокальном коллективе, нужно было записать три новые качественные фонограммы. Деньги вынуждены были одалживать у знакомых. Каждый из нас принес по 60 долларов. Это были огромные для нас деньги на то время, ведь умудрялись неделю жить на 5 долларов, нормально при этом питаясь. После фестиваля пришлось эти деньги отрабатывать. Я вместе с родственником поехал в Польшу на заработки, бетонировал полы.
Первое время нам не очень везло в финансовом плане. Помню, после концерта, посвященного четырехлетию группы, мы остались еще и должны. Выступали во Львове, в старинном здании на Армянской. Желающих попасть на концерт было так много, что люди просто снесли с петель двери и сломали их. Нам пришлось весь гонорар отдать на ремонт дверей.
Первые приличные деньги начали зарабатывать только на седьмой год своего существования. До этого были какие-то временные заработки. Однажды после «гастрольного» тура в Польше остались без копейки. Спали в школьном спортзале на матрасах, выступали в маленьких городках на севере Польши. Один наш земляк решил таким образом заработать, а нас «кинуть».
— Вы, как и прежде, ездите во Львове на трамвае?
— Конечно. Иногда встречаю интересных людей. Буквально на днях во львовском трамвае случайно столкнулся с главой жюри фестиваля «Червона рута» Кириллом Стеценко. Люди, бывает, нестандартно реагируют. Недавно шел по улице и увидел женщину с большой сумкой, предложил помочь. Донес до конца улицы, и тут она поднимает глаза, в упор смотрит на меня и буквально сползает по стенке, еле выговорив: «Дякую». Как правило, наши поклонники очень интеллигентно себя ведут.
— За все годы состав группы практически не менялся. Как вам удалось не разбежаться?
— Мы всегда даем друг другу шанс на ошибку и возможность ее исправить. Изначально нас объединила музыка, потом же мы стали не просто коллегами, а очень близкими друзьями, опорой друг для друга.
— Вы из музыкальной семьи?
— Мои родители работали на военном заводе, но я с детства мечтал о сцене. Отец часто водил меня на концерты, в театр, музеи, оперу. Именно он настаивал на том, чтобы я в детстве учился играть на баяне. Я возмущался и даже плакал, не хотел таскать инструмент весом 16 килограммов, за которым меня, мелкого пацана, почти не было видно. Отец носил баян вместо меня. Эти пытки продолжались два месяца, и в результате я отказался играть. Но к баяну таки вернулся через три года. Перешел в другую музыкальную школу — ближе к дому. Очень хотел играть на аккордеоне, но этот инструмент считался в то время слишком буржуазным.
Возможно, я бы мог поступить и в консерваторию. Но в школе произошел случай, определивший мою дальнейшую судьбу. Мы с ребятами-восьмиклассниками в 1982 году нарисовали на стене школы тризуб и написали: «Ще не вмерла Україна». Тогда это не было еще каким-то проявлением сознания, геройством — просто ребячество. Мы слонялись возле школы, не зная, чем себя занять. Это было как раз перед смертью Брежнева.
Наших родителей утром вызвали в КГБ. Скандал был жуткий. Нам очень повезло, что дело как-то замяли. Естественно, из школы нас выгнали. После этого дорога в высшие учебные заведения нам была заказана, поэтому я пошел учиться в ПТУ на автослесаря. Затем была армия. Служил я в Белоруссии, в Витебске. Среди сослуживцев были дети диссидентов из Санкт-Петербурга. Мы вели дискуссии на разные темы, музицировали. Там я завел тетрадь, в которую записывал рецепты от бойцов из республик бывшего Союза. И сейчас люблю побаловать друзей блюдами, рецепты которых записаны в той тетради. Особенно вкусно получаются шашлык и плов.
— Почему после армии пошли работать на завод?
— Перспектив у выпускника ПТУ было не так уж много. А за тунеядство в те времена наказывали. Нужно было обязательно работать, иначе светило шесть месяцев тюрьмы. Вот отец и пристроил меня на завод. Работал я на фрезеровочном станке. Мог делать маленькие тризубы. Но наибольшим спросом пользовались надписи на могильных плитах. На этом можно было хорошо заработать. Моя официальная зарплата составляла 270 рублей — очень даже неплохо.
Меня это вполне устраивало, но все изменил случай. Однажды отец случайно встретил родственницу, которая работала в музыкальном училище. Она спросила: «А почему это Славко на заводе, он же так хорошо пел?» И предложила мне пойти учиться в музучилище. Там я и встретил Владимира Якимца. Так закрутилась наша история. Сейчас больше всего хочу, чтобы творческая жизнь группы была как можно более продолжительной. Мне часто снится сцена, что мы буквально парим над ней. Значит, нам еще есть куда расти и есть что сказать своим зрителям.
1674Читайте нас в Facebook
