Мирослав Попович жил по библейским заповедям, не будучи воцерковленным
Академик Национальной академии наук, доктор философских наук, заслуженный деятель науки и техники Украины, лауреат Шевченковской премии, почетный доктор Киевского национального университета имени Шевченко, почетный профессор Киево-Могилянской академии Мирослав Владимирович Попович родился 12 апреля 1930 года в Житомире в семье учителей. После окончания школы в Изяславе поступил на философский факультет Киевского университета имени Шевченко. С 1953 по 1956 год работал директором средней школы в поселке Золотой Поток на Тернопольщине. Потом учился в аспирантуре Института философии Академии наук. Институту он отдал свыше шести десятилетий. В 1969 году стал заведующим отделом логики и методологии науки (он автор четырех сотен научных трудов, посвященных этим темам), а в 2001-м — директором.
Мирослав Владимирович занимался не только научной деятельностью. Он был одним из активных участников инициативной группы «Першого грудня», объединившей известных интеллектуалов и общественных деятелей, многих из которых, и его в том числе, называют моральными авторитетами и совестью нации.
Цитировать его высказывания можно бесконечно. Приведем несколько самых ярких.
«Якщо я міг зробити і не зробив — мені нема прощення».
«Поки людина жива, ми не можемо про неї нічого сказати, бо сьогодні вона зробила один вчинок, а завтра — зовсім інший і перекреслила все те, що було раніше. Вся людська біографія — це сукупність вчинків. І сенс життя теж стосується усієї цієї сукупності вчинків, останнім з яких є відхід людини. Після смерті вже можна сказати: ця людина — … І перерахувати факти її біографії».
«У кожного з нас є щось таке, на що ми піти не можемо. Це те, що робить людину такою, яка вона є. Якщо дивитись на людину так, то вона не розсипається на сукупність вчинків — бо є щось, що тримає її».
«Нинішня війна — війна принципів. Ми знаємо — і це правда, — що йде війна між Росією й Україною: вона не оголошена як війна, але ми всі знаємо, що вона собою являє. І до цього звелися всі суперечності, які існували, що дуже небезпечно: справа не в мові і навіть не в незалежності — не про це йде мова, а про те, що ми повинні побудувати суспільство з людським обличчям».
О том, каким Мирослав Владимирович был в жизни, «ФАКТАМ» рассказала близкий друг его семьи кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института искусствоведения, фольклористики и этнологии имени Рыльского Галина Бондаренко.
— Галина Борисовна, думаю, не будет преувеличением сказать, что вам посчастливилось очень близко общаться с таким неординарным человеком…
— Считаю встречу с Мирославом Владимировичем и его семьей Божьим даром. Думаю, что он был Божьим даром и для нашего народа, и для страны. Мне кажется, масштаб его личности будет оценен адекватно, когда пройдет время.
Попович — это целый космос добра, мира, величия человеческого духа. Не хочу сбиться на пафос, но это так. Вместе с ним ушла часть моего личного пространства. Это место больше не будет заполнено. Но точно знаю, что вся огромная любовь и мудрость, все дары, которые я получила от общения с Мирославом Владимировичем, никуда не уйдут. Пока жива, буду нести это в себе.
Очень жалею о том, что никогда не приходила мысль вместе с ним фотографироваться, его сфотографировать. Казалось, что впереди вечность…
О наших отношениях могу рассказывать долго. Хотя мне меньше всего хотелось бы, чтобы здесь звучало местоимение «я», как это было на панихиде (отдать дань уважения такому человеку пришли по зову сердца коллеги, ученики, политики, депутаты, соратники, друзья — весь цвет украинской интеллигенции). Понимаете, был Попович, и были мы — те, кто находился рядом с его семьей, которая всем и всегда давала несоизмеримо больше, нежели ты мог дать. Я одна из многих, на кого эта Божья роса попала.
Чтобы вы поняли, какие у нас были отношения, расскажу один эпизод. Мы с мужем пошли на выпускной старшей дочери. Отсидели официальную часть. Дальше в программе банкет. Муж говорит: «Что, будем праздновать с незнакомыми людьми (мы не очень хорошо знали родителей одноклассников дочери) или пойдем к Поповичам?» Не было двух мнений, с кем разделить эту радость. Дело было в девять часов вечера в субботу. Мало ли какие у людей планы? Мы позвонили и поставили их в известность, что придем. Нам никаких вопросов не задавали. Сказали, что очень ждут. Мы взяли шампанское, конфеты и классно отпраздновали.
