«После инфаркта, случившегося в метро, и клинической смерти я, как и раньше… танцую танго»

Договариваясь по телефону о том, чтобы встретиться в центре Киева, я боялась навредить Александру Михайловичу, представляя, что после тяжелого инфаркта и операции на сосудах сердца он с трудом передвигается. А навстречу мне шел бодрый энергичный человек.

— Завтра собираюсь отправиться танцевать танго — это мое давнее увлечение, — говорит Александр Клеванский. Он живет в Днепре, а в Киев приезжает по работе и… потанцевать.

— Когда вы перенесли инфаркт?

— Три месяца назад. Мне стало плохо в метро. Резкая жгучая боль возникла посередине грудной клетки. Я чуть не потерял сознание, но прислонился к стене. Дежурная это увидела и предложила вызвать «скорую». Я еще минут 15 надеялся, что станет легче, но сердечные капли, которые кто-то накапал, не помогли, бросило в холодный пот, онемели пальцы. Хорошо, что врачи «скорой» приехали быстро. Сначала меня отвезли в одну из киевских больниц, а затем отправили в Институт сердечно-сосудистой хирургии имени Амосова.

— Вы не теряли сознание?

— То, что происходило со мной в метро, в больнице, по дороге в институт, помню. А когда меня везли по институтскому коридору, отключился. Как потом рассказали врачи, произошла остановка сердца. Клиническая смерть. Оказывается, мне четыре раза запускали сердце с помощью дефибриллятора. Хорошо, что в перекрытый на 100 процентов сосуд быстро установили стент, не дав сердцу погибнуть.

* «Проблем с сердцем у меня никогда не было, я мог ходить подолгу, не уставая, — говорит Александр. — Теперь понимаю, что для профилактики надо не только сдавать анализы, но также проверять состояние сосудов». Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»

— Пациентов со всей Украины мы принимаем круглосуточно семь дней в неделю — выполняем срочные жизнеспасающие и плановые операции, — говорит директор Национального института сердечно-сосудистой хирургии имени Н.М. Амосова академик Василий Лазоришинец. — Круглосуточно наш институт дежурит и по Киеву — из двух районов (Подольского и Соломенского) принимаем по «скорой» пациентов, у которых произошел инфаркт. Александр находился в Подольском. Человеку действительно повезло: все специалисты действовали быстро и грамотно — врачи «скорой», поставившие диагноз, те, кто оказывал помощь сразу после инфаркта в одной из киевских больниц, и, конечно, наши специалисты. Теперь, после стентирования и установки четырех шунтов (некоторые сосуды сердца были перекрыты на 75—90 процентов), Александр практически здоров. Но наши рекомендации ему надо будет выполнять постоянно.

— Все спрашивают, болело ли у меня когда-нибудь сердце, — говорит Александр. — Отвечаю: «Ни-ко-гда!» Я и подумать не мог, что получу инфаркт.

— Значит, никаких предвестников болезни не было и к врачам вы не обращались?

— Ни одышки, ни нарушения ритма сердца не возникало. Мой дядя страдал стенокардией, так он не мог нормально пройти больше 100—200 метров — задыхался, появлялась боль в груди, и так было, пока ему не сделали шунтирование. Я регулярно сдавал анализы, и все было в полном порядке. Правда, немного повышен холестерин. Но предположить, что из-за этого в сосудах растут бляшки, и они практически полностью перекрыли артерии, через которые кровь попадает в сердце, было невозможно.

— А образ жизни?

— Теперь я проанализировал все, чтобы понять, как такая беда могла случиться со мной. Никогда не курил. Спиртное вообще не пью. Возможно, надо было употреблять красное вино, которое, как считают французы, укрепляет сосуды, но я и этого не делал.

— Ваше увлечение — танцы?

— Танго. Танец требует большой отдачи, но я мог танцевать, не чувствуя усталости, не ощущая одышки. Недавно путешествовал по Италии и в горах абсолютно нормально проходил по 20 километров. А это подъемы, спуски… Останавливался, только когда уставали ноги. Правда, в последние полгода было много работы. Я работаю в IT-сфере, приходилось подолгу сидеть за компьютером, в основном, ночью. В офис и обратно ездил на машине, ходил мало.

