«Ради цифры в рапорте НКВД расстрелял две тысячи безоружных парней, выдав их за бойцов УПА»
— Я предоставил для показа на этой выставке две высшие награды Украинской повстанческой армии (УПА) — Золотые Кресты Заслуги первого класса, которыми посмертно награжден мой отец Василий Процюк, — рассказал «ФАКТАМ» Николай Процюк, сын начальника штаба УПА-Юг. Мы познакомились с Николаем Васильевичем в Национальном музее Украины на открытии выставки «Борьба за Украинскую Державу», на которой представлены ценнейшие реликвии УПА (подробнее о выставке читайте здесь). — Дважды Золотыми Крестами Заслуги первого класса награждены лишь три человека. Горжусь, что один из них — мой отец. О том, что он воевал в рядах УПА, я узнал уже в зрелом возрасте — в 53 года. За минувшие с тех пор четверть века собрал очень много сведений об отце. Оказалось, он имел непосредственное отношение к созданию в 1943 году на Тернопольщине Антоновецкой республики, на территории которой была установлена украинская власть. А весной 1944-го участвовал в самой крупной битве УПА с войсками НКВД.
Я 28 лет прослужил офицером в Советской армии, это обстоятельство еще более усилило потрясение от письма, которое получил в 1992 году из США, — его автор (он украинец) сообщал, что мой отец был начальником штаба УПА-Юг. Мне нужны были доказательства, что этот человек ничего не перепутал. Я занялся поиском. Каждый из добытых фактов считал установленным, если подтверждение находил как минимум в двух источниках. Первым делом следовало найти фотографию отца. И вот мне попал в руки групповой снимок бойцов УПА, сделанный в декабре 1943 года на Ривненщине в селе Будераж. В то время повстанцы вели там переговоры с венгерскими военными (Венгрия была союзницей гитлеровской Германии) о мирном сосуществовании. Один из ветеранов сказал, что на этом фото крайний справа боец — «Кропива» (это позывной моего отца). Я увеличил изображение, отдельно напечатал портрет «Кропивы», показал его маме. Она уверенно сказала: «Да, это твой отец». Его узнали на этом фото ветераны УПА (в том числе главнокомандующий Василий Кук), для которых он был известен как «Кропива», и односельчане, знавшие отца как Василия Процюка. После этого я окончательно поверил, что на снимке мой папа.
* В селе Будераж на Ривненщине, где в декабре 1943 года было сделано это фото (на нем запечатлены повстанцы, крайний справа Василий Процюк), отряд УПА договорился о мирном сосуществовании с венгерским воинским подразделением
— Получается, в советские годы мама не хотела рассказывать вам о том, что отец воевал за независимость Украины?
— Она об этом не знала — отец считал, что говорить ей такое не следует. Все в нашей семье догадывались, что он был повстанцем, однако со мной и моей сестрой предпочитали соображениями на этот счет не делиться — чтобы мы случайно не навлекли на себя гнев властей.
Мы с сестрой родились на Галичине в селе Городиловичи, находившемся на берегу Западного Буга (исторический регион Сокальщина). В 1946 году СССР и Польша подписали договор об обмене частью приграничных территорий и их населением. Граница прошла по Западному Бугу. Наше село отошло Польше. Это стало для жителей настоящим горем, ведь нас выгнали из своих хат и отправили на новое незнакомое место. Когда нас привезли на станцию Сокаль, кто-то сказал, что нужно сжечь семейные фотографии, иначе НКВД станет допытываться, где сейчас мужчины, которые на них запечатлены. Мама тогда уничтожила все снимки отца.
Примерно половина ребят из нашего класса росли в неполных семьях. Безотцовщина в послевоенные годы была в порядке вещей, возможно, поэтому никто не допытывался, где наш с сестрой папа.
— Как познакомились ваши родители?
— Они оба родились и выросли в Городиловичах. Их молодые годы пришлись на период между Первой и Второй мировыми войнами. Сблизили моих родителей совместные репетиции в самодеятельном украинском театре, который организовал в Городиловичах мой отец. Он закончил режиссерские курсы общества «Просвiта». Тут следует сказать, что Западная Украина входила тогда в состав Польши и, чтобы противостоять ассимиляции украинцев, «Просвiта» массово организовывала по городам и селам национальные самодеятельные театральные кружки. Кстати, мама наизусть знала поэму Тараса Шевченко «Катерина».
В 1935 году отец втайне от моей мамы стал членом Организации украинских националистов (ОУН). Присягу вместе с еще одним новым членом ОУН принимал за театральной сценой. Вскоре его призвали в польскую армию. ОУН дала ему задание как можно лучше изучить военное дело — чтобы использовать эти знания, когда придет время сражаться за свободу Украины. После демобилизации отец стал учить хлопцев из Городиловичей азам солдатской службы. Как раз один из его учеников, который затем воевал в УПА, написал мне из Америки о папе.