С Мирославом Владимировичем мы познакомились в 1978 году. Я только отучилась первый год в аспирантуре. И с его женой Лидией Федоровной (кандидат исторических наук, работала ведущим научным сотрудником Института искусствоведения, фольклористики и этнологии имени Рыльского. — Авт.) мы отправлялись в первую для меня экспедицию в Одесскую, Запорожскую и Днепропетровскую области. Подъехали к дому на улице Семашко, где они жили. Мирослав Владимирович провожал жену, помог загрузить вещи в машину.
К слову, он, собирая жену в экспедицию, всегда покупал на рынке сало — умел очень хорошо его выбирать. У нас это называлось «сало Поповича».
* Галина Бондаренко: «К титулам и званиям Попович относился с иронией». Фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
— В апреле прошлого года брала у Мирослава Владимировича интервью. Только начался рабочий день. Мы вместе зашли в очень скромный кабинет. Мирослав Владимирович первым делом позвонил жене: «Лида, я доехал» — и объяснил: «У нас так заведено». Это было очень трогательно.
— Их отношения были примером для всех. Мне кажется, самое главное, что они были по жизни партнерами, которые любили и уважали друг друга. Второй тост в любом застолье традиционно был за здоровье мамы Лиды, так ее называют близкие.
Их дочь Алина (она тоже работает в нашем институте, исследует как этнолог народную религиозность, еще она очень талантливая художница и поэтесса) однажды мне сказала о своем наблюдении — как с возрастом трансформируется любовь родителей. Она никуда не исчезает, а просто превращается в особые формы заботы, понимания и терпения.
Материнской любви Лидии Федоровны хватало на всех. Она очень умная и мудрая женщина с тонким чувством юмора. Однажды, когда она была в экспедиции, Мирослав Владимирович отправил ей в Борзну телеграмму до востребования: «Получил звание ударника коммунистического труда. Твой муж Петро». Она ответила так: «Поздравляю с получением звания ударника коммунистического труда. Горжусь тобой. Твоя жена Лида». Естественно, на главпочтамте были в шоке. Люди искали в странном тексте подвох. Но это просто был такой стеб для двоих.
А когда он в командировке немного поиздержался, она выслала мужу перевод, приписав: «Продала хату, корову, висилаю гроші, вертайся додому».
В их теплое пространство вовлекались другие. Причем в значительном количестве. Я, человек достаточно прагматичный, иногда тихо ужасалась: сколько же людей проходило через этот дом, эти застольные беседы или чайные церемонии. Не все из них остались верны тем принципам и тем качествам, к которым прикоснулись. Когда Попович ушел из политики, этот круг заметно сузился.
— С Мирославом Владимировичем было очень легко общаться, невзирая на разницу в возрасте и статусе. Не было ощущения, что передо мной сидит академик…
— Попович, имея звания и регалии, оставался в первую очередь человеком. Знаете, когда решали организационные моменты похорон, ритуальная фирма, исходя из статуса, предлагала лакированный гроб с позолотой, красную дорожку к могиле и прочие атрибуты. А я подумала, что вся эта мишура так несовместима с его образом. Да и семья была против. Для Поповича прежде всего был важен сам человек, а не его статус.
Многие уверены, что академик должен иметь квартиру определенного уровня и обязательно в престижном районе. Однако семья Мирослава Владимировича до сих пор живет в той же квартире, куда я пришла почти сорок лет назад. Ремонт в ней сделан в 80-х, когда глава семьи получил какой-то гонорар. Прошло уже столько лет, а обои все те же.
— Он не придавал значения быту?
— Он считал, что быт должен быть комфортным. У них ни машины, ни дачи. Зато вся квартира забита книгами. Они в шкафах, на подоконниках и на тумбочках. В этой семье нет сбережений. И никогда не было. Потому что они всегда кому-то помогали. Это сознательный выбор не только Поповича, но и его близких.
Он никогда не пользовался своими связями, чтобы решать проблемы семьи. Это было принципиально.
Недавно прочла высказывание известного ирландского писателя Клайва Льюиса: «Только здоровые, умные и смиренные люди чаще всего хвалят других людей, а неумные — часто критикуют». Попович часто хвалил.
— За что?
— Он всегда умел найти в каждом что-то такое, что его искренне — это ключевое слово — восхищало. Многие снисходят к другим, общаясь с ними. Попович же поднимал людей к своему уровню, благодаря внутренней щедрости, душевности, любви и интеллекту.
Когда я уходила от них, вдоволь наговорившись, всегда произносила: «Ну все, я вам наговорила сім мішків гречаної вовни». Но он из этой «вовни» мог спрясть нитку, понимаете?