* «Мое увлечение — танго, — говорит Александр. — Танец требует большой отдачи, но я уже вернулся к нему. А еще люблю путешествовать, и менять образ жизни не собираюсь». Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»

— Сидячая работа — один из факторов риска при болезнях сердца…

— Теперь понимаю. Видимо, еще сказалось то, что я пил мало воды, не совсем правильно питался: люблю мясные блюда, сладкое, а вот овощи и фрукты — нет. Сейчас питание пришлось перестроить — от сахара отказался, стал есть творог, салаты заправляю льняным маслом, употребляю гораздо больше овощей. И все для того, чтобы ситуация не повторилась. То, что я пережил, страшно даже вспоминать.

— И все же…

— Уже в Институте Амосова, когда меня везли на каталке, появился страх: «Вот усну и не проснусь, а родные даже не будут знать, где я…» Когда был ребенком, взрослые говорили между собой о том, как умер дедушка — моментально от сердечного приступа. Это вспомнилось. Но до сознания еще долетела фраза кого-то из врачей: «Теперь ты в надежных руках». Затем я отключился. Говорят, одной ногой был «там». Но ни тоннеля, ни света в конце него не видел…

— Пришли в себя уже после операции?

— Да, в реанимации. Был привязан к кровати, подключен к капельнице, говорить не мог из-за дыхательной трубки. Но живой! Понадобилось время, чтобы осознать, что случилось, не впасть в уныние, не сдаться, а настроиться на хороший результат. Когда выяснилось, что у меня проблемы и с остальными сосудами сердца, что некоторые участки перекрыты на 90 процентов, решился на операцию шунтирования, чтобы не случился еще один инфаркт. Через месяц после установки стента ее выполнил замечательный кардиохирург Анатолий Руденко. Я быстро восстановился: инфаркт произошел три месяца назад, а я уже танцую танго. Сейчас с каждым днем чувствую себя лучше.

— Доказано: чтобы спасти сердце, пострадавшее из-за инфаркта, надо быстро восстановить кровоток с помощью стентирования или шунтирования, — говорит директор Национального института сердечно-сосудистой хирургии имени Н. М. Амосова НАМН Украины академик Василий Лазоришинец. — Если сделать это в течение первых шести часов — открыть перекрытый тромбом или холестериновой бляшкой сосуд, — то сердце можно восстановить полностью.

— Какое максимальное время считается допустимым для того, чтобы проводить стентирование при остром инфаркте?

— 12 часов. Позже ставить стент уже бессмысленно. Но беда в том, что время теряет сам пациент. Он терпит боль, пытается снять ее таблетками, сомневается, надо ли вызывать «скорую». Проходит три-четыре часа, и даже если «скорая» приезжает быстро, эффект от нашей помощи уже не тот. Действуем в рамках государственной программы: Минздрав Украины обеспечил стентами наш институт, как и созданные во всех областях перфузионные центры, которых уже более 30. Там есть необходимое оборудование, специально обученные врачи. Когда при остром инфаркте миокарда (определенной его форме — с подъемом сегмента СТ) вместо таблеток начали применять стентирование, смертность снизилась почти в четыре раза: без операции погибает 18 процентов пациентов, а если вовремя поставить стент или шунт — четыре—шесть процентов. Когда первая помощь оказана, бывает нужна кардиохирургическая поддержка. Таких пациентов везут к нам. Надеемся, что теперь, когда мы стали участниками пилотного проекта (в него вошли четыре института Академии меднаук), благодаря финансированию из разных источников сможем существенно увеличить число операций.

…Пока со здоровьем у человека все в порядке, разве он задумывается, как устроено сердце, где находятся коронарные артерии и что такое шунт? Но такая информация становится очень важной, если сердце дает сбой или случился инфаркт. В отделении хирургического лечения ишемической болезни сердца Института сердечно-сосудистой хирургии, которое возглавляет академик Национальной академии медицинских наук профессор Анатолий Руденко, обращают на себя внимание несколько стендов с наглядными материалами для пациентов и их родственников: можно рассмотреть увеличенный в десятки раз пораженный атеросклерозом сосуд, увидеть, как он выглядит после шунтирования, представить сердце в разрезе. Есть рекомендации по питанию после шунтирования, физическим нагрузкам. Знать это для многих жизненно важно.

— При инфаркте миокарда главное — выиграть время, — говорит академик Анатолий Руденко. — Если артерию удалось открыть и восстановить кровоснабжение сердца в первые два часа после инфаркта, результат обычно хороший, через два—шесть часов — уже хуже. После этого времени — гораздо хуже. В случае с Александром все было сделано быстро, и миокард, несмотря на обширный инфаркт, почти не пострадал. Через месяц после установки стента (это вмешательство выполнили заведующий отделением экстренной эндоваскулярной хирургии Сергей Сало и его коллеги) мы вшили еще четыре шунта, чтобы кровоток шел в обход пораженных участков коронарных артерий.