1 сентября 1939 года гитлеровская Германия напала на Польшу, и моего отца мобилизовали. Однако на передовую он не попал — когда его воинская часть была еще в пути к фронту, Польша капитулировала. Солдаты с этого поезда разошлись кто куда. 18 сентября отец вернулся домой, я как раз тогда родился. В семье к тому времени уже росла дочь. Как известно, Германия и СССР поделили между собой Польшу. Наше село попало в немецкую зону оккупации. Отец сносно знал немецкий (напомню, что до 1918 года Западная Украина входила в состав Австро-Венгрии), но стал брать уроки языка — чтобы понимать, о чем говорят оккупанты. Из их разговоров стало ясно, что Гитлер не хочет, чтобы Украина стала независимой. Отец поделился этой неутешительной новостью с односельчанами, и на него кто-то донес. Нависла угроза ареста. Папа решил бежать в советскую зону оккупации — для этого достаточно было перебраться на другой берег реки. Дело было зимой. Он благополучно прошел по льду, а на берегу… попал в ловушку, устроенную советскими пограничниками — замаскированную снегом яму. Оперативно примчался наряд, отца арестовали, начались допросы. Папа убедил чекистов, что шел навестить свою бабушку (она действительно жила в советской зоне оккупации), поэтому обвинение в шпионаже сняли, но не отпустили. Отправили в Луцк в тюрьму (ее устроили в старинном замке Любарта) как перебежчика.
— Сколько он там просидел?
— До нападения Германии на СССР. Красная армия стремительно отступала, и НКВД решил уничтожить политических заключенных. Под эту категорию подпадал и мой отец. Ему удалось спастись благодаря тому, что сумел втиснуться в узкую (всего 40 сантиметров) щель между стеной камеры и печкой. За время, проведенное за решеткой, он ведь сильно исхудал, к тому же был невысокого роста. Всего тогда удалось выжить примерно сорока заключенным, более двух тысяч чекисты расстреляли из пулеметов и забросали гранатами.
— После невероятного спасения из Луцкой тюрьмы вашему отцу удалось вернуться домой?
— Да. Мама рассказывала, что, когда вышла вечером во двор доить корову, услышала, как кто-то тихонько зовет «Параню!» — «Це ти, Василю?» — «Я. Параню, сховай мене — я в хату не пiду». Мама спрятала его в сарае. Односельчанам отец не показывался — видимо, боялся, что кто-нибудь выдаст немецкому коменданту, который хотел его арестовать накануне германо-советской войны. Папа тайно прожил в Городиловичах недели две и ушел, не сказав маме о своих планах.
.JPG)
* Николай Процюк: «Мама узнала в этом человеке на групповом снимке своего мужа, моего отца». Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»
— Вы выяснили, куда он тогда направился?
— По заданию ОУН отец внедрился в оккупационную администрацию — стал переводчиком в Шепетовке (Хмельницкая область) — добывал нужные подполью сведения.
Осенью 1942 года началось создание Украинской повстанческой армии, мой отец пошел служить в соединение УПА, которым руководил Иван Климишин (позывной «Крук»), — продолжает Николай Процюк. — Кстати, до войны «Крук» закончил немецкую разведывательно-диверсионную школу. В 1942 году его как украинского патриота арестовало в Киеве гестапо. Но ему удалось сбежать, когда его везли в тюрьму. ОУН направила «Крука» на Волынь, где он начал организовывать первый отряд будущей повстанческой армии. «Крук» по достоинству оценил организаторские способности и талант в военном деле моего отца. «Кропива» стал одним из ближайших его соратников, занял должность начальника штаба УПА-Юг. Ветераны вспоминали, как однажды отец с побратимами разоружили одно немецкое подразделение. Гитлеровцы ходили на речку Иква купаться в одно и то же место. Когда они забрались в воду, повстанцы забрали их оружие и одежду. Оккупантам пришлось 17 километров бежать голыми до городка Почаев.
Руководимые «Круком» курени повстанцев УПА взяли под контроль север Тернопольщины. Летом 1943 года они создали там Антоновецкую республику с украинскими гражданскими и военными органами власти. Оккупанты не смели там показываться.
Столицей стало большое село Антоновцы. Там разместили гражданскую администрацию. А в лесу обустроили военный лагерь — с казармами, школами по подготовке младших командиров и санитаров, складами, госпиталем, аптекой (там гнали крепкий самогон — для дезинфекции ран), мастерскими, телефонной станцией, конюшней, гаражом (у повстанцев было восемь грузовиков), фермой, где содержались около 200 коров (это стадо отбили у гитлеровцев). В окрестных селах были организованы мануфактуры по пошиву обмундирования, обуви, амуниции для бойцов. Кстати, весь комплект одежды, в котором отец сфотографирован на групповом снимке в селе Будераж, пошит местными женщинами в этих мастерских.
Повстанцев было порядка пяти тысяч бойцов. Они рассчитывали, что после разгрома гитлеровской Германии и ее союзников вспыхнет война между Советским Союзом и США. И тогда УПА освободит Украину от московского ига.