Для многих слова «милосердие, сострадание, жертвенность» — штампы или абстракция. Однако все вышеназванное я лично смогла пощупать и потрогать, когда присоединилась к этой семье, где меня приняли все, даже кошки и собаки.
Ежедневная жизнь этой семьи — это такие уроки.
Их дом был открытым. Если Алина в детстве приносила туда животных, которых подбирала на улице, то потом стала приводить подруг, чтобы те могли отогреться после душевных травм, трагедий и неразберихи. Все переживали свои тяжелые времена именно в этой семье.
С ними до своих последних дней жила старенькая мама Мирослава Владимировича, с которой у него были замечательные отношения. Потом негде было жить семье сестры Лидии Федоровны Ольги, их приняли с радостью. Племянницу Машу Мирослав Владимирович научил печатать на машинке. Для нее он готовил свои любимые галушечки.
В 80-е годы в Институте философии работал специализированный ученый совет. В Киев приезжали защищаться ученые из Армении, Грузии, Литвы. С гостиницами тогда было трудно. Всех принимали в семье Поповича. Алина, ее подруги, однокурсницы, я — мы часто слушали интересные разговоры этих ученых мужей. Вообще, благодаря этой семье я имела честь общаться с историческими личностями. У Поповича были прекрасные друзья — мыслители, культурологи, философы, логики.
Вы же знаете, что присутствие чужого человека в доме — это как минимум неудобство. Так вот, иногда Попович, проснувшись утром, шел в ванную посчитать зубные щетки, чтобы знать, на какое количество гостей готовить еду.
А когда началась война, Алина перебралась к родителям, а в ее квартире жили переселенцы из Донецка, Луганска, Славянска.
— Мирослав Владимирович рассказывал об этом.
— Для них это было абсолютно нормально. Часто вспоминаю слова Мирослава Владимировича, что он чувствует личную ответственность перед другими людьми, которые в чем-то слабее его.
А еще у него было умение щедро делиться всем, что имел. Мне, например, он подарил визит во французское посольство. Попович же был удостоен высшей награды Франции — ордена Почетного легиона. Как-то спросил: «Галочка, хотите со мной на прием?» Кто же не хочет? Тем более что владею французским. И я была на приеме, общалась с послом. Этот праздник устроил мне Мирослав Владимирович.
Когда я ехала в командировку в Ленинград, он сказал: «Вот телефон Гусевых. Остановишься у них». Ты друг Поповича — это лучшая визитная карточка. Если ты от него, тебя примут, ничего не требуя взамен.
Еще хочу отметить, что Попович был свободным человеком, не зависел от титулов и званий. Он относился к этому с иронией. А о чувстве юмора всех членов семьи надо рассказывать отдельно.
Вот две истории о домашних питомцах. Первая их собака, которую помню, — черная, довольно упитанная Тильда. Гостям демонстрировали такой ритуал: «Тильда, ты комсомолка?» В ответ: «Гав!» «Тильда, что мужики делают?» Она закрывала глаза лапой и страшно «смущалась». Как можно животное такому научить? Это была форма некой социальной иронии в период развитого социализма.
А попугайчика Крошу Алина кормила, приговаривая: «Материя первична», «Сижу за решеткой в темнице сырой», «Чи я горілочки не п’ю?» Как раз в стране шла антиалкогольная кампания. Гениальность хозяев переходит и на любимцев. Эта птичка из фраз, которым ее учили, придумала такое: «Материя горилочки первична», «Сижу за решеткой, горилки не пью». Когда Кроша садился мне на плечо, то обязательно клевал сережку и проникновенно шептал: «Я вас люблю, я вас люблю».
* Попович жил без лозунгов, но по принципу «Если не я, то кто?»
— Сейчас в доме живет собака Люша, которую забрали из приюта, — продолжает Галина Бондаренко. — Она пережила в своей собачьей жизни очень много. С ней Мирослав Владимирович гулял, пока здоровье позволяло.
Еще расскажу о кулинарных способностях Поповича. В этом доме всегда вкусно кормили. Лидия Федоровна специалист по традиционной украинской кухне, Алина вообще прекрасно готовит. Вот и Мирослав Владимирович одно время тоже увлекся кулинарией. Причем подошел ко всему фундаментально — прочел много литературы.