— Применили искусственные сосуды?

— Нет, они не приживаются. Для шунтирования пришлось взять с ноги пациента участки подкожной вены и еще внутреннюю грудную артерию. Швы уже почти незаметны. Их не надо снимать, потому что мы используем рассасывающиеся нити.

— Операцию делали на работающем сердце?

— Да. В последние десять лет практически все такие вмешательства — 98 процентов — выполняем на работающем сердце. В общей сложности сделали 12 тысяч таких операций, пожалуй, это самый большой опыт в мире. А раньше технология была другой: сердце останавливали, подключали пациента к аппарату искусственного кровообращения. Для организма это большой стресс, было больше осложнений, длительный послеоперационный период. Сейчас операция в целом длится три-четыре часа. А на то, чтобы вшить один шунт, уходит всего три — семь минут. Ежегодно выполняем около тысячи шунтирований. Главное — чтобы в операционной бригаде все понимали друг друга без слов — хирург, анестезиолог, медсестра. У нас так и происходит.

*"В нашем отделении 98 процентов операций мы делаем на работающем сердце, — говорит профессор Анатолий Руденко. — Благодаря этому пациенты легче переносят вмешательство и быстрее восстанавливаются". Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»

— У Александра была сложная ситуация?

— Довольно необычная. Удивительно, что стенокардия, несмотря на серьезное сужение сосудов, себя никак не проявляла. Теперь, будем надеяться, мы обезопасили сердце от инфарктов. После первого оно хорошо восстановилось, все показатели его работы в норме.

— Шунтирование стало для вас стандартной операцией?

— Да. Но не всем пациентам просто его переносить. Ведь человеку разрезают грудину, дают наркоз. Многое зависит от того, в каком состоянии он попал в клинику. Тем не менее в большинстве случаев госпитализация длится пять-шесть дней, если не появились осложнения. Если же выполняем операцию по поводу порока сердца, без искусственного кровообращения не обойтись. И сложность вмешательства гораздо выше.

— Какие еще сердечные проблемы устраняете хирургически?

— Их много: ишемическая болезнь сердца, врожденные и приобретенные пороки. Если больное сердце работает на 20—25 процентов (это измеряется показателем «фракция выброса»), во всем мире кардиохирурги рекомендуют делать трансплантацию. В нашей стране такой возможности нет. Поэтому мы даже в крайне тяжелых случаях стараемся улучшить качество жизни пациента. Для этого приходится идти на риск — оперировать, если, казалось бы, надежды почти нет. И получается! Это ясно еще на операционном столе. У нас есть уникальный аппарат, позволяющий увидеть каждый миллиметр сердечной мышцы, как она справляется с нагрузкой. На глазах происходит улучшение работы сердца.

Еще есть повод гордиться тем, что спасаем пациентов, у которых на второй день после инфаркта, обычно в больнице, возникает осложнение — разрыв межжелудочковой перегородки. Без срочной операции человек точно погибнет. Но если пациента привезут к нам в институт, мы выполняем очень сложную операцию — пластику перегородки. Найти для «латки» здоровый участок ткани в больном сердце непросто. Но если все удалось, ты как хирург счастлив, потому что спас человека, который был обречен. В лучших зарубежных клиниках смертность составляет при таких вмешательствах 50 (!) процентов, а у нас — 12—15.

— Кому вы отказываете в операции?

— Стараемся этого не делать, но взвешиваем риск: улучшим качество жизни или рискуем потерять пациента на операционном столе, либо вмешательство ничего не даст. В каждом случае принимаем коллегиально решение. Раньше часто не брались оперировать очень тучных пациентов — 130—150 килограммов. У таких людей обычно есть диабет, что очень усложняет работу. Но сейчас выполняем операции и таким людям. Ведь многие набирают вес потому, что просто не могут двигаться из-за заболевания сердца. А с набором веса прогрессирует атеросклероз. Все взаимосвязано… Очень важно вовремя обращать внимание на проблемы с сердцем и не ждать, что все «само пройдет», а идти к врачу.

Читайте нас в Facebook

Сделайте «ФАКТЫ»
избранным источником
в Google News