— Что произошло с Антоновецкой республикой, когда в апреле 1944 года Красная армия заняла Тернопольщину?
— Маршал Жуков приказал провести операцию по уничтожению повстанцев. Для этого советское командование привлекло печально известные заградотряды и полки НКВД. Последние перед этим были задействованы в депортации с Кавказа чеченцев, ингушей и карачаевцев, огульно обвиненных в сотрудничестве с гитлеровцами.
— Вашему отцу удалось выжить, когда советские каратели начали операцию по уничтожению повстанцев?
— Да. У противника было значительное численное превосходство, он задействовал артиллерию и танки. Повстанцев взяли в кольцо в Гурбовском лесу. Это произошло 23 апреля 1944 года. Попытки вырваться успеха не имели. Бойцам УПА пришлось рыть окопы (круговая линия обороны протянулась на 50 километров). На вооружении у них было стрелковое оружие и лишь несколько пушек-сорокопяток и противотанковых ружей. Утром враг пошел в наступление. В течение дня повстанцы отбили три атаки, несмотря на то, что противник задействовал танки. Бои были очень тяжелыми, на следующий день оборона могла бы и не выдержать натиска. Украинское командование решило прорываться из окружения, причем по двум направлениям — чтобы враг не мог сконцентрировать все силы в один кулак. Это была крупнейшая битва УПА с войсками НКВД. Значительная часть наших бойцов вырвалась из капкана.
Это сражение стало этапным в войне УПА с российскими оккупантами — после него украинские силы не сводились в крупные воинские соединения. Война стала партизанской, бойцы ушли в леса, появился особый вид тайных землянок — крыивки.
— Сколько тогда полегло бойцов УПА?
— Главнокомандующий УПА Василий Кук (он скончался в 2007 году) говорил мне, что около 200 человек. Это вместе с ранеными, которых добили энкаведисты. Самые большие потери оказались среди безоружных людей. Получилось так, что накануне битвы ездовые от куреней УПА объезжали окрестные села с призывом к мужскому населению идти в лес на подмогу повстанцам. Откликнулась прежде всего молодежь. Вот только вооружить новобранцев было нечем. И получилось, что в бой новобранцы не пошли. Гурбовский лес стал для них ловушкой. Солдаты НКВД прочесывали чащу и убивали всех, кого настигали. Разыскать жертв им помогали котомки, которые новобранцы прихватили с собой из дому. Они были пошиты из белой ткани, поэтому их было видно издалека. Каратели убивали парней не только из-за озлобленности, но и ради, так сказать, «бухгалтерии» — командиры были заинтересованы, чтобы записать в рапорты об операции как можно больше уничтоженных «бандитов». Так и убили около двух тысяч безоружных ребят. Но это, к сожалению, еще не все: некоторые крестьяне решили, что боевые действия безопаснее переждать вне села, и ушли в лес. Энкаведисты уничтожали и их.
Сейчас в память о невинных жертвах возле Гурбовского леса стоит памятник, построена церковь и организован монастырь УПЦ Киевского патриархата. Каждый год в третий день Пасхи проходят поминальные мероприятия.
— Вы говорили, что ваш отец награжден двумя высшими орденами УПА посмертно. Удалось узнать, где и при каких обстоятельствах он погиб?
— Да, я даже общался со свидетелями. Трагедия разыгралась 13 июня 1944 года. «Кропива» с двумя побратимами находился в селе Кордышев (Шумский район Тернопольской области. От хаты к хате пронеслась весть о том, что нагрянуло подразделение НКВД и проводит облаву. Отец с товарищами спрятались на одном из подворий в подземном схроне, вырытом хозяевами при немцах. Дело в том, что гитлеровцы периодически наведывались в село и реквизировали скот. Когда они являлись, семья прятала в схроне свиней. Хозяева подворья не знали, что в этой тайной землянке укрылись трое бойцов УПА. Поэтому, когда энкаведисты спросили, есть ли в хате или в другом месте укромное убежище, хозяева указали на тайник. Солдаты пошли его проверять и обнаружили, что там кто-то есть. Потребовали сдаться. Один из трех повстанцев — совсем еще молоденький паренек — сказал побратимам, что выйдет с поднятыми вверх руками. Другой боец заявил на это: «Нельзя тебя отпускать — ты все о нас большевикам расскажешь!» А мой отец заступился за юнца: «Ладно, не держи его, пусть живет». Молодой сдался, а мой отец с побратимом застрелились. Причем выстрелили себе в подбородки — чтобы пуля снесла лицо и чекисты не смогли провести опознание. Одна местная жительница потом везла солдат с пленным в райцентр и слышала, как он рассказывал, кто был с ним в убежище и что выбраться ему оттуда удалось благодаря тому, что «Кропива» за него заступился перед побратимом. Я разговаривал с этой женщиной, от нее и узнал о последних минутах жизни отца.
В 1994 году папу перезахоронили на старом кладбище в городе Шумске.
2214Читайте нас в Facebook