Он был талантлив в освоении чего-то нового. Был и лингвистически одаренным человеком. Знал английский, французский, немецкий, чешский, польский. Посещая разные страны, выучивал 20—30 фраз и мог объясниться, за что его везде уважали. А он всегда уважал традиции другого народа. Бывая на Кавказе (он особенно любил Грузию), научился готовить сациви и лобио. Таких удивительных вкусностей я нигде не ела.
Мирослав Владимирович в 90-е годы даже вел кулинарную программу на «1+1». Письма ему тогда приходили мешками. Он готовил такие замысловатые блюда, как утка, начиненная блинчиками с фаршем, или рыбу-фиш, которую я впервые попробовала именно в доме Поповича. Он ее делал на праздники.
В моей семье много лет мы готовим «плов от Поповича».
— Дайте рецепт, пожалуйста.
— Количество мяса, лука, моркови и риса должно быть примерно одинаковым. Сначала делаете зирвак. Это основа плова. Прокаливаете подсолнечное масло. Готовность проверяете щепоткой соли. Если она подпрыгивает, значит, можно класть мясо — говядину, баранину, курицу. Потом добавляете лук кольцами, сверху морковь. Не перемешиваете. Наливаете немного воды, чтобы она покрыла верхний слой. Когда немного потушится, добавляете туда барбарис, неочищенные хорошо помытые зубчики чеснока или целую головку, изюм, зиру, перец — специи, какие любите. Засыпаете рис и заливаете его водой. Причем толщина водного слоя над рисом такая же, как два сложенных горизонтально пальца — средний и указательный. Накрываете крышкой и выдерживаете три минуты на сильном огне, семь минут на среднем и две минуты на маленьком. Всего 12 минут. Выключаете горелку и даете столько же времени настояться. Это очень быстро и вкусно.
— А, к примеру, розетку Мирослав Владимирович мог починить?
— Боюсь, что вряд ли. Но он ведь в почтенном возрасте освоил компьютер. Когда тот «зависал», звал маму Лиду. Она была для него авторитетом в технике.
Скажу еще вот о чем. Поповичу было очень легко дарить подарки. Надо было просто найти новую книгу, которая ему интересна. Он так радовался…
Лет десять назад подарила ему подушечку, которую кладут под шею, чтобы было удобнее спать. Сказала: «Мирославе Володимировичу, оскільки ваша голова i ваш інтелект — це надбання нації, то я дбаю про вашу голову». Он страшно хохотал, хотя я говорила совершенно искренне. Потом Лидия Федоровна рассказывала, что эта подушечка ему настолько нравилась, что было целым делом забрать ее в стирку. Так я еще одну подарила.
— Попович придавал значение внешнему виду?
— У него было врожденное чувство вкуса. Он всегда был в тренде, если изъясняться современным языком. Одним из первых отрастил бородку, когда такое вообще считалось буржуазной замашкой и не приветствовалось в партийных органах. Он носил джинсы, свитера, шейные платки. Строгие костюмы надевал на торжества. А в повседневной жизни — стиль свободного художника.
— Теперь немного о Поповиче как о гражданине. В интервью «ФАКТАМ» он признался: «Мне очень страшно за судьбу Украины». Но при этом сказал, что «из всего постсоветского пространства самое большое чудо — это Украина». И завершил беседу словами: «Мы победим. Все будет хорошо».
— Мы встречали вместе Рождество 2016 года. Алина, как всегда, приготовила 12 блюд. Меня очень сильно впечатлила фраза Поповича: «Вот мы сидим. Кажется, все у нас есть. Есть дом, есть богатый стол. А такое впечатление, что упала стена дома и мы сидим на ветру». Он сформулировал именно то ощущение, с которым живу я и многие люди, которым небезразлична история страны.
Расскажу одну пронзительную историю, тронувшую меня до глубины души. Когда началась Великая Отечественная война, ему было 11 лет. Родители — обычные советские люди. А их сын тогда делал то, чему его никто не учил: по наитию ходил в церковь, молился, постился, исповедовался, причащался. Часто молился там часами, чтобы война закончилась. Знаю много ипостасей Поповича, но вот эта просто удивительная.
— Но мне Мирослав Владимирович сказал, что он атеист.
— Скорее всего, агностик. Мирослав Владимирович жил по заповедям, не будучи воцерковленным. Он не мог физически переносить страдания других людей. Готов был поделиться последним, отдать все, что у него было.
В семье над ним подтрунивали, что его безошибочно вычисляют всякие мошенники. Когда он был во Франции, то и там вошел в положение какого-то араба и купил у него совершенно ненужные вещи, потому что тот рассказывал, как ему тяжело.
У него было обостренное чувство справедливости с младых ногтей. Когда несправедливо обвинили в сотрудничестве с фашистами одного человека, 16-летний Попович написал письмо и поехал в Москву, чтобы отдать его в приемную Калинина. Добирался на крыше вагона. Его выслушали и забрали это письмо, однако того человека все равно осудили. Понимаете, уже тогда Попович не мог пройти мимо чьей-то беды.
Его любовь к народу, к каждому человеку, к Украине, которую он никогда не собирался покидать, была безмерной.
— Из-за чего мог выйти из себя?
— Не знаю. Кстати, никогда не видела его нервничающим. Само собой, раздражался из-за политики. Он, человек аналитического ума, видел то, что многие не видели. Он просто недоумевал, почему все так, если это очевидно.
Думаю, Мирослав Владимирович оставался в некоторой степени утопистом. Отвечая на вопрос журналистов, что он пожелал бы новоизбранному президенту, Попович сказал: «Президент должен искренне любить простых людей. Тогда у него будет искреннее доброе сердце. А если нет, ничего у нас не будет». Он сам был таким. Очень болел за простой народ и за Украину — за всех и вся. И не понимал, как можно по-другому, как можно щадить себя. Мирослав Владимирович не мог общаться вполсилы, даже если очень уставал: «Людині треба».
— Мирослав Владимирович тяжело уходил из жизни?
— Несколько лет назад он перенес шунтирование сердца. Позже начала отказывать артерия, которая снабжает сосуды головного мозга. Врачи предложили стентирование этой артерии. Ольга Богомолец (народный депутат Украины. — Авт.), она много помогала семье в то время, посоветовала хороших специалистов. Операцию Мирославу Владимировичу сделали 2 января этого года.
На Рождество нас — Лидию Федоровну, Алину и меня — пустили на несколько минут в реанимацию. Мы застали там такую сцену: Богомолец стоит около кровати и колядует: «Радуйся, земле, Син Божий народився». Мы присоединились. Но самое удивительное, что Мирослав Владимирович, весь опутанный этими трубками, еще не отошедший от операции, тоже колядовал вместе с нами. Когда я взяла его за руку, он сказал: «Помолодела». Это вообще шок. Человек лежит распластанный, прикованный к постели и при этом говорит что-то хорошее тебе. Это такой запредельный уровень жертвенности и любви.
Позже врачи объяснили, что позитивной динамики нет и не будет. После лечения в «Феофании» его забрали домой, через десять дней его не стало.
Я с ним виделась за неделю до смерти. Мирослав Владимирович поцеловал мне руку. Я тоже поцеловала ему руку и сказала, что очень его люблю. Я очень рада, что успела при жизни не раз сказать, как его ценю…
Когда ты думаешь об ушедшем, ты не натыкаешься на пустоту, а соприкасаешься с той любовью, которую он тебе оставил. Знаю, что высокие принципы в этом мире есть, что они реальны. И что есть люди, которые эти принципы исповедуют, которые так живут.
Мирослав Владимирович ушел, окруженный безмерной любовью и теплом. Но мне кажется, что он как человек, привыкший к активной жизни, может, не боролся до конца, чтобы не обременять своих девочек, которых очень любил, хотя его семья была готова заботиться о нем столько, сколько нужно.
Для жены, дочери и внучки это огромная потеря, которую они до конца не осознали. У него были особенные отношения с внучкой. Когда Белла была маленькой, он каждый вечер рассказывал ей сказку, а продолжение следовало на следующий день. Это была целая серия. В такие минуты он преображался. В последние его дни Белла играла ему любимые мелодии…
* «Мирослав Попович обожал внучку Беллу. Когда та была маленькой, он каждый вечер рассказывал ей сказку», — говорит Галина Бондаренко
Для института это тоже большая потеря. Попович не был жестким администратором. Его стиль руководства — это стиль высокой концентрации, новых концепций, интересных творческих идей, которые он генерировал. Весь институт вокруг него объединялся. Он любил талантливых людей и во всем их поддерживал.
В заключение еще одна история. Я уже говорила, что Мирослав Владимирович с каждым человеком умел быть на равных. Когда в их квартире нужно было починить проводку, я посоветовала хорошего мастера. Потом мне мама этого электрика рассказала, что сын был впечатлен, когда спустя время увидел по телевизору того, кто его вкусно кормил и запросто разговаривал. Парень едва не заплакал: «Это такие хорошие люди, что с них вообще не надо брать денег». Такая характеристика выше всяких похвал. Справжність людини — це така якість. Вона або є, або її немає…
1442Читайте нас в Facebook